Но Шуту этого и не было надо - он уже томно глядел на Прекрасную Герцогиню.
- Ах, красотуля! - заворковал он. - И как ты только с этим немодным хлыщом рядом стоишь? Отправь его к "мастерам"! Лучше уж меня к себе в постельку допусти, а? Нет? Ну дай хоть плечико поцеловать… - Он жадно подался к ней, но юная дама не стала ждать, чтобы он потянул с нее палантин, сама приспустила с плеча мех и подставила под поцелуй нежную кожу. Все ахнули, а Шут, будто того и ждал, ткнулся губами куда–то рядом с бретелью платья, а потом преподнес даме леденцового петушка, извлеченного из цилиндра. - Любовью за любовь! - провозгласил он,
Громко ахнула где–то рядом шокированная княжна Зэйне, и Шут, моментально уловив, оказался рядом и растроганно сказал:
- Ах, бедняжка! Ах, ах! - и тут же уставился на герцога: - А ты, герцог? Что же ты не заботишься о своей даме? Ведь она ангел и юдоль всех болезных. Заботься, заботься о ней! - Шут заговорщицки подмигнул. - А о вашей супруге мы уж сами позаботимся.
Герцог побледнел, а княжна, решившая, видно, что ее минула чаша, насторожила уши. И зря!
Шут вдруг подался вперед и доверительно зашептал герцогу прямо в ухо, так, что могли слышать все желающие:
- А знаешь, почему она, - он "незаметно" ткнул пальцем в корсаж княжны, - знаешь, почему она так не любит прозрачные кружева на юбках и разрезы? - (Хастер вздрогнул и, побледнев, глянул на герцогиню, но та, видимо, не поняла) - Знаешь? - повторил Шут и, "понизив" тон до интимного, сообщил на весь зал: - Потому что у нее нога деревянная! Вместо отсохшей после сифилиса!! - рявкнул он дико и визгливо засмеялся.
В могильной тишине сомлевшая княжна грохнулась наконец на пол. Так же резко Шут оборвал смех и, брезгливо глянув на нее, бросил снова герцогу:
- Только об этом никому.
Он вновь посмотрел на княжну и снял скорбно звякнувший свой цилиндр:
- Прими, дитя, и ты залог моей любви.
И на почти бездыханное тело упал леденцовый петушок на палочке, миниатюрный символ его жезла.
Вокруг княжны засуетились дамы, кто–то доставал и совал ей под нос нюхательную соль… А Шут, продолжая распространять вокруг себя дерзости на грани оскорбления и шутки самого дурного тона, пошел как ни в чем ни бывало дальше к трону.
- Привет, твое сегодняшнее величество! - склонился он в низком поклоне перед Королем - да так и не разогнувшись, рухнул прямо на пол у него в ногах на ворох крокусов и ландышей с чувством глубокого удовлетворения от выполненного долга.
- Музыка для Короля! - чуть опешивши, возгласил церемониймейстер.
В музыкантской ложе тут же не в лад взвизгнули расстроенные скрипки, вслед ними бросились подвывающие флейты, не в такт им подрагивал одной струной контрабас, и что–то совершенно четвертое залепетала арфа.
Хастера эти звуки вывели из глубокого забытья и побудили к хоть каким–то действиям.
После произошедшего он не счел звуки так называемой музыки столь уж неприятными и даже заметил герцогине, которая не увидела, кажется, в случившемся ничего особенного, кроме глупой и грубой выходки распоясавшегося Шута, что аборигенам островов Ботис подобная музыка наверняка понравится. Герцогиня этому сравнению даже рассмеялась, и Хастер, решив про себя, что она не так умна, как ему было показалось, счел за благо тоже не напрягать пока мозги и нервы, а, как заяц закрывает длинными ушами глаза и продолжает жевать свою капусту, чтобы не видеть оскаленной волчьей пасти, продолжать делать вид, что как бы ничего не произошло. "Пустяки, вс–е–е пустяки", - попытался подпеть он скрипкам и даже обрадовался, когда объявили "Королевское угощение для гостей".
Строй вдоль дорожки распался, гости начали расходиться по зале, неохотно принимая у подходивших лакеев "королевское угощение", состоящее из большого бокала вина и даже на вид неаппетитных пирожков. Опять в зале появились пронырливые подростки. Теперь они внимательно следили за тем, чтобы гости съедали свои пироги до крошки и выпивали вино до дна. Давясь под взглядами мальчишек, высокородные господа и дамы, цвет Империи, хлебали жутчайшую кислятину и зажевывали ее пирогом с непонятной начинкой. Хастер вновь невольно вспомнил своего лотерейного протеже "отведывателя пищи" и подумал, что по величине подвига ему бы и достойно быть Королем.
Герцогиня маленькими кусочками откусывала пирог, вина отпивала по чуть–чуть, будто лизала. Глядя на жалкое зрелище, Хастер только порадовался, что обычай запекать в угощение для подданных Короля дохлых мышей и прочих гадов окончательно канул в прошлое - а ведь лет сто еще назад здесь развлекались и так.
Мысли герцогини имели, видимо, схожее, кулинарное, направление.
