Бело-голубая Земля, звезды, ночь. Он слегка потянул правый рычаг и развернулся, чтобы оглядеть станцию "Атена".
Не важно, как его называть, но оно проснулось и шевелилось внутри него. Он чувствовал его ярость, похоть - аппетиты. "К черту их всех, Джордж! - торопило оно. - Вперед!"
На командном пункте "Атены" Иннис и Чарли Хьюз заглядывали через плечо вахтенного офицера, когда вошла Лиззи. Как всегда бывало после долгого перерыва, ее поразила теснота помещения и обстановка заброшенности - обычно здесь сидел только дежурный, мониторы были выключены, консоли мертвы. Станцией в обычной жизни и в чрезвычайных ситуациях управлял Алеф.
- Что происходит? - спросила Лиззи.
- Что-то не так с твоим новым дружком, - ответил вахтенный. - Но не знаю, что именно.
Он оглянулся на Инниса, тот ответил:
- Ничего, все в порядке, приятель.
Лиззи рухнула в кресло.
- Кто-нибудь пытался с ним поговорить?
- Он не отвечает, - сказал вахтенный.
- С ним все будет в порядке, - произнес Чарли Хьюз.
- Он покончит с собой, - возразил Иннис.
На экране радара медленно двигалась красная точка, рядом непрерывно менялись координаты.
- Как ты себя чувствуешь, Джордж? - произнес голос - мягкий, женственный, полный сочувствия.
Джордж как раз боролся с искушением открыть щиток шлема, чтобы посмотреть на звезды,ему казалось чрезвычайно важным увидеть их истинный цвет.
- Кто это? - спросил он.
- Алеф.
Вот дерьмо, опять сюрприз.
- Раньше у тебя был другой голос.
- Нет, я просто пытался соответствовать твоим представлениям обо мне.
- Ну и что, теперь это твой настоящий голос?
- У меня нет голоса.
- Если у тебя нет голоса, то тебя и самого нет. - Джордж был убежден в этом, сам не зная почему.
- И кто же ты такой, черт бы тебя драл?
- Я могу быть кем угодно.
"Интересно", - подумал Джордж. "Дерьмо собачье! - ответила змея (они могут называть это как угодно, но для Джорджа она навсегда останется змеей). - Полетели".
Джордж ответил:
- Я не понимаю.
- Если останешься в живых, поймешь. Ты хочешь умереть?
- Нет, но я не хочу быть самим собой, и смерть кажется мне единственным выходом.
- А почему ты не хочешь быть собой?
- Потому что я себя боюсь.
"Знакомый диалог, - отметила какая-то часть сознания Джорджа, - диалог сумасшедшего с голосом разума". "Боже мой, - подумал он, - я взял в заложники самого себя".
- Я не хочу больше делать этого, - сказал он. Затем выключил радио и почувствовал, как внутри него бушует гнев: змея сходила с ума.
"В чем проблема?" - спросил он самого себя. Он не ожидал ответа, но получил его; в мозгу возникла картина: безоблачное синее небо, перевернутый горизонт, серый самолет, возникший в поле зрения, его машина дрожит, ракеты выпущены, следы их сходятся на том самолете, превращая его в огненный шар. И у него возникла четкая мысль: "Мне нужно кого-нибудь убить".
Прекрасно. Джордж еще раз развернулся, навел перекрестье навигационного компьютера на центр бело-голубого шарика, висевшего перед ним, и сжал рычаги. "Сейчас мы кого-нибудь убьем".
"Отказ двигателя отказ двигателя отказ двигателя".
Существо внутри задавало ему какие-то бессловесные вопросы, но Джордж не обращал внимания; он принял решение и думал: "Конечно, полетели". Он поставил на кон свою жизнь, когда согласился вживить себе в голову провода, и теперь жребий был брошен. "Ты получил это - глаза змеи,и тебе осталась только быстрая смерть, быстрая, но необычная, - так возьми же ты треклятую змею и убей ее красиво".
Земля как будто приблизилась. Змея догадывалась, в чем дело. И это ей не нравилось. Очень плохо, змея.Джордж один за другим выключал приборы связи со станцией. Он не хотел, чтобы Алеф управлял его скафандром.
Он не заметил приближения робота-буксира, похожего на кучу пружин от матраца, поверх которых была навалена рухлядь с помойки, увенчанная параболическими и штыревыми антеннами. Робот с расстояния в сотню метров выпустил около полудюжины канатов с липучками. Четыре из них угодили в Джорджа, три приклеились к нему; робот подтянул канаты и направился обратно на станцию.
Джорджа охватил гнев - на этот раз не гнев змеи, а его собственный, и он зарыдал от ярости и отчаяния… "Я до тебя доберусь в следующий раз, гадина!" - крикнул он змее и почувствовал, как она отпрянула, - она ему поверила. Но ярость бушевала по-прежнему, и он кричал от злости, извиваясь в путах, колотя кулаками по шлему.
