Освобождать пистолет от руки оказалось непросто, та намертво вцепилась в оружие. В самый последний момент он выстрелил – палец мёртвого, лежавший на спусковом крючке, дёрнулся.
Нас заметили. В нашу сторону выпустили очередь. Каким-то чудом никого не задело. Разве что сверху посыпались осколки зеркальной обвивки стен.
Двое новых знакомых наконец-то повалились на пол, закрыв головы руками. Я огляделся.
Свет постепенно угасал, словно некто специально устанавливал уровень освещения, чтобы затруднить действия гостей. Сами нападавшие, наверняка, имели специальную оптику.
Зал затягивался дымом. По нему расхаживали силуэты в чёрных обтягивающих костюмах. Они добивали раненых. Криков становилось всё меньше. Звуки бешеной стрельбы и жуткие вопли доносились из соседних залов, постепенно удаляясь от нас.
Мои соседи притворились мёртвыми. Как и я. Нас выдавала разве что дрожь в ногах мажора. Он никак не мог унять её. Признаться, в моём животе тоже поселился страх.
– Встать, тварь, – раздался голос. Никакого акцента. Не араб, а свой. Истинный ариец. Родной.
Через отражение в зеркальной стене я различил, что к нам приблизилось три силуэта. В обтягивающих костюмах, полностью закрывающих тела. Один с автоматом. Другой с кинокамерой. Третий… чёрт его знает.
Третий схватил мажора, и тот повис в темноте, как безвольный мешок. На камере зажёгся фонарик, и свет ударил в лица обоих – террориста и его жертвы, замершей в цепких руках.
– Кто у нас тут? Малыш Бра-а-ун.
Значит, боевики искали его. Отпрыска одной наиболее успешных и знаменитых европейских семей. Зачем?
– Что с эфиром?
– Подключаемся… Есть. Теперь все каналы.
– Поставь на колени.
– Не шевелись, тварь! – рявкнул третий, заставив родовитого парня держаться самостоятельно.
Третий отошёл чуть в сторону. Рядом с жертвой встал второй террорист, он произнёс в камеру:
– Каждый в их семье знает, по какой причине заслужил смерти.
В голову оцепеневшего парня упёрся ствол пистолета.
Раздался приглушённый плевок выстрела – часть пороховых газов "застряла" в голове и не вызвала звука.
Мне на руки попали осколки его черепа и сгустки липкого дымящегося дерьма. А ещё волосы или микроскопические провода от внутричерепных имплантов.
Мертвец завалился на бок и осел ко мне в ноги.
– Пытаются оборвать трансляцию, – произнесла рация поблизости. – Потеряно три канала. Четыре.
– Быстрее, чем мы думали, – задумчиво сказал тот, кто стрелял. – Сразу решились на штурм?
– У нас мало времени. Головастика убьём без лишних слов.
Жертву быстро схватили, подтащили к камере. Парень, как мог, отбивался, тихо выл, как зверь, увозимый на бойню.
Его голова лопнула от пули серьёзного калибра. Содержимое черепа разлетелось по сторонам.
– С ними ещё один. Притворился мёртвым.
Меня вздернули верху.
– А тут у нас кто, мать твою?!
Я молчал, зажмурив глаза: кажется, те не выдержали света фонарика на камере.
– Первый, – обращались к командиру, – за периметром передвижения. Акустика фиксирует лёгкие вертолёты.
"Первый" выдохнул мне в ухо:
– Не отвечай. Вы все одинаковы.
Я скосил глаза: рискнул посмотреть ему в лицо. В разрезе маски, из-под поднятого кверху прибора ночного видения, мелькнули светлые глаза европейца… показавшиеся знакомыми. Вот только я не успел понять, где их видел.
Он пнул меня между лопаток, схватил за шкирку, как щенка. Дуло пистолета воткнулось в висок.
– Снимаешь?
– Да. Осталось два канала.
К горлу подступал животный крик, но его пока удавалось сдерживать. Умирать ТАК не хотелось. Две жертвы, убитые до меня, держались, в целом, неплохо.
Перед глазами мелькнула картинка – три трупа с разбитыми черепами, из которых торчат биомикросхемы. Почему-то именно они выделялись из тёмного образа лучше всего. И – да – неподалёку тело бывшего начальника охраны, в более приличном состоянии.
– Подожди, – произнёс оператор. – Мы восстановили часть каналов.
– Десятый знает своё дело, – дуло перестало давить на висок. – Поживёшь немного.
– Решил разбавить тупую казнь небольшим количеством пафоса? – зачем-то брякнул я. – Тоже романтик, да?
Меня вырубили разрядом электрошокера…
Когда я очнулся, чернеющий объектив, оптический провал в бездну информационных сетей, жадно смотрел на меня. Он словно питался тем, что меня покидало – жизнью. Пространство качалось из стороны в сторону. Хотя нет, моталась голова. Неопознанный боевик, что размахивал пистолетом у моего виска, нёс чушь. Он был безумцем. Впрочем, как и все мы – и кто за Систему, и кто думает, что против неё.
