- Есть! Есть у меня версия, Семен Кондратьевич.
- Я с удовольствием выслушаю ее, - сказал Щеглов. - Только вы садитесь, в ногах правды нет.
Мячиков сел.
- Моя версия построена исключительно на фактах, и, хотя в ней много белых пятен, в целом она, по-моему, вполне реальна. Итак, убийца - алтаец Старостин. О том, что он был на месте преступления, свидетельствуют, во-первых, следы его ног и, во-вторых, отпечаток кисти правой руки на ломике. Сейчас остается только гадать, в каких отношениях был алтаец с убитым, но то, что он неплохо знал планы последнего, не оставляет сомнений. Старостин знал, что этот человек в определенное время придет в это помещение и попытается спуститься по веревке вниз. Другими словами, ответ на ваш четвертый вопрос, Семен Кондратьевич, должен знать Старостин. Далее, он заранее решает проникнуть в это помещение, чтобы там подстеречь свою жертву, но наталкивается на неожиданное препятствие: дверной замок забит спичками, и ключом его не открыть. Тогда он снимает ломик с пожарного щита, который так кстати оказывается тут же, рядом с дверью, без труда взламывает замок и проникает в комнату. Ломик он предусмотрительно кладет на место. Потом внимательно осматривает помещение в поисках укрытия и в конце концов обнаруживает старый фанерный шкаф в каком-нибудь дальнем углу. Он как бы специально предназначен для тайника: пуст внутри и не имеет задней стенки. Недолго думая Старостин волочет его поближе к окну, где и решает сделать засаду. Но вот его взгляд падает на пол, и он с ужасом замечает множество следов, оставленных его собственными гигантскими ботинками, так как пол весь покрыт слоем пыли. Он отлично понимает, что, во-первых, эти следы могут насторожить его будущую жертву, а во-вторых, наверняка не останутся незамеченными сыщиками, которые не замедлят появиться здесь. Что же он делает? Берет веник и сметает пыль в углы, уничтожая тем самым отпечатки своих ботинок. Решение мудрое, ничего не скажешь, но он совершенно забыл о фанерном шкафе: ведь под ним-то следы остались! Потом он возвращается к щиту, берет ломик, прячется в шкаф и ждет. Сколько он ждет, неизвестно, но в конце концов дожидается - появляется незнакомец, привязывает к батарее канат и пытается спуститься вниз. И в этот самый момент из засады выходит Старостин и бьет незнакомца ломиком по голове. Удар настолько силен, что тот либо сразу же умирает, либо на некоторое время теряет сознание. Сюда же следует приплюсовать падение с высоты четвертого этажа в бессознательном состоянии - если, разумеется, удар не сразу убил его, - словом, Старостин мог быть уверен, что добился своего. Теперь о ноже…
- О каком ноже? - насторожился Щеглов.
- О том, что вы нашли у тела убитого, - удивленно ответил Мячиков.
- Откуда вы о нем знаете? - резко спросил Щеглов.
- О нем все знают, - пожал плечами Мячиков. - Пока вы с доктором осматривали убитого, за вами из окна наблюдала добрая дюжина любопытных.
- И вы тоже?
- Я - нет, но разговор о ноже слышал. Кстати, нельзя ли на него взглянуть?
- Можно, - сказал Щеглов, - но только из моих рук. Необходимо сохранить отпечатки пальцев на нем.
Он аккуратно вынул из кармана кинжал. Мячиков кивнул.
- Ясно. Таким и медведя можно уложить. Так вот, о ноже. По-моему, человек, держащий при себе такой нож, явно собирается кого-то убить. Как вы считаете, Семен Кондратьевич?
- Не знаю.
- А больше ничего при нем не было найдено? - спросил Мячиков.
Щеглов некоторое время молчал.
- В кармане его куртки я обнаружил пистолет, - наконец сказал он.
- И все?
- И все.
- Та-ак, - протянул Мячиков, задумавшись. - Наверняка этот тип из числа местных бандитов. За кем он охотился, неизвестно, но не исключено, что кровь Мартынова - на его совести. Если это так, то тогда понятно, почему Старостин убил его - решил рассчитаться за смерть друга.
- Гм… - Щеглов потер подбородок. - Интересная мысль… Что ж, Григорий Адамович, я с удовольствием выслушал вашу версию. Думаю, - во многом вы правы.
- Во многом? А почему не во всем?
- Потому что многое еще нужно доказать.
- Что же нам теперь делать со Старостиным? - спросил я.
- Ничего, - пожал плечами Щеглов. - Будем делать вид, что ни о чем не догадываемся. Ведь арестовать его мы не можем - пока не можем.
- Как же так! - воскликнул Мячиков. - Убийца разгуливает на свободе, а мы должны с ним раскланиваться? Нет, его надо немедленно обезвредить.
- Хорошо, - сказал Щеглов не очень вежливо, - мы запрем его в вашем номере, а вас поставим охранять. Благо что у вас оружие при себе. Идет?
- Нет, ну зачем же меня… - смутился Мячиков.
- А кого же? Нас здесь всего трое, а их три десятка. Нет, Григорий Адамович, это не выход.
- Где же выход? - упавшим голосом спросил Мячиков.