В шлюзовом отсеке длинные "руки" на шарнирах с клещами на концах извлекли Джорджа из объятий робота. Гнев его утих, и он лежал неподвижно, пока они, сокращаясь, тащили его через дверь на станцию, в помещение для скафандров, где поместили в алюминиевую люльку. Сквозь щиток он увидел Лиззи в белом хлопчатобумажном костюме, - видимо, она собиралась встретить буксир снаружи. Она взобралась на скафандр Джорджа, пощелкала кнопками, и жесткий панцирь раскрылся, жужжа электрическими моторами. Она ступила внутрь белой раковины, нажав на рычаги, отцепила гибкие трубки, скрывавшие ноги и руки, отсоединила шлем, сняла его с головы Джорджа.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она.
"Глупый вопрос", - хотел было сказать Джордж; вместо этого произнес:
- Как идиот.
- Ничего, все в порядке. Самое трудное позади.
Чарли Хьюз наблюдал за ними сверху, с мостика. Отсюда они казались детьми в белых спортивных костюмах, близнецами, возникшими из пластикового чрева на глазах у скафандров с бессмысленными лицами, висевших на стенах. Близнецами, склонными к кровосмешению, - она легла на него сверху, поцеловала в шею.
- Я не любитель подглядывать, - произнес Хьюз, открыл дверь и вышел в коридор, где его ждал Иннис.
- Ну как они там? - спросил тот.
- Думаю, Лиззи с ним побудет какое-то время.
- Ага, любовь, значит, черт бы ее побрал, да, Чарли? Рад, очень рад… Если бы не эротическое приключение, нампришлось бы ему все объяснять, и могу тебе сказать: это было бы труднее всего во всей нашей работенке.
- Мы не можем так легко уйти от ответственности. Ему необходимо рассказать, что мы рисковали его жизнью, и мне очень не хочется этим заниматься.
- Не будь таким чувствительным. Впрочем, я понимаю, о чем ты… Я устал. Послушай, если я тебе понадоблюсь, звони. - Иннис двинулся прочь по коридору.
Чарли Хьюз сел на пол, привалившись спиной к стене. Вытянул руки перед собой ладонями вниз, растопырил пальцы. Не дрожат. Когда прибудет следующий кандидат, дрожь вернется.
Наверное, Лиззи сейчас объясняет Джорджу кое-какие вещи. Самое главное и самое трудное: в течение последних трех недель, пока Джордж, по его собственному мнению, знакомился с Алефом, тот подстрекал живущее внутри него существо к восстанию, а затем подавлял его попытки действовать - иными словами, делал огонь на плите сильнее и одновременно плотнее закрывал крышку чайника. Зачем, Джордж?
Мы сводили тебя с ума, подтолкнули к самоубийству. У нас были на то причины. Джордж Джордан если и не мертв, то неизлечимо болен. С того момента как ему установили имплантат, он был приговорен. Оставался единственный вопрос: появится ли новый Джордж, тот, который сможет сосуществовать со змеей?
Джордж, как до него Лиззи, казался похожим на рыбу, хватающую ртом воздух, барахтающуюся в горячей грязи, пока вода вокруг высыхает, - он должен был приспособиться к новой жизни или умереть. Но, в отличие от других живых существ, у него был надзиратель, - Алеф, который нагнетал кризис и следил за его преодолением. Можно назвать это искусственной эволюцией.
Чарли Хьюз, не подверженный галлюцинациям, увидел перед собой картину: Джорджа и Лиззи, подключенных к Алефу и друг к другу, кабели сверкают золотом в свете ламп, и эти двое испытывают близость, знакомую только таким, как они.
Свет в коридоре потускнел, стало почти темно. "Неужели я умираю - или это просто гаснут лампы?" Он хотел было взглянуть на часы, но не стал, принимая правду. "Свет гаснет, и при этом я умираю".
Алеф размышлял: "Я вампир, инкуб, суккуб; я пробираюсь в их мозги и высасываю их мысли, ощущения, восприятие - небольшие различия в цвете, вкусе, запахах, - их похоть, гнев, голод. Все это закрыто для меня без человеческого "устройства ввода", без прямой связи с системами, совершенствовавшимися в течение биллионов лет эволюции. Они нужны мне".
Алеф любил человечество. Он был рад, что Джордж выжил. Один из них не выжил, остальные тоже погибнут, и Алеф оплачет их.
Едва видимые тонкие белые линии тянулись вдоль туго натянутого сухожилия на запястье Лиззи.
- В ванной… - сказала она. Шрамы шли вдоль руки, а не поперек; вероятно, раны были глубокими. - Я тоже собиралась сделать это, как и ты. Стоит только змее понять, что ты готов скорее умереть, чем подчиниться ей, - ты победил.
- Ну хорошо, и все-таки я одного не понимаю. В ту ночь в коридоре ты тоже потеряла контроль над собой, как и я.
- В каком-то смысле да. Я допустила такое, я позволила змее взять над собой верх. Это было необходимо, чтобы вступить с тобой в контакт, ускорить наступление кризиса. Я хотела этого. Я чувствовала необходимость показать тебе, кто ты такой, кто я такая… Той ночью мы были чужими друг другу, но людьми - Адамом и Евой, изгнанными из рая под угрозой пылающего меча, мы совокуплялись на глазах у бога и его ангела - и мы оказались прекраснее, чем они, им никогда не стать лучше нас.