Нервная кобылка остановилась, судорожно поводя худыми боками, только на вершине пологого холма, полностью свободной от лесных зарослей.
– И на этом, родная, спасибо, – вежливо поблагодарил Алекс. – Все колёса, слава Богу, на месте, тележка не развалилась. И то, как говорится, хлеб.…Итак, где же мы с тобой, собственно, оказались? Пока ясно только одно – на отличной смотровой площадке. Чем и следует, по моему мнению, незамедлительно воспользоваться…
Он, не слезая с облучка повозки, встал на ноги и с интересом огляделся по сторонам.
Пейзаж, открывшийся взору, откровенно впечатлял и внушал уважение. Слева (судя по ощущениям, на западе), возвышались – длинной бескрайней полосой – далёкие серо-голубоватые горы, полные неизъяснимой печали. Справа – не так уж и далеко – простиралось ярко-голубое безбрежное море. Ну, и морское побережье, понятное дело, украшенное в одном месте россыпью разноцветных строений неизвестного населённого пункта. А впереди (впрочем, как и позади), наблюдались сплошные зелёные-зелёные леса. На вершине холма дорога раздваивалась: один из её "рукавов" вёл к задумчивым голубым горам, а другой, наоборот, к легкомысленному (но тоже голубому), морю.
– Тропические вечнозелёные леса, – пристально всматриваясь вперёд, на всякий случай уточнил Алекс, после чего, почувствовав тягу к живому общению, обратился к лошадке: – Как, быстроногая, себя чувствуешь? Притомилась? Ну, отдыхай, отдыхай.… А что, кстати, думаешь – относительно местных природных красот? Отдуваясь, молчишь? Ну-ну… Ладно, тогда я поделюсь своими умозаключениями. Значится так… На западе – высокая и длинная-длинная горная гряда. Вернее, серьёзная-серьёзная горная страна. И угольно-чёрные высоченные пики – местами – присутствуют, и широкие седловины, оснащённые пышными шапками вечных и белоснежных снегов. На востоке же расположились ласковые-ласковые, лазурные-лазурные морские воды. Непростые, ей-ей, лазурные воды, а с ярко-зелёными – и тут, и там – островными архипелагами. А между синими горами и тёплым морем разместилась узкая (но, вместе с тем, визуально-бескрайняя), полоска тропических вечнозелёных лесов. Вот, такая запутанная картинка… Ощущения? Догадки? Ассоциации? Имеется одна дельная – типа – ассоциация.…Например, литературные произведения великого и непревзойдённого О`Генри. Жил на этом свете один мечтательный старик с таким именем – смуглолицый и морщинистый, а его тёмно-коричневые пальцы всегда пахли настоящими кубинскими сигарами и нечаянно-пролитым виски.…О чём это я? Ах, да… Странная, цветная и очень беспокойная страна, зажатая между величественными Кордильерами и безалаберно-весёлым Карибским морем. Многое сходится. В том плане, что очень – по визуальным ощущениям – многое-многое-многое…
Рядом обнаружилось светлое оконце – два метра на два, из которого вытекал, чарующе журча и устремляясь вниз по склону, крохотный, но на удивление бодрый ручей.
"Родничок бьёт прямо из желтовато-серой скалы", – отметил Алекс. – "Родники, они верные и многократно-проверенные друзья. Причём, не только человечьи, но и Божьи. Многое могут и рассказать, и подсказать. Многое-многое-многое. Если, понятное дело, захотят…".
Соскочив с повозки, он подошёл к роднику и, предварительно трижды сплюнув – на всякий пожарный случай – через левое плечо, заглянул в туманно-зеркальное "оконце".
"В туманно-зеркальное?", – подумалось. – "Скорее, уж, просто – в зеркальное… Чего, спрашивается, ходить вокруг да около? Зеркало самое натуральное. Блестящее, яркое и ясное… И что же в нём отражается? Какая-такая картинка? Да, самая обыкновенная. То бишь, и не картинка даже, а физиономия…".
– Вполне, между нами говоря, приличная физиономия, – осторожно проведя ладонью по лицу, удовлетворённо хмыкнул Алекс. – Можно было, учитывая последние мрачные реалии, и худшего ожидать. Пейсы там всякие, к примеру. Длинные, сальные и пафосные. Или же бронзовую шлем-кастрюльку с кривыми коровьими рогами на голову.… А так-то – что? Мужественная такая харя имеет место быть – бронзово-загорелая, по-хорошему наглая, обветренная, с характерным авантюрным блеском в глазах. За такую – нигде и никогда – не будет стыдно. Нигде, клянусь. Даже на Суде Страшном. Страшном и, ёлочки стройные, суровом… Не, нормальная морда лица. Без трёпа. Хорошая такая. Уважение вызывающая. По крайней мере, самому – к себе… Конкретика? Похоже, что я тружусь – в этом конкретном сне – записным авантюристом. Честным таким, упорным и упёртым. Ничего не знающим о модных салонах красоты, где на мужественные мужские лица наводят светский лоск наглой сытости и вечного самодовольства.…Или же, на худой конец, отчаянным искателем приключений, возомнившим себя новым Христофором Колумбом. Мол: – "Ура! Откроем – всё и вся! Вперёд и вверх – за всемирной славой, разлапистыми орденами, звонкими монетами и женскими искренними ласками!"… Замечу, что именно искренность последних – как это и не печально – вызывает обоснованные сомнения и опасения. Плавали – знаем… Что такое? Ну-ну. Слушаю. Излагайте. Весь во внимании. Тщательно впитываю и старательно пытаюсь осознать.
