Когда он очнулся, то сперва почувствовал небрежные стыки металлических конструкций у себя под спиной. И то, что чешутся жаберные пластины у него за ухом - так с ними всегда при пересыхании, иной раз просто пытка. А затем увидел телескопическую клешню, которая нацеливала зонд на его нос. Ну и первым делом оттолкнул ее, хотя рука едва слушалась и скорее напоминала вареную сосиску…
- Иди ты тогда в баню. - голос поступил извне.
Данилов посовещался с джином, который сообщил, что кровоснабжение тканей в норме и серьезных органических нарушений нет, нанодоктора сейчас штопают микроразрывы в легких и стимулируют некоторые померкнувшие участки мозга.
Утопленник сел, прокашлявшись, оценил лужу, которая с него натекла, затем глянул на говорившего про "баню". Вернее, говорившую.
Тетка в оранжевом комбинезоне. Оранжевый - любимый цвет работяг. Наверное, она вкалывает здесь, на рыбозаводе.
И помещение было совершенно производственного вида, с приличной силой тяжести. Неподалеку колупалась с аппаратурой еще одна баба с влажными волосами и в таком же рабочем комбезе. У обоих физиономии красные, черты резкие - будто в два приема их выстругали. У той, что ближе, были слишком грубые ладони, которые скорее подошли бы механику с какого-нибудь допотопного атомолета, у другой чересчур широкие плечи. И никаких попыток прикрыться мимиком.
"Эх, бабоньки, как же вас угораздило оказаться столь непохожими на Эльвиру, Юкико и Зухру".
Эльвира, Юкико, Зухра. Суперконфетки.
Ну кем еще могут быть клоны третьего или четвертого поколения от каких-нибудь любимых артисток и манекенщиц времен великого Гольдманна вроде Шарон Стоун, Клаудиа Шиффер и Наоми Кэмпбелл. Кочует микрочип Фрая, эта "волшебная лампа Алладина" для джина, для персональной информации и психоматрицы, из одного тела в другое. И каждое последующее тело подвергается все большей генетической коррекции и верификации. Заодно и психопрограммированию. Во имя достижения все большего совершенства. Вот какие смелые у солариток язычки, спокойно толкуют на темы вроде альтернативной истории.
А эти краснорожие бабоньки, если и клоны, то в самом первом поколении, без всякой евгеники и верификации, никто не занимался их красотой - для трудов праведных и так сойдет. И если что-то развито в них, то не красота и генетическое совершенство, а выносливость и сопротивляемость космическим ветрам.
С одной стороны Юкико, Эльвира, Зухра и другие соларитки, с другой - фабричные тетки, разница налицо.
Значит, Главное Управление Жизненных Процессов все-таки занимается не всеобщим улучшением человеческого рода, а кастовой евгеникой и селекцией, хотя и втолковывает, что одинаково заботится о геноме каждого человека.
Еще Данилову пришло на ум, что когда-то он уже думал об этом, но потом почему-то забыл.
- Эй, любезный, ты чего задумался? Здесь тебе не Академия Наук. - сказала рукастая тетка. - Скажи нам "спасибо", утри нос и тикай.
- За что спасибо? - буркнул растерянный Данилов.
- Эй, Кац, подружка, слышь, чего он говорит? - рукастая обратилась к широкоплечей товарке. - Зря ты его вытаскивала, хоть он красавчик. А я его почто откачивала?
- Значит, это ваше хозяйство, - Данилов вспомнил свой обычный тон, которым он разговаривал с фабричными женщинами. - Это, значит, у вас кишмя кишит метровыми червями и двухметровыми миногами, которые шагу не дают ступить порядочному человеку.
- Слышь, Кац, насчет чего он лопочет? Насчет того, что У НАС кишит!
- Может, засунуть одного "порядочного человека" обратно, туда, откуда он взялся? - впервые подала голос женщина по имени Кац. - Слушай, Блюм, подружка, подхвати чего-нибудь потяжелее и трахни его по башке, а я обратно заповторю его в отстойник. Будет там усами шевелить до второго пришествия своего Гольдманна.
- Ладно, ладно, - сказала женщина по имени Блюм. - Человека сейчас от страха Кондратий хватит. А ведь он такой красавчик. Жалко будет.
- Жалко у пчелки в жопке, - отозвалась Кац и отвернулась.
- Слышь, усатенький. - сказала Блюм. - Мы тут только дерьмо чистим. Пуцфрау, понимаешь ли. Ученые твои, мудодеи, перековыряли все, понимаешь, хромосомы, слепили этих рыбин, отчего производство рыбопродуктов у нас сейчас самое высокое за все историю вселенной. Но рыбки-то гнилые, карпики эти долбаные. Может, ученым вашим липовым только в носу ковыряться надлежит?
- Послушайте, камрад Блюм, большая часть всех нежелательных мутаций - это дело нелегальных наноботов, скажите спасибо хаккерам-вредителям. - напомнил Данилов.
- "Послушайте, камрад Блюм", - передразнила Кац. - Блюм, ты не видишь, что ли, это мент, нюхач. Я как на свету его увидела, сразу поняла, что легаш.