- Пока не произошло еще что-нибудь ужасное, я должен добраться до своих и привести сюда опергруппу, так как там, - он махнул рукой в сторону окна, - до сих пор не знают, что здесь творится, и наверняка считают, что всесильный капитан Щеглов сам справится со всеми трудностями. А вызвать по рации я их не могу - рация неисправна.
- Вот так так, - покачал головой Мячиков и испуганно посмотрел на меня. - А как же мы?
- Вы с Максимом останетесь здесь, - решительно заявил Щеглов.
- Семен Кондратьевич! - вдруг заорал Мячиков. - Возьмите меня с собой! Умоляю, возьмите!
- Нет, - отрезал Щеглов.
- Возьмите, - хныкал Мячиков. - Я не могу здесь оставаться. Я боюсь!
- Прекратите! - грозно потребовал Щеглов и брезгливо поморщился. - Ведь вы же мужчина! Держите себя в руках.
- Простите, - ответил Мячиков и высморкался, - я слегка раскис. Пойду к себе, что-то мне нехорошо.
Он вышел.
- А наш Мячиков слегка оклемался, - усмехнулся Щеглов. - Живучий, паразит.
- Семен Кондратьевич, почему вы его так не любите? - спросил я.
- Не люблю? - Щеглов в упор посмотрел на меня. - А за что мне его любить?
- Он ведь помогает нам по мере сил и возможностей. Вот и сейчас - вон как здорово все расписал.
- Разумеется, - Щеглов прошелся по номеру, - только это еще не повод для любви. Ладно, давай закроем эту тему.
Он начал собираться. А я наблюдал за его действиями и размышлял. С одной стороны, ему вряд ли сейчас можно было позавидовать: идти одному через сырой, залитый водой лес, напоминающий скорее болото, идти не один километр, а может быть, и не один десяток, идти наобум, без специального снаряжения, без сапог, без пищи… Но с другой стороны, в конце тяжелого пути его будут ждать дружеские объятия товарищей и, главное, конец этому ужасу, когда в каждом встречном тебе мерещится убийца. Я очень хорошо понимал Мячикова и сам бы пошел с Щегловым, если бы он разрешил. Но Щеглов шел один.
- Я готов, - сказал он, проверив свой пистолет и положив в карманы два запасных магазина. - Сиди здесь и жди моего возвращения. Если что произойдет, действуй по обстоятельствам, но с умом и не теряя головы. Я бы очень хотел застать тебя живым и невредимым, когда вернусь.
- Вы тоже берегите себя, Семен Кондратьевич, - произнес я и почувствовал, как сердце мое сжалось.
И снова Щеглов поставил меря в тупик своими следующими действиями. Он вдруг приложил палец к губам, бесшумно подошел к двери, осторожно открыл ее, стараясь не щелкнуть замком, и выскользнул в коридор, предварительно кивнув мне, приглашая последовать за ним. Я беспрекословно повиновался, сообразив, что задавать вопросы сейчас не время. В коридоре мы отошли на значительное расстояние от нашего номера, прежде чем Щеглов проронил хоть одно слово.
- Максим, - сказал он чуть слышно, останавливаясь в двух шагах от пустого холла, - будь готов к любым неожиданностям и помни, что я рядом и всегда приду на помощь. И еще, - его и без того серьезное лицо стало суровым и озабоченным, - позаботься о практикантке Кате. Я посоветовал ей запереться в своей комнате и не покидать ее в течение всего сегодняшнего дня. Она девушка разумная и, надеюсь, сделает все именно так, как я ей сказал, но все же… Словом, старайся держать ее в поле зрения, тем более что ее комната - на втором этаже, вдали от людей и в двух шагах от бандитов.
Что я мог ответить? Что и думать забыл о практикантке Кате? Разумеется, я сказал, что позабочусь о бедной девушке, если, не дай Бог, в этом возникнет необходимость. Щеглов кивнул, тряхнул мою руку и вышел на лестницу. Я же вернулся в номер.
4.
Каково же было мое удивление, когда на самом пороге я неожиданно наткнулся на аккуратно сложенный листок бумаги. Опять записка! Я поднял ее и тут же почувствовал чье-то дыхание у самого своего уха. Я резко обернулся и нос к носу столкнулся с Мячиковым. Глаза его горели от нетерпения.
- Что это у вас? - спросил он с любопытством, кивая на листок.
- А я почем знаю? - не очень вежливо ответил я; сейчас, когда рядом не было Щеглова, присутствие Мячикова меня почему-то раздражало.
- А вы прочтите, - не отставал он, просвечивая листок взглядом, словно рентгеном, - может быть, там что-нибудь очень важное.
Предложение было настолько резонным, что возразить что-либо я не смог. Войдя в номер и впустив следом за собой Мячикова, я развернул записку. Она была написана той же рукой, что и предыдущая. Читая, краем глаза я видел, как Мячиков бесцеремонно заглядывает мне через плечо. Текст гласил: "Следователю Щеглову. Приношу свои глубокие извинения за розыгрыш, ваше легковерие позволило мне добиться некой цели. Благодарю вас. Поверить мне и в этот раз - в ваших же интересах. Ровно через пятнадцать минут после получения вами этого письма я буду ждать вас в правом крыле четвертого этажа, возле пожарного щита. На этот раз обмана не будет. Артист".