Он нагнулся, протянул руку к столику возле своего кресла и сделал почти незаметное резкое движение в сторону девушки, так что она невольно вскинула руку, прикрываясь. Она даже чуть вскрикнула, когда что–то стукнуло ее в открытую ладонь, сжала пальцы и ощутила в кулачке небольшой бархатистый мешочек.
- Ой! - Наора поднесла руку к лицу. В свете свечи она увидела кошелек. Судя по весу, все тут было в порядке, а убедиться в точности у Наоры не хватило дерзости.
- Я слушаю вас, сударь.
- Я хочу предложить вам работу. Для которой нужна актриса достаточно талантливая и, что более важно, подходящей внешности. Ваша - подходит. - Мужчина говорил короткими рублеными фразами. В голосе его, однако, по–прежнему чувствовалось мягкость, хотя таким тоном обычно разговаривают со слугами. - Вы будете заняты несколько недель. Вас обеспечат всем необходимым: питание, гардероб, жилье. За каждую неделю вы будете получать по пятьдесят империалов. По завершении работы вас устроят в один из губернских театров по вашему выбору с контрактом на три года и гарантированным жалованием в пятьсот империалов в год. Вас устраивают такие условия? - Он замолчал, ожидая, но Наора пораженно молчала - у нее немного кружилась голова. Тогда он продолжил: - Через час у подъезда вас будет ждать карета. Вещей с собой не берите, только самое личное. Итак?
- В чем будет заключаться моя работа? - наконец вымолвила Наора.
- Это вы узнаете завтра утром, не раньше, - ответил мужчина. - Думаю, предложение стоит того, чтобы рискнуть.
- Вы требуете от меня слепого подчинения? - спросила Наора немного резковато. Но ведь имела же она право знать!
Ей послышался негромкий смешок.
- Этой ночью - да, - был ответ.
- А какие у меня гарантии, что эти условия будут выполнены?
- У вас нет выбора, - снова усмехнулся, и, как показалось Наоре, вовсе не злорадно, таинственный незнакомец. - Второй такой случай вам вряд ли представиться.
- Вы думаете, что я дура?
- Нет, - уверенно и очень серьезно сказал мужчина. - Просто вы вынуждены будете рискнуть. Что вы теряете? Ваш отец пропивает все деньги, которые успевает забрать у антрепренера раньше вас. Вы ходите в тряпье вместо платья. Будущего в этом театре у вас нет: у антрепренера подрастает дочь, на следующий сезон он забирает ее из Пансиона, и все ваши роли перейдут к ней. Разве не так?
Наора не ответила. Все услышанное не было для нее не было новостью, обо всем этом она сама уже не раз думала–передумала.
- И что вам остается? - продолжал человек у камина. - Подыскать себе покровителя и пойти к нему на содержание? Это не по вам. Мне известно, что вы не прилагаете к этому особых усилий. Ваш отец, смею заметить, обеспокоен этим гораздо больше. По моим сведениям - а они, смею вас заверить, точны, - ваш отец не далее, как несколько часов назад продал ключ от вашей комнаты некоему не очень молодому и вовсе не самому приятному, но относительно богатому человеку.
Наора почувствовала, что краснеет - и об этом она догадалась, поэтому так и не хотела идти домой сейчас. Но откуда знает этот человек? Он за ней следил?
- Вы следили за мной! - выкрикнула она.
- Да, - не стал возражать собеседник. - И поэтому сделал вам это предложение.
- Ах, какой вы добренький, - съязвила Наора.
- Да, - снова подтвердил незнакомец, - я вам и подарил десять империалов. Чтобы дать возможность избежать того, чего вы не хотите. Я вовсе не был уполномочен на это. Но, - Наора опять услышала смешок, - думаю, что вы не броситесь сейчас же к дилижансу, а примете мое предложение. Кстати, - он достал из кармана часы и пригляделся к циферблату, - у вас осталось ровно пятьдесят минут для размышления.
После этих слов он опустился в кресло, и Наоре ничего не оставалось, как выйти.
Она пошла по коридору, только тут вспомнила о зажатом в руке кошельке. Он был скромным, но из вполне качественной замши. Наора открыла его и достала монеты. Тускло блеснуло в свете свечи золото. Зачем–то оглянувшись на дверь - за ней не раздавалось ни звука, - она попробовала металл на зуб. Кажется, и вправду золото. Тут все было без обмана. А в остальном?
В задумчивости Наора свернула к черному ходу и спустилась в полуподвал. Она толкнула дверь в буфетную, та была не заперта.
Буфетчица заканчивала уборку, подметая полы. Она подняла голову, узнала девушку и, улыбнувшись, кивнула - присаживайся, мол. Для нее столь позднее появление девушки было не внове: Наора частенько забегала в буфетную перекусить после спектакля. Ну и поболтать, посплетничать.
Наора улыбнулась в ответ, сняла плащ и повесила на вешалку возле двери.
- Чайку на сон грядущий? - Буфетчица отставила веник в сторону и, не ожидая согласия, принялась расставлять чашки и блюдца.
- Чичока, а у тебя торта не осталось? - попросила Наора с улыбкой.
