- Так вот, я не разбираюсь.
- Значит, ты так быстро его опознала, просто выдав первый попавшийсявариант?
Она сморщилась, потом проговорила:
- Ты связан со своим дружком.
- Да.
Лицо ее дернулось; я понял, что она подбирала слова, чтобы описатьнечто, не слишком пригодное для выражения в словесной форме.
- Если ты снимешь амулет, я покажу, - предложила она.
- Лучше обойдемся так.
Она кивнула. Нахмурилась.
- Когда ты общаешься со своим дружком, это скорее как говорить сосвоей рукой, нежели общаться псионически.
- Со своей рукой я говорю не словами.
- Да я вообще удивляюсь, как ты их выучил.
Ладно, сам напросился.
Она продолжала:
- Псионические послания у эльфов идут через эту их штуку - Державу, -так им проще. Или напрямик, разговор сознаний, как у нас. В любом случаетут вопрос настроить свое сознание, чтобы оно соответствовало настройкесобеседника.
Я был прав, она многое об этом знала. Было бы любопытно - во многихсмыслах - послушать ее разговор с Деймаром. Увы, это удовольствие было мненедоступною
- Кажется, пока понимаю, - отозвался я.
- Камень Феникса вмешивается в эту настройку и изменяет колебания,которые источает твой мозг на псионическом уровне, так что никто не можеттебя услышать, ну и сам ты ни до кого не можешь дотянуться.
- А когда я говорю с Лойошем?
- Он не воспринимает колебания твоей псионической энергии. Он самчасть того, что их производит.
Некоторое время я пытался понять, что все это начит, потомпроговорил:
- Ладно, значит, знать кого-то достаточно хорошо, чтобы псионически сним связаться - это значит, знать достаточно хорошо, как работает егоразум, чтобы позволить моему собственному разуму настроиться на него,тогда как моя связь с дружком фактически позволяет ему думать вместе сомной.
- Да.
- Поэтому он может помочь мне с заклинаниями.
- Да. У колдунов все наоборот.
- Я не…
- Ша. Когда ты с кем-то переговариваешься, ты должен научитьсяизменять излучения своего мозга так, чтобы настроиться на чужой. А когдапереговариваешься со своим дружком, ты должен научиться разделять свои иего мысли, чтобы слышать и отсылать слова.
- Понял… - сказал я. - Ну, не то чтобы понял, но теперь я знаюбольше, чем раньше. Спасибо.
Она фыркнула, кивнула и ушла.
Она приходила еще несколько раз, мы разговаривали кое о чем еще.Некоторые моменты представляли определенный интерес, но этот -единственный, который как-то связан со всем, что мы обсуждаем сегодня, такчто, боюсь, остального вы так и не узнаете. Если вас это задевает,изложите ваши предложения в письменной форме. Превратите их взавуалированные угрозы и отошлите на гору Дзур, Сетре Лавоуд. Потомскажете, что получилось.
Я сидел, отдыхал, восстанавливался. Мысленно прокручивал варианты -как они меня выследили, как мне в будущем этого избежать. Начал былосоставлять список всех своих врагов, но бросил: слишком длинный,безнадежно. А глупая часть меня - та, которая застряла примерно вшестилетнем возрасте, - возопила, что так нечестно.
Честность многое для меня значит. Повстанцы из выходцев с Востока,твердят о равенстве. Адвокаты-иоричи - о справедливости. Не уверен, чтосколько-нибудь понимаю эти концепции - кажется, обе они лежат вне моейкомпетенции, или у меня мозги устроены не так, как надо, чтобы с нимиработать. Но вот честность меня всегда заботила. Собственно, в некоторомроде ради нее я и делал так долго то, что делал: нет никакойсправедливости в том, чтобы прикончить бедного сукиного сына, которыйкрысятничал у своего босса; и это уж точно не сделает его и босса равными.Однако такое всегда казалось мне честным: он знал правила, он знал, чемрискует.
Да-да, я преступил правила. Я угрожал имперскомму представителю ДомаДжарега и свидетельствовал перед Империей. Но дело в том, что у меня небыло выбора. Они угрожали Коти, я боялся и был в ярости. Теперь, много летспустя, все это выглядит несколько иначе, однако я по-прежнему непредставляю, что еще я мог тогда сделать.
