Эта же мысль билась в головах у конников Степного Орла. Почти с самого утра. Накануне вечером они удачно перехватили набег соседей, положив почти сотню из рода Сусликов, потом на время потеряли след уцелевших, потом нашли его и обнаружили, что уцелевшие ушли к городу. Ушли через дыру, которая, как оказалось, образовалась в горной гряде. И шакал с ними, с уцелевшими Сусликами. Появлялась возможность разобраться с зажравшимися горожанами. И не воспользоваться такой возможностью было глупо. Нужно было идти вперед, занять эту дыру и вызвать соплеменников. Орлы были большим родом, могли выставить полторы тысячи воинов. А полторы тысячи конных Орлов могли смешать с грязью пять тысяч трусливых горожан. Вот сейчас Степной Орел даст команду…
И Степной Орел команду дал. Спешиться и расседлать коней.
– Орлы! – выкрикнул он. – Я привел вас сюда, я мог повести вас и дальше. Отсюда и до последнего моря.
– Веди! – закричали Орлы. – Даешь!
– Мог бы. Но я должен подумать. Должен посоветоваться с богами. Горожане хитры. И у них много колдунов. И мы не знаем, как умилостивить их богов. Я буду думать.
– Тихо! – закричали сотники и десятники. – Степной Орел думать будет.
И Степной Орел принялся думать, сидя на вершине холма.
А три сотни его воинов стали ждать. Вначале совсем молча, а потом по немногу разговорившись. И принявшись за мелкие бытовые дела. Оптимисты стали готовить веревки для пленных и прикидывать, что можно будет выбросить из вьючных мешков, когда понадобится складывать добычу. Пессимисты извлекали из мешков тряпки для перевязки и проверяли наличие бальзамов и мазей на случай ранений.
Большая же часть проверяла тетиву у луков и подтачивала клинки. Походный сказитель, призванный поддерживать в воинах боевой дух, затянул речитативом под аккомпанемент бубна древнее сказание о том, как доблестный вождь Тутунас бился с войском Тамуниха, был ранен и вынужден отступить, но все-таки победил, хоть и почти погиб. Сказание слышали уже не один десяток раз, но выбора все равно не было. Тем более что Степной Орел продолжал думать.
Какого хрена, думал Степной Орел. Все ведь было так правильно и потому хорошо. Был город, наполненный товарами. И были караванные тропы, которые вели к этому городу. И были ворота, которые открывались только перед безоружными. И были Орлы, которые пропускали к воротам только тех, кто платил за это. И вот тебе на! Дыра в гряде означала, что теперь каждый кому не лень сможет идти сюда, нападать на город, устраивать там резню, вывозить пленных и тому подобное. Сама идея набега Степному Орлу нравилась. Не могла не нравиться. Но если ты сегодня зарежешь барана, то завтра ты с него шерсти не настрижешь. Если бы городов было много – тогда да, набегай себе время от времени, грабь их по очереди, давая накопить жирок между набегами. Но город один. И ограбить его можно только один раз. А потом что?
И где, спрашивается, эти недоделанные горожане? Отчего это они не бегут затыкать дыру? Почему не гонят сюда свое войско, чтобы остановить возможных врагов? Ну не Орлам же сторожить этот пролом. Хотя… Или все-таки войти туда? Припугнуть горожан, заставить их заплатить дань и подтолкнуть к строительству стены? Большой такой стены, без ворот. Достаточно и тех, подступы к которым контролирует род Орлов.
Ближе к вечеру за проломом появилась пыль. Столб пыли. Пыли, которая всегда сопровождает движение любого войска, особенно пешего.
Наконец-то, вздохнул с некоторым облегчением Степной Орел. Явились. Лишь бы они теперь в бой не кинулись.
– Прикажешь седлать? – спросил сотник.
– Не прикажу, – ровным голосом ответил Степ ной Орел.
– Но ведь идет враг, – осторожно напомнил сот ник.
– Чем ближе – тем лучше, – сказал Степной Орел. – Меньше кони устанут.
– Каким ты был, мудрый Степной Орел, таким ты и остался, – ответил сотник и вернулся к своим воинам.
"Вот если бы они начали переговоры", – подумал Степной Орел.
– Переговоры, что ли, начать… – пробормотал Жеребец.
Стоявшие рядом с ним сотники поморщились одинаково и одновременно. Переговоры со степняками. Очень умный командир. И трусливый. Атаковать нужно, понятно даже и дикобразу. Это тебе не царицу ублажать… О царице сотники подумали с завистью. Угораздило же ее выбрать этого Жеребца, а не кого-нибудь из них.
– Переговоры начнем, – увереннее сказал Жеребец.
– Сам пойдешь? – спросил командир первой сотни. – Дать жезл для переговоров?
Жеребец замялся. Переговоры лучше, чем идиотская стычка под градом стрел, но идти к пропахшим конским потом уродам…
– Оружие горожанам раздавать? – спросил начальник городского арсенала, сопровождавший обоз с оружием.