- Ну, легавый тож человек, особенно такой симпампушный. - примирительно сказала Блюм. - Особенно, когда глазки-буравчики закрыты… Эй, усатый, а правда что вам, чистеньким клонам с обычными бабами трахаться запрещено, чтобы породу не испортить? В вас даже психопрограмма заложена: едва на бабу полезешь и сразу понос: выгребай лопатой из штанцов.
- Ничего они там не испортят. - произнесла Кац, жуя что-то похожее на подметку. - У них семенные канатики в прямую кишку выведены. А у особенно продвинутых в левом яйце вместо половых желез дополнительный гипоталамус стоит. Про некоторые особенности солариток, я сейчас и говорить не стану - чтобы товарищ не слишком расстроился.
Последняя фраза выглядела совсем клеветнической, но Данилов решил не обращать на нее никакого внимания.
- Ну, бабы, такое впечатление, что вы ко мне и в задницу заглядывали и яичко щупали.
- А что, я могу проверить, яички там или уже яичница, - игриво произнесла Блюм и протянула свою крепкую мозолистую ручищу к одному известному месту ниже пояса.
Мошонка Данилова инстинктивно поджалась и он торопливо заговорил.
- Да нет же, я не говорю, что виноваты лишь нанохаккеры и прочие отщепенцы. Наука тоже попадается в ловушки, которые повсюду пораставила природа-мать-перемать. Но если бы не ученые и не новые общественно-информационные отношения, человечество сейчас сидело бы по горло в кровавом болоте войн и угнетения.
- Мы тут такое дерьмо чистим, что почище вашего болота будет, а они там гольдманнские премии получают, - не унималась Блюм.
- Ничего они не получают, за грубые ошибки первый гипер заставит их отвечать. Случались даже приговоры к высшей мере. - возразил Данилов.
Тут Кац просто просквозила его негативным взглядом. Она не так проста - видимо знает про дело Миронова, Шац и Киссельмана. Люди эти полезли не туда куда надо и хотели слепить из абстрактной теории бомбу для всего общества, люди получили по заслугам.
А еще Данилов помнил, что работяги очень неподатливый материал. Ведь на них почти не действуют те меры, которые полагаются при всяких несущественных нарушениях, вроде отдельных клеветнических или просто глупых высказываний.
- У вас отвечают только те, кто уже отправился лизать задницу великому Гольдманну. - умудренно произнесла Блюм.
Данилов знал это оборот - он означал, что человек умер полностью и окончательно. "ЭТИ ШМАРЫ ПОКУСИЛИСЬ НА СВЯТОЕ", - строго произнесла совесть. Постараясь сохранять спокойствие и контролировать нервные цепи, Данилов произнес максимально твердо:
- У нас никто не умирает. Слышите вы, Блюм. Смерти нет - вместо нее праздник нового рождения. Капсула Фрая - это залог воскрешения и вечной жизни. Наш общественно-информационный строй дает человеку все, о чем он мечтал тысячелетиями: разумное благополучие, беспрепятственное развитие и, в конце концов, бессмертие.
Почуяв нешуточную угрозу, Блюм несколько стушевалась.
- А то как же, зачем подыхать, кончаться, откидывать хвост, играть в ящик? Конечно, вместо смерти конкретно праздник нового рождения. Как соберешься помирать от какого-нибудь гепатита Икс, привозят тебя на каталке в отходную комнатку, рядом с моргом и разделочным цехом, и оттуда мясники-потрошители выбегают, бухтят: "Эй, у нас смена кончается, план горит, давай поторапливайся родиться вновь". А тебе на это нассать, знаешь же, что отдашь свое старое тельце на удобрения, получишь свеженькое, новенькое, вот с такими сиськами. И будем мы с Кац шагать из одной жизни в другую, из одной в другую. Все как доктор Фрай прописал… Нет, начальник, мы тут не катим баллон на вечную жизнь, мы это дело всенародно одобряем.
- Они покусились на святое, - вдруг повторила женщина по имени Кац слова даниловской совести. - У нас никто не умирает. - произнесла она непонятным тоном, то ли подтверждающим, то ли ироническим. - Просто некоторые превращаются в головастиков, а некоторые в ковырялок.
- Ковырялок, головастиков, - проговорил Данилов непонятные слова. - Что вы имеете в виду?
- Ничего мы не имеем в виду, у нас и виду-то никакого нет, а находиться в этом производственном помещении даже легавым запрещено. Нечего вам на нас свое драгоценное время расходовать, не злоупотребляйте своей добротой, - гаркнула Кац. - Так что, вперед. Вы на первой палубе блока Фау, можете перенастроить свой инфосканер, если он немного прибалдел.
Данилов, перед тем как выйти в распахнувшийся люк, полуобернулся и сказал:
- Спасибо, Кац, спасибо, Блюм. - а потом добавил слова официального прощания. - Спасибо великому Гольдманну за нашу прекрасную встречу.
- А за разлуку он нам ответит, - шаловливо протянула Блюм. - Прощай, красавчик. Один диктатор ляпнул как-то, что с массой надо обращаться как с женщиной, а я тебе скажу напоследок, что с бабой надо обращаться как с массой.
А Кац вообще не откликнулась, как будто забыла о нем вовсе. Последнее, что он заметил - лица-то у них не только резче острее, но и как-то значительнее, чем у соларитских богинь.