В его голове – словно бы передаваемые из иного измерения с помощью некой хитрой аппаратуры – замелькали-потекли стройные и дельные мысли, полные однозначно-полезной информации…
На это раз его звали – "Диего Амадей Буэнвентура-и-Гарсия".
– Вполне достойное, на мой изысканный вкус, имечко, – внимательно всматриваясь в собственное "родниковое" отражение, оценил Алекс. – По-настоящему благородное. Мол: – "и-Гарсия…". Цельно и правдоподобно. Для тех, ясен пень, кто понимает, конечно…
Родился он (как подсказали своевременные мысли), в прекрасной, замечательной и неповторимой испанской Барселоне. Прекрасной, но – одновременно – нищей и бесперспективной. Пришлось, как и полагается благородному и честному идальго, временно иммигрировать. То бишь, переквалифицироваться из мирного потомственного винодела в бесшабашного и отвязанного авантюриста.
– Получилось, как получилось, – вволю напившись из родникового "окошка", мимоходом объяснился с окружающим его Миром Алекс. – Они во всём и виноваты, всякие и разные цветистые рассказы-байки родственников, друзей и, вообще, малознакомых личностей – о невероятных чудесах и безлимитных перспективах Новых Земель. А байки, как известно, остаются таковыми – безвинными и пустыми – только до тех пор, пока ты в них не поверишь. Поверил? Пиши – пропало. Захватят, только держись. И оглянуться не успеешь, как окажешься по другую сторону Океана. Без копейки денег, но зато в компании верных и мечтательных друзей. Бывает…
Последние несколько лет он провёл в суровых Кордильерах – искал золото и серебро. Увлечённо искал, позабыв обо всём на свете. Вот, кое-чего нашёл. Нашёл, старательно упаковал и решил – спуститься с продрогших молчаливых гор, к тёплому и беззаботному морю. Дабы посетить какой-либо гостеприимный приморский городишко. Причём, всё равно – какой. Без разницы. То есть, почти без разницы. Мол: – "Лишь бы городок, а в нём – девчонки. И пусть каждый день – как будто новый. И глаза стреляют – из-под чёлки. Над дверями номера – подкова…". Ну, и так далее… Итак. Задумал – спуститься с гор и слегка отдохнуть. Отдохнуть? Ну, вспомнить о существовании нормальной пищи, хмельных напитков и симпатичных женщин. Причём, речь не шла о женщинах лёгкого и облегчённого поведения. Просто – о женщинах. А ещё лучше – о весёлых, беззаботных и целомудренных девушках. Мечтательных, трепетных и светлых таких. Из заветной серии: – "И девчонки – тонкие. Печально. Жадными глазами – к горизонту. О Любви грустят – необычайно. Ждут своих Героев – ночью тёмной…". Философия сплошная. Голимая, подростковая и глупая…
Алекс ещё раз глотнул родниковой водички, после чего, поднявшись на ноги, предложил лошадке:
– Хочешь, подружка, и тебя напоим? Заслужила, как-никак. Разворачивайся… Не получается? Подожди, я попридержу правое переднее колесо… Давай, попробуй сейчас. Молодец. Пей…
Минут через пятнадцать-двадцать конная повозка уверенно двинулась вниз – в сторону вожделенного приморского отдыха.
Дорога, преобразовавшись из зачуханной бугристой просеки в полноценную дорогу, становилась с каждым преодолённым километром всё более широкой и ровной. Иногда вдоль её обочин наблюдались – и поодиночке, и парами – кофейно-белые горные ламы, загадочно глядевшие (словно бы гипнотизируя), на проезжающего путника своими влажными глазами-миндалинами.
Жёлто-белёсое солнышко поднималось всё выше и выше. После очередного дорожного поворота взору путешественника предстала очередная симпатичная картинка.
"Крошечная такая бухточка, аккуратная и словно бы игрушечная", – ослабив вожжи, мысленно прокомментировал Алекс. – "На берегу – в художественном беспорядке – вольготно расположились три-четыре сотни разномастных домиков и домишек, над которыми возвышается вполне даже солидное здание величественного католического собора. Вдоль морского побережья – по обеим сторонам от неизвестного посёлка – хорошо просматриваются молодые банановые и апельсиновые рощи. Ну-ну… Ага, вдоль набережной сложено – из крутобоких камней – некое подобие крепостного вала, а в специальных гнёздах установлены пушки. Визуально – гаубицы. И возле этих гаубиц дежурят бдительные бойцы – подкатывают чугунные ядра, прочищают специальными длинными приспособлениями пушечные стволы, а в бронзовых чанах, установленных на длинных треногах, теплится огонь… Интересное дело. Посредине берегового крепостного вала установлен высокий шест, на котором закреплён странный и необычный флаг: упитанная златоглазая чёрная кошка – на фоне розово-алой утренней зари. Оригинальная задумка, ничего не скажешь…".
– Эй, торопыга, остановись! Вожжи-то натяни! – с округлого бело-красного валуна, лежавшего рядом с дорожным перекрёстком, поднялся приметный детина среднего возраста и известил: – Дело, браток, к тебе имеется.