– Ты мне платье давай высуши, пока я не замерз. А потом сваливай по делам, раз их у тебя так много. Чудило. Если б я заранее знал, что при отрыве от фасолины столько противоречий будет…
Послышался тяжелый вздох.
– Ну вот, другое дело, – сказал Люка, удовлетворенно осмотрев робу и пуховик и проведя рукой по новой шапке-ушанке из синтетического меха.
– Велик у настоятеля ближайшего монастыря. Горный Specialized последней модели, – сказал он вслух, и слова эхом пронеслись по пещере.
– Угу. Состояние приличное. Подсветка и таймер имеются, – мечтательно заметил сослуживец.
– Ты куда клонишь? Я ведь должен хоть немного спать. Иногда.
– Одиночество полюбил? Рупор не забудь. За камнем лежит.
– Я люблю не одиночество, а неприкосновенность индивидуального пространства, – объяснил Люка и, обойдя камень, поднял рупор. – Нет людей, любящих одиночество. Даже у тех, кто считает себя одиночками, есть кот или пес.
– Ладно, – вздохнул провожатый, – Иди с Богом. Там видно будет. Буду скучать по тебе. Очень.
Прихрамывая, в жениных туфлях на каблуках, яркими бирюзовыми пятнами мелькавших при ходьбе из-под выцветшего платья фиолетово-серого оттенка, Люка направился на рабочее место, радуясь возможности забыть о боли. Задники туфель были вырезаны, и пятки свисали сантиметра на три. Ходьба по горам причиняла Люке сильную физическую боль.
Стоял солнечный, не по-зимнему теплый день. По Таферату слонялись местные и приезжие. Люка подобрал табурет, валявшийся на обочине дороги у входа на базар, предусмотрительно снял и аккуратно поставил возле табурета туфли жены. Лодочки цвета небесной бирюзы привлекали внимание прохожих не меньше самого оратора. Один из прохожих подошел поближе и посмотрел на них. Растянутые, с ободранной кожей на каблуках и вырезанными задниками, внутри они были все в крови. Люка забрался на табурет и поднял рупор.
– Пришло время, – сказал он.
– Глядите-ка, наш Сирена снова вещает, – сказал один из местных.
Люка быстро заработал себе кличку Сирена. Никто не возражал против его невинных выступлений. В скучном городке, живущем размеренной жизнью, каждый был рад хоть как-то поразвлечься.
Люка приветливо улыбнулся, снова поднял рупор и с выражением продолжил свой спич:
– Знаем мы все, что на лоне земли многодарной творится. – Обведя рукой окрестности, он несколько раз блеснул глазами в разные стороны. – Сирена находится в ваших мозгах, – повысил голос он. – Пришло время, когда каждому придется остаться наедине с самим собой. Не будет больше никакой поддержки в виде привычных ценностей. Вашего любимого комфорта не станет! – С каждой новой фразой Люка входил в больший раж. – Несколько дней ты будешь один, мы оставим тебя без поддержки, – продолжал он, впившись жестким взглядом в улыбавшегося туриста в ярко-синем пуховике. Тот стал аплодировать, не понимая всей серьезности своего положения. – Если не будешь смирен и терпелив, будет только хуже, – неожиданно спокойно добавил Люка. – Все будет мешать тебе в эти дни. Потом ты снова получишь несколько дней поддержки и утешения. Так будет продолжаться до тех пор, пока ты не научишься уверенно стоять на ногах, не испытывая ни малейших колебаний в том, что касается отказа от своего эго и задавшись единственной целью: служить людям бескорыстно.
Кто-то в толпе громко заржал.
– Уж не ты ли собрался стать нашим благодетелем? – раздался голос из толпы.
– Постой, он задаром промоет нам глаза, – выкрикнул другой, и Люка кивнул ему в знак согласия.
Толпа шумела и гудела. Люди, проходя мимо глашатая, смеялись, не догадываясь, что перед ним стоит один из архонтов величайшего в истории человечества проекта по переведению человека разумного с новый формат ви́дения. Торговые ряды постепенно приходили в движение. Перед Люкой непрерывным потоком потекла людская толпа, из которой то и дело выпадали зеваки, подходившие поближе и образовавшие в итоге круг вокруг табурета с Люкой.
– Ты должен научиться верить, – пылко выкрикнул Люка.
– Слушайте, слушайте его, – поддержал молодой человек из стоявших вокруг зевак. – Он настоящий отшельник. Святой человек. Не спит и не ест ничего, кроме травы, растущей по склону гор.
– Ничего, кроме сорных трав, – отозвался другой слушатель. – Заклеить ему рот или не стоит?
Неприятель вытащил складное зеркальце и стал пускать в Люку солнечных зайчиков. В отражении Люка краем глаза увидел себя с заклеенным ртом. Заставшая врасплох колика в животе заставила его согнуться пополам. Люка замычал от боли.
– Ну вот, говорил я вам, он травами питается и пьет грязную воду, – повторил парень и сделал знак пускавшему солнечных зайчиков. Тот опустил зеркальце.