Он торопился, и его можно было понять. Как только оружие и доспехи будут розданы, делать начальнику арсенала станет нечего, и тогда можно возвращаться к родным подвалам и складам в относительно безопасный царский дворец.
– Раздавать?
Сотники улыбнулись пренебрежительно. Вооруженное штатское дерьмо все равно останется штатским дерьмом. И польза от него будет только в том, что конница степняков, натолкнувшись на такое "воинство", увязнет, как в куче навоза. И все понимали, что начальник арсенала жаждет быстро раздать оружие, чтобы потом списать его недостаток на складах. Приторговывал начальник арсенала оружием и снаряжением потихоньку. А тут такая возможность все разом прикрыть.
– Раздавай, – махнул рукой Жеребец.
– Седлай! – приказал Степной Орел.
"Тупые горожане не догадались, не додумались до посольства. Теперь придется вырезать передовой отряд, погнать уцелевших под защиту городских стен, а потом, уже как победителю, отправить посольство к царице. Вот что бывает, когда власть попадает в женские руки", – подумал огорченно Степной Орел.
Ударил походный барабан.
Затрубил боевой рог, подавая команду приготовиться. Жезлоносец за спиной Жеребца высморкался так оглушительно, что военачальник вздрогнул.
– В очередь, сучьи дети! – закричали арсенальские служащие, пытаясь внести хоть какой-то порядок в процесс получения оружия и снаряжения. Рыбаки, оказавшиеся ближе всех к телеге, получили снаряжение первыми и отошли в сторону, пытаясь разобраться в путанице ремешков, блях и пряжек. Зануда давал ценные указания, рыбаки, натягивая на головы шлемы не по размеру и пытаясь застегнуть пряжки на рассохшихся ремнях, ругались, на чем свет стоит.
– Так он же тупой! – разочаровано протянул Младший, ощупав пальцем лезвие меча.
– Ясный красный, – сказал Зануда. – Кто же заточенное оружие в арсенале хранит?
– А как же им рубить?
– Вот так и руби. Он же медный, это ведь тебе не черная бронза. Ты б его даже если заточил, то сучий помет, после трех ударов он бы снова затупился. Ты, если до махалова дойдет, не забывай его выпрямлять.
– Как?
– А об колено, – сказал Зануда.
– А он об колено только хрен гнет, – сказал Щука. – Целыми вечерами гнет и гнет, то правой, то левой, и радуется. Вон скоро ладони будут волосатыми
Рыбаки заржали.
– Кто получил оружие – вперед! – крикнул кто то командирским голосом из облака пыли.
– Побежали, что ли? – сказал кто-то из рыбаков
– Опоздать боишься? – Зануда отобрал у Младшего флягу с вином, отпил, а потом по-хозяйски пустил ее по кругу. – Первым почему хреново? От врага хрен увернешься, а потом сквозь своих хрен убежишь.
– А мне батя говорил, что первые получают лучшее из добычи…
– А их семьи – посмертную лавровую ветвь за храбрость, – закончил Зануда. – Нет, если кто хочет – пусть бежит.
– Так ведь приказали…
– Тебе лично?
– Нет, но…
– А ты не нокай, не запряг. – Зануда завязал узлом крошащийся ремешок на доспехах у Горластого. – Ты решай давай, воевать хочешь или живым к бабе своей вернуться.
Ополченцы двигались мимо рыбаков, матерясь, что-то выкрикивая, гремя оброненными доспехами и надсадно кашляя в клубах пыли. Особую прелесть в этот бардак добавляли пики в пятнадцать локтей, выданные самым везучим ополченцам. Споткнувшись о неудачно выставленные древки, десятки людей падали шеренгами, бегущие следом наталкивались на завал из копошащихся тел, тоже падали, ругались, отталкивали друг друга, пытались найти под ногами упавшие доспехи и оружие, вскакивали и снова налетали на пикинеров, которые никак не могли сообразить, что пики нужно держать вертикально, наконечниками вверх. Те же, кто это понимал и пытался-таки поднять свое оружие, лупили соратников древками по лицам и шлемам, и несколько ополченцев получили шрамы еще до начала битвы.
– Велика земля, а отступать некуда, – сказал командир третьей сотни. – Позади каша из ополченцев.
Жеребец обернулся назад, и лицо его приобрело страдальческое выражение. Каша – это было еще мягко сказано. Клонящееся к западу солнце освещало первозданный хаос, багровую от солнечных лучей мешанину из пыли, людей, криков и страха. Вынырнувшие из этого ополченцы тяжело дышали, откашливались, а потом замирали, увидев, как степняки выстраиваются в боевую стенку.
– Назад дороги нет, – простонал Жеребец.
– Пропустите служителей культа! – послышалось сзади, из пыльного облака.
– Этого еще не хватало! – Командир второй сотни снял шлем и вытер рукой вспотевший лоб. – Еще только жрецов мы здесь не видели. Это какого ж бога служителей сюда принесло?
А принесло, как оказалось, жрецов сразу трех богов: Громовержца, Голосистой Девы и Воина.