– … в системе нет ничего человеческого, – говорил на камеру боевик, вряд ли зная то, что почти повторяет слова "головастика", которого застрелил. – Это глобальная машина. У неё есть свои ценности, среди которых нам нет места. Человеческий капитал не более чем сурр…
Его странную речь прервал сдавленный крик:
– Они отрубили всё! Штурм!
Время словно остановилось. Или превратилось в медленный скрежет ударно-спускового механизма пистолета, что упирался прямо в ухо. Затем перед глазами сверкнуло.
По правой скуле будто ударили кувалдой. Я освободился, оседая назад и вниз. Подо мной выгибалось дугой чьё-то тело. И тут я понял. Это осколок или пуля. И если я жив, то прошло по касательной.
Я попытался обернуться и встать. Опёрся рукой о пол, но та попала во что-то липкое и противно тёплое, хлюпающее и подрагивающее. Нос уловил раздражающий запах.
– Газовая граната! – закричал показавшийся рядом террорист и принялся палить в сторону окон. Его примеру последовали ещё несколько стрелков.
– Я нашёл её!
– Бросай обратно!
– Командир! Командир!
– Ему в шею попали! Я видел!
– Где его рация?! Они блокировали цифру! Где рация?!
Встав на четвереньки, я отползал к выходу. А заодно ощупывал горящую болью и залитую кровью половину лица. В области скулы обнаружился длинный разрыв кожи, след от чиркнувшего осколка или пули. Повезло так повезло. "Кость" не пробита, и шея от удара не сломана.
Весь зал громыхал. Пули штурмующих впивались в стену надо мной, стекло сыпалось на пол. Террористы палили через окна.
– Что с группой прикрытия?! – донеслось из темнеющего угла.
Когда я добрался до двери, то почти упёрся в чьи-то ноги. Но боевик не заметил меня в дыму или принял за мертвеца. Он стрелял из автомата. Мне за шиворот попали две горячие гильзы. Боль – адская. Я только решился схватить его за ноги, чтобы завладеть оружием, как он сорвался с места. И ладно – освободился путь вглубь здания.
Натренированный слух уловил характерный свист за спиной, и я успел сгруппироваться на полу. Позади раздался шипящий взрыв зажигательного снаряда – спецназовцы саданули специальным боеприпасом через окно.
Я оглянулся. Пылающие фосфорные осколки усеяли дальнюю часть зала, осветив страшное зрелище. Пол усеян телами. Горящие заживо боевики метались среди собственных жертв, сгорая заживо. Они превратились в обезумевшие живые факелы. Клубы фосфорной пыли и пара ползли через зал на меня.
Я осознавал, что произойдёт. Помнил, как это происходит. Если взвесь касается кожи, то тебя прожигает до костей. Вдохни её – и сгорят лёгкие. Фосфорный осколок, впившийся в тело, сожжёт тебя изнутри.
Ноги понесли прочь. Я отползал от клубящейся волны смерти, спотыкаясь о тела. Когда в окна полезли спецназовцы, я уже смог подняться на ноги. Парни, которые якобы прибыли нас спасать, знали своё дело. Они свободно передвигались в облаке фосфора, так как находились под защитой огнеупорных герметичных костюмов.
Ясно, что спецназ получил приказ никого не спасть. Или убить всех. Что одно и то же. Жертв спишут на боевиков. Главное – прервать трансляцию. Раз не получалось программными средствами, они послали группу костоломов. А им лучше не попадаться. Сам был таким.
Я подхватил с пола автомат и побежал в темноту. Добрался до лестницы.
Куда – вверх или вниз? Живот потянул вниз. Он часто подсказывал, когда и куда смываться. Спустился до цокольного этажа. Дверь, ведущая в подземную часть здания, приоткрыта. Она даже качалась. Скорее всего, там и скрылись боевики. А они должны знать, куда бежать.
Я метнулся в дверь.
Сбил с ног террориста, который пытался установить на дверь растяжку. Чека из гранаты оказалась выдернутой. Парень жутко испугался и растерялся. Этого хватило. Удар по глазам превратил его в безвольный мешок. Он выпустил гранату, и я прикрылся его телом. Последовал оглушительный взрыв. Со стен и потолка полетела штукатурка и строительная пыль. Боевик прекратил дёргаться. Криков я больше не слышал. В ушах разрастались горячие шары пульсирующей боли.
Рванул вперёд. Свет в узком подземном тоннеле на секунду погас. Затем включилось тусклое аварийное освещение – видимо, группа захвата пока не могла отключить его источник.
– Где остальные? Почему долго? – донеслись приглушённые крики из следующего дверного проема. Там возникли два силуэта.
В этой суматохе и сумраке боевики приняли меня за своего.
– Убиты. Я прикрою, – мой голос казался столь же глухим и отзывался болью. Я решил, что лучше увязаться за ними. Костоломы убьют всех, кого найдут.
Силуэты боевиков исчезли из проёма. Я рванул следом… Пролетел уже несколько поворотов и понял, что заблудился. Что потерял двух боевиков, которые приняли меня за своего.
Живот молчал. Не говорил, куда бежать. Тоже запутался? Позади послышался одиночный выстрел.
Кто там? Боевики или спецназ? Если боевики, то надо увязаться за ними, если нет…