Неожиданно в двух шагах от бирюзовых туфель, стоящих рядом с табуретом, в небольшую лужу пролитой кем-то воды плюхнулся голубой мяч из пористой резины. Кто-то из толпы кинул его в Люку, но промахнулся. Мяч мгновенно впитал в себя всю воду, полностью осушив лужу.
– Нет ничего невозможного для того, кто научился видеть мир глазами других людей, – сказал Люка, опустив рупор и задумчиво глядя на мяч. – Я покажу вам новый мир, – сказал он, подняв глаза на зевак.
– Вот до чего довела тебя твоя вера. Слоняешься, как неприкаянный, – выкрикнул кто-то.
– А он за нами пришел, он же объяснил, – заметил другой.
– Правильно, – крикнул Люка. – Я пришел за теми, кто сохранил чистоту души. Я здесь, чтобы повести вас в мир созидания.
– Далеко идти-то?
– Да вон туда, – махнул рукой Люка в сторону гор. – В дальние пещеры. Там есть ворота внутри пещеры. А за ними коридор в другой мир.
– Постыдился бы, – возмутился кто-то. – Только что такое горе пережили.
Несколько человек, стоявших вокруг Люки, притихли.
– Я заручился поддержкой жителей за воротами другого мира, – продолжал Люка. – Они заинтересованы в нас, а потому мы будем жить теперь в двух мирах. Людям предстоит трудная работа: восстановить исходную программу, заложенную в них в начале земных времен. Это нелегко. И потери неизбежны. Но пока земля носит нас, мы поборемся за тех, кто не до конца отравлен миазмами без перерыва грабящего и воюющего мира.
– Стало быть, нам предстоит битва? – подыгрывая Люке, кивая, спросил один из зевак.
– Биться будем до последнего. С моей помощью вы станете новыми героями.
– Будем биться, чтобы остановить войну в этом несправедливом мире, – продолжал кивать зевака.
– На протяжении многих столетий вам направляли послания о том, как именно активировать себя, но наш слабый импульс стал таковым, потому что сознательно глушился и доходил до вас в искаженном виде.
– Так это ты отправлял мне послания о лучшей жизни, когда мне не хватало денег на пару альпинистских ботинок? Я чувствовал некий слабый импульс, – сказал один из группы альпинистов, и в круге, образовавшемся вокруг Люки, засмеялись.
– Иногда импульс все же доходит, но активация проходит неправильно, – не обращая внимания, продолжал Люка. – И тогда человек совершает чудовищные разрушения вокруг себя либо причиняет вред самому себе. Каждый участок мозга активируется, если шлюз между мирами работает правильно. Но хищники завладели им, отрезав нас от цельного, здорового и согласованного мира соседей. Вы уже спустились в ад при жизни. Настало время воскреснуть, дорогие!
– Да ты, я вижу, долгожитель, – добродушно заметил один из альпинистов и улыбнулся Люке.
Кто-то из слушателей ушел, махнув на глашатая рукой и недовольно бормоча себе под нос, кто-то проложил безучастно слушать, а самый активный решил еще немного поразвлечься.
– Я был в районе логова, – сказал альпинист, напустив на себя самый серьезный и заинтересованный вид.
– Правда? – обрадовался Люка.
– А то, – усмехнулся мужчина. – Такая же правда, как и твоя. Волк воет на луну, переговариваясь с братьями.
– Я знаю логово, – подхватил Люка. – Все пространство вокруг него кишмя кишит ложными, превратно понятыми словами и понятиями, перевернутыми с ног на голову смыслами, искажениями. Мы поднимем свою энергию и таким образом избавимся от наваждения эфирных оборотней. Мы прорываемся сквозь мусор к чистому источнику.
От безнадежности альпинист тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой, но Люка уже разошелся и снова стал громогласно вещать в рупор в сторону толпы:
– Братья солнечные, собирайтесь! Зову вас в путь! Кто осужденья льдом обжегся, вряд ли встанет, но тот, кто разум свой держал в прохладе, пылая сердцем, примкнет ко мне без промедленья!
Люка опустил рупор и в недоумении посмотрел на снующих мимо него людей и повозки, запряженные в ослов. Никто из прохожих и головы не повернул в его сторону. Каждый был занят своим делом.
– Видел я в гробу твой свет, стихоплет, – пронеслось в толпе.
– Очень правильная мысль, – поддержал Люка.
– Тебе надо работать, а не дурью маяться. Поди-ка сюда, – поманил его пальцем сочувствующий альпинист, побывавший в районе логова, и Люка, послушно спрыгнув с табурета, подошел к нему.
– Не знаю, откуда ты такой взялся, но на монаха не похож, – сказал он, критически осмотрев торчавшее из-под пуховика выцветшее платье.
– Кто я, по-твоему? – кротко поинтересовался Люка.
– Бездельник, кто же еще. Народ от работы отвлекаешь.
– У дальних пещер выставили охрану, – сообщил стоявший рядом с альпинистом толстяк с окладистой бородой. – Своими глазами не далее как вчера утром видел юную блондинку с автоматом.
– Я тоже видел, – услышав, обернулся удивленный юноша, проходивший мимо. – Она была в военной форме, точно.