- Для тебя найдется.
Буфетчица отошла к одному из шкафов, нашла в связке ключ и открыла дверцу.
На столе появилась блюдо с несколькими пирожными, оставшимися от ужина.
Наора тем временем вынула из кошелька монеты, разложила на столе, полюбовалась.
- Да ты при деньгах сегодня, - заметила Чичока довольно флегматично, расставляя на столе нехитрое угощение.
- Можно сказать, с Небес свалились, - сказала Наора. - Я тебе должна, вот возьми. - Она протянула буфетчице монету.
- Золотой? Надо же!
Чичока отошла к кассовому столику, позвенела там монетами и положила перед Наорой горсть мелочи. Наора убрала это в кошелек и принялась за чай; на столе остались две мелких монеты.
- Ты завтра пошли кого–нибудь, чтобы мой плащ в театр занесли, ладно?
Чичока молча налила чаю себе и кивнула; монетки исчезли.
- Твоего папашу нынче в пивной отлупили, - сообщила она. - Часу еще не прошло. Вроде бы он за что–то деньги взял да обманул.
- Сильно побили? - Наора надкусила пирожное.
- Под глазом фонарь здоровенный, а так вроде ничего.
- Фонарь нестрашно, - кивнула Наора, - фонарь загримировать можно.
Пирожные оказались достаточно свежими и очень вкусными.
- Да он все ругался да ныл, что лицо ему попортили. Мол, я им работаю, - продолжала Чичока.
Наора взяла еще одно пирожное.
- Уезжаю я из Берстара, - сообщила вдруг она. "Вдруг" даже для себя. - Наверное, уже не вернусь.
Чичока посмотрела на нее очень внимательно, потом спросила:
- Куда же?
- Не знаю, - Наора повела плечом. - Но это не то, о чем ты подумала, - добавила она, перехватив взгляд буфетчицы.
Та тоже пожала плечами: мне–то, мол, все одно.
Дальше пили чай молча. Наора съела еще одно пирожное и допила чашку.
- Пожалуй, пора мне.
Она встала.
Чичока проводила ее до ступенек, посветила лампой, пока та шла по коридору, и прикрыла дверь.
Наора подошла к конторке, за которой уже дремал портье, поглядела вверх по лестнице и решила, что раз уж начинать новую жизнь, то начинать ее надо налегке. Там наверху, в комнате, ничего не стоило того, чтобы подниматься по лестнице под самую крышу, а немногие из имевшихся у нее украшений - серебряное кольцо с аметистом и сердоликовые бусы - были и так при ней.
Она подошла к конторке и постучала по дереву, чтобы разбудить портье. Тот с трудом протер глаза, зевнул и посмотрел на девушку.
- Я хочу уплатить за номер, - сказала Наора, выкладывая на столик империал и большую часть мелочи.
- А до утра подождать нельзя было, - пробурчал портье и полез в книгу записей.
- Значит, нельзя, - ответила Наора.
Портье недоверчиво повертел в руках золотой, приложился зубом, пересчитал и сгреб мелочь. Потом он сделал соответствующую запись в книге, ткнул пальцем в строчку, где Наора и расписалась огрызком грифеля, покрытого облезшим лаком.
- Не подскажете, кто живет во втором номере? - спросила Наора, возвращая грифель.
Она вовсе не ожидала, что заспанный портье ответит, тот, однако, проворчал недовольно:
- Во втором? Нету там никого.
- Как же так? - удивилась Наора. - Я видела…
- Утром как выехали, так никто еще не заселялся, - безапелляционно перебил портье.
- Но я только что видела, что там горит камин! - договорила все же Наора.
Портье посмотрел на нее недоверчиво, но, поняв, что его не разыгрывают, выбрался из–за конторки и взял лампу.
Наора не стала ожидать результатов расследования. Она и так боялась, что опаздывает. Заранее зябко поежившись, прежде чем открыть дверь, она толкнула тяжелую панель и шагнула в холод и неизвестность.
У входа в театр стояла небольшая карета, по зимнему времени поставленная на полозья. На козлах скучал закутанный в волчью доху кучер, а рядом прохаживался человек в светло–сером плаще.
Заметив Наору, человек быстро пошел ей навстречу.
- Сударыня, вы рискуете простудиться! - человек со знакомым голосом быстро сорвал с плеч плащ и, продолжая движение, накинул его Наоре на плечи.
Возможно, это выглядело бы навязчиво или чересчур фамильярно, но в движении его не было грубости или вульгарности, так что Наора, чисто по–женски захотевшая сделать противящееся движение, сдержалась. Невольно она подчинилась его настойчивости - просто нельзя было не подчиниться! - и, сделав несколько шагов, оказалась в карете.
Провожатый заботливо подсадил ее и, едва она успела опуститься на сидение, укутал ноги согретыми грелкой мехами, устроил поудобнее, снял с нее промокшие, как оказалось, башмаки, ловко надел мягкие оленьи ботиночки и помог установить их в каретный "сапожок".
Только после всего этого Наора из глубины мехов смогла произнести:
- Так это вы были в театре!