К недалеким уже воротам они так и вышли с персиками в руках, почему–то так и не решившись их отведать.
Страж Ворот, заглянув в листок, открыл Ворота, оказавшиеся всего лишь калиткой в одной из створок настоящих замковых ворот, поблагодарил за небольшое вознаграждение и в ответ поздравил их с Новым годом - это для всей остальной Империи Новый год наступит с первым лучом рассвета, а у гостей Арафы иначе: для них Новый год начинается в тот миг, когда они после церемонии Огненного Испытания в Парке Фейерверков проходят через Ворота.
Ворота лязгнули за спиной. Закрылись.
И тут же к ним подскочил человек с подносом, на котором стояли два высоких фужера.
- С Новым годом, сударь! С Новым годом, сударыня! - вышколено согнулся он в поясе.
Хастер поднял свой бокал, привел его в нежное соприкосновение с бокалом Прекрасной Герцогини, они с удовольствием выпили - и, рассмеявшись, разом разбили фужеры о кованные железами ворота.
На счастье!
С галереи, идущей вдоль внешней стены замка, зааплодировали - не то им, не то по случаю какого–то особо выдающегося фейерверка. Вид на парк с галереи открывался великолепный, и предприимчивые жители Алкосы в новогоднюю ночь расставляли на ней столики и продавали места желающим поглазеть, а от желающих поглазеть в Ночь Фейерверков, как здесь ее называли, отбоя не было.
Хастер бросил на поднос несколько монет, и слуга, обернувшись, подозвал извозчика. Хастер помог герцогине усесться, накинуть на себя меховую полость, ощутив с опозданием, как они оба продрогли, и велел вознице везти их в трактир "Ежик в крыжовнике".
Вот теперь они, наконец, могли съесть персики. Человек–мухомор не обманул - персики действительно оказались сочными и сладкими.
Было весело, и Хастер из озорства попробовал даже разбить косточкой один из пролетающих мимо фонарей, но не попал, и совсем скоро экипаж остановился у двухэтажного каменного дома, на котором, освещенная разноцветной гирляндой, висела вывеска, изображающая скорее дикобраза, чем ежика, но все равно весьма гармонирующего с шипастыми кустами, на которых болтались ягоды размером с добрый арбуз, и, вопреки опасениям герцогини, симпатичное животное чувствовало себя здесь вполне комфортно.
Хастер расплатился с извозчиком, без запроса сунув ему три золотых, сунул в карман изрядно отощавший кошелек и открыл перед герцогиней трактирные двери.
Внутри оказалось на удивление пусто и даже как–то не очень похоже на трактир. Они удивленно оглядываясь вошли в зал, где стояли столы и скамьи, и остановились, отогреваясь, возле разожженного камина.
- Может быть, мы не туда попали? - спросила герцогиня.
- Вряд ли, - ответил Хастер. - Вряд ли в округе есть еще одно заведение с таким экзотическим названием.
На голоса откуда–то из–за стойки появился хозяин. Вид у него был какой–то неприветливый, но он все–таки поздоровался и мрачно, будто по обязанности, поздравил гостей с Новым годом, после чего, спросил подозрительно, заказывали ли господа столик заранее, а если нет, то у него на сегодняшнюю ночь все места расписаны и нет ни одной свободной комнаты, так что не обессудьте, но…
- Кгхм! - строго прервал бухтение хозяина Хастер. Оно стихло. - Для нас с герцогиней Садал… - И хозяин преобразился, засуетился, схватил со стола подсвечник и предложил милостивым господам следовать за ним, потому что герцог Садал, конечно же, предупредил его, что желает встретить Новый год именно в его трактире, и снял даже полностью весь трактир на всю ночь, и для него уже приготовлена Розовая гостиная, самая лучшая, и, хотя сам герцог еще не прибыли, но гости его уже собираются и дожидаются, так что если сударь и сударыня, простите, что вас сразу–то не признал, так похорошели, да и добрый знак это, к богатству, люди говорят… если сударь и сударыня позволят, он их проводит… собственно, вот он уже и привел их, вот сюда, пожалуйте…
Обещанная Розовая гостиная, если это была действительно она, оказалась просто комнатой - просторной, большой, но всего лишь комнатой, не более, - освещенной только пламенем камина да светом из раскрытых дверей другой комнаты - более просторной и ярко освещенной, где действительно виден был накрытый к ужину стол на десяток персон. Гостей, однако, было всего двое: расположившийся в кресле у камина мужчина в простом коричневом сюртуке, показавшийся чем–то неуловимо знакомым Хастеру, и вовсе незнакомая девушка в довольно скромном платье, сидящая у огня на низенькой табуретке и подкладывающая дрова.
Хастер приостановился на пороге и не сразу поклонился, настолько эти двое не вписывались в нарисованную им в воображении компанию герцога Садала; ему снова показалось, что на сей раз сам хозяин что–то перепутал. Однако его спутница прошла в комнату безо всякой задержки и сказала приветливым и веселым голосом:
- С Новым годом, дорогие господа!
Мужчина едва заметно кивнул, а девушка в скромном платье встала навстречу юной даме и сказала:
- Вы так быстро управились? Я полагала, ты придешь позже, Наора.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СПЕЦХРАН
ГДЕ КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА:
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
продолжение 3
- Не стрелять! - рявкнул Гайал, но его приказ опоздал.
Три болта одновременно сорвались с арбалетных лож, но в цель попали только два из них - кто–то из его ребят успел среагировать на приказ командира или сообразил сам, - и пущенный одним из егерей болт вонзился в балку перекрытия под потолком.
Пораженное прямо влет тело резко изменило траекторию полета, пролетело по инерции еще пару ярдов и грохнулось на ковер, возле невезучего сегодня егеря–лейтенанта, и скрюченные пальцы не вцепились ему на шею, куда, собственно, целили, а заскребли по полу.
Раненый дико верещал и катался по полу, суча всеми конечностями, как припадочный в приступе падучей.
Все охотники изумленно смотрели на него, но никто почему–то не бросился на помощь. Или просто не бросился, чтобы прекратить эту жутковатую пляску агонии, пока она сама не затихла - то ли от болевого шока, то ли…
- Ибри! - приказал Гайал, - Займись! Лейтенант, помогите ему. - "Вот проклятье, как же его зовут? - промелькнуло в голове. - Надо бы спросить…" - промелькнуло и тут же забылось: - Еранс - к двери, держать коридор!
Он смотрел, как Ибри, быстро подхватив обмякшее тело, перетащил его на диванчик. Потревоженный раненый верещал и дергался. Ибри, чуть слышно поминающий Аху и прочую нечисть, колдовал над его продырявленным ухом, а бледный от случившегося лейтенант придерживал голову и прижимал к дивану щуплое дергающееся тело, необыкновенно сильное для таких размеров.
Сзади тихонько переговаривались егеря.
- Надо же, - озадаченно и виновато бормотал кто–то, - Ведь честное слово не собирался стрелять, палец сам сработал.
- Ну да, у меня тоже. Не пойму как это получилось…
- Думать надо, прежде чем спуск жать!
- Инстинкт, - растерянно оправдывался первый.