- Интересно, как получается у них испечь такую гадость? - задумчиво проговорила она, мужественно отщипывая очередной кусочек.
- У них было время потренироваться, целых четыре года, - ответил Хастер.
Хастер продавил внутрь себя последний кусок пирога, большим глотком допил кислятину и с облегчением сунул бокал ближайшему мальчишке.
- Не хотите ли повторить? - услужливо спросил тот.
- Лучше сам выпей за мое здоровье.
- Нам не положено, - радостно ответил малец.
Герцогиня тоже наконец расправилась с королевским угощением, сдала бокал и совершенно по–детски засунула в рот дареного петушка.
- Какое наслаждение заесть этот жуткий вкус, - сладостно проговорила она, хрустнула леденцом и протянула Хастеру палочку с остатками. - Возьмите и вы.
Хастер такого подарка не ожидал, но, помыслив, поблагодарил и отказался.
- Давайте отойдем поближе к двери, - предложил он. - Скоро начнется…
- К какой из них? - резонно поинтересовалась герцогиня, поскольку дверей в зале хватало. Во внутренние покои вели две двери: та, через которую входил Король, и боковая, которой пользовались его подданные, на террасу же выходили три большие двери. Когда начнется - а когда именно начнется, не знал никто из присутствующих (разве что за исключением Шута), - будет открыта только одна из этих дверей.
- Вероятность, что мы будем выходить на террасу, равна трем пятым, - задумчиво сказал Хастер и повел свою даму поближе к стеклянной стене, выходящей на террасу.
- Неужели так и будет? - восхищенно глядя на него, произнесла герцогиня.
Хастер загадочно усмехнулся. Вокруг тоже прислушались, но никто, кончено, ничего не понял. Однако почему–то его слова вызвали всеобщее облегчение; публика зашепталась.
- А в прошлый раз с крыши посыпались какие–то дикари в черном на веревках и, поразбивав все окна, погнали нас к выходам, - припомнил кто–то. - У графини Рельос случился обморок. А меня чуть не затоптали.
- А я, помнится, лет двадцать назад так прижался к княжне Лете, так прижался, - шептал на ухо некий немолодой вельможа своему гораздо менее молодому спутнику.
Воспоминания шелестом заполнили залу. Бойцы вспоминали минувшие дни.
Хастер, посмотрев на свою даму, слегка побледневшую, произнес ободряюще спокойно:
- По крайней мере, отсюда можно выбраться через окна, сударыня. Я вам помогу.
Но не успела побледневшая дама ответить ему улыбкой, как с великолепной, богато украшенной хрустальной люстры начал сыпаться разноцветный шелестящий дождь из мелких стеклянных бусин.
- Ой–йе, - выдавил из себя кто–то за спиной Хастера, и тут же залу наполнил многоголосый женский визг, разнообразившийся и преумноженный многократным эхом. "А акустика здесь что надо", - подумал Хастер, как можно более аккуратно подхватывая свою спутницу и стараясь увлечь ее подальше от общей суматохи, в небольшую нишу, прикрыл своим телом не столько от града бусин, сколько от посягательств менее догадливых конкурентов, опоздавших к разбору укромных местечек, в то время как основная масса испытуемых устремилась к распахнувшимся дверям, давясь и оскальзываясь на ставшем подобном катку полу залы - о, незабываемое зрелище для придворных обожателей дамских прелестей! - понукаемые радостными выкриками Шута: "В сад! Все в сад!", не забывающего подгонять особо нерадивых без малейшего пиетета ощутимыми ударами своей петушиной трости и сорванного с головы цилиндра…
Надо заметить, что Хастеру не была так уж и неприятна позиция, в которой их с герцогиней застало начало Огненного Обряда, та близость, в которой он оказался с прелестной дамой. Несмотря на то, что он всячески сдерживал напор сзади и вообще старался вести себя весьма благоразумно, он невольно думал, что во всякой неприятности следует найти нечто положительное - по закону сохранения. Во всяком случае, он только сейчас вполне реально ощутил правоту народной пословицы, что в тесноте, не значит в обиде, и очень надеялся, что его спутница тоже следует этой же мудрости.
Когда Хастер вывел даму из укрытия, в зале уже почти никого не оставалось. Какой–то господин, в котором Хастер опознал одного из своих многоюродных родственников, весьма заботливо помогал подняться с пола и вел к ближайшему выходу приятного вида молодую даму, явно мечтая, чтобы та еще раз поскользнулась, и он бы имел возможность вновь помочь ей подняться. ("Не иначе вскорости свадьбе быть, - подумал Хастер. - Или, по крайней мере, я обзаведусь еще одним незаконным родственничком".)
Он обернулся.
Бледная, однако с играющем на щеках нежным румянцем, сохранившая достоинство его спутница, ненавязчиво поправляла нечто в своем оставшемся безукоризненно девственном туалете.
Хастер быстро отвел взгляд.
- С вами все в порядке, сударыня?
Герцогиня подняла на него глаза и улыбнулась:
- Благодарю вас, вас, господин Тенедос, все в порядке. - И несколько нелогично прибавила. - Но если бы не вы, последствия могли бы быть гораздо серьезней.