Так что один из моих внутренних голосов громко вопил, что этонечестно. Обычно я слишком занят, чтобы обращать на него внимание. Илистараюсь оказаться слишком занятым. Но сейчас, в подземелье, где не былоничего, кроме голых стен, голос этот время от времени вырывал меня изпрострации.
Ладно, забудем. Вам об этом слышать незачем. Прошу прощения: я несобирался заставлять вас выслушивать мои жалобы. Это трудно, я знаю.Однако я просто рассказываю, что произошло - все, полностью, а значит, нетолько "что", но и "как", и это тоже важно, понятно вам?
Я также поразмыслил над тем, что узнал насчет Леди Телдры. То есть язаставляю ее голодать, не позволяя ей уничтожать души? То есть мне надо,ну, в общем выйти и просто пустить ее в ход? Не уверен, что смогу. И недумаю, что она бы это одобрила. Однако это объясняло, почему я нечувствовал себя лучше - в смысле, почему она исцелила меня толькочастично. Я опустошил ее. В голове у меня возник образ водяного колеса,какие нередко встречаются на северных рудниках: вода закончилась - ибольше не крутится, сколько ни старайся. Никогда бы не подумал сравнитьЛеди Телдру с водяным колесом, но, очевидно, некое сходство имело место.
То есть мне однажды понадобится, чтобы она что-то совершила - а онане сможет. Неприятная перспектива.
Я заснул, и во сне видел водяные колеса - сперва я на них поднимался,а потом сам крутился в колесе вместо воды. Сны бывают такие глупые.
Время от времени хозяйка приносила хлеб и сыр, а однажды несколькожестких перченых сосисок и красные грибы - каковым я порадовался, хотя мойрот и возражал. В основном я бездельничал, и активно старался не думать.Лойош просто летал над городом и чувствовал себя превосходно, хотя и нежелал этого признавать. Но главное, он был рад, что я хотя бы ненадолгооказался в безопасном месте. Да, мне это тоже было по душе. Ни друзей, ниврагов, ни богов. Просто четыре голые стены и звуки собственного дыхания.
Помогло ли это? Да, в какое-то мере. Когда ты весь истощен, избит иедва на части не рассыпаешься, разум куда более охотно смиряется сперспективой покоя и ничегонеделанья. Иногда. Время от времени. Можновыдержать.
Что я ХОТЕЛ сделать, так это взять Леди Телдру, найти стольковысокопоставленых джарегов, сколько смогу, и прикончить столько их,сколько успею, пока они не свалят меня. Я очень, очень хотел такпоступить. И у такого хода имелись свои преимущества: если уж я устроютакую резню, вряд ли они смогут пустить в ход клинок Морганти, а обычнаясмерть в моем положении уже, считай, победа.
Правда, грустно - победа в виде смерти?
Вот только Коти и мальчик… если я так поступлю, не сомневаюсь, чтоджареги займутся уже ими: либо до того, как прикончить меня, в порядкеугрозы - либо уже после, чтобы отомстить.
А этого я допустить не мог.
Я сидел там - расслабленный, собранный, злой, спокойный.
Итак, что породило искру идеи? Разочарование, скука, гнев? Сны оводяных колесах? Полубессознательное стремление к честности?
Не знаю, да и неважно, полагаю. Хотел бы я заявить, что идея мнеприснилась, ибо в ней имелось определенное очарование - но это не так. Ямного спал, много отдыхал, а по сути бездельничал. Я даже не думал так ужактивно о том, что буду делать дальше - или, вернее, старался думать о чемугодно, только не об этом. Пока. Я сидел там уже два дня, и мне скоро порабыло двигаться дальше, то есть - принимать решение, которое я пока еще небыл готов принять. Знать, что я скоро выйду из этого подземелья, само посебе было сочетанием предвкушения и страха. Да, хорошо бы выйти и глотнутьсвежего воздуха, но… понятно что.
Так или иначе, но именно тогда меня и осенило. Именно тогда все иизменилось. Потому что если находишься в положении, которое совершеннонеприемлемо, и потом вдруг появляется способ, как исправить дело - вопросо том, пробовать ли, и задавать не стоит. Даже если способ совершеннобезумный.
Я лежал на спине, сцепив пальцы за головой, и смотрел на грубуюкладку потолка. Потом задремал, а потом вспомнил, что сказал Деймар в тотдавний вечер. Нет, мне это не приснилось - скорее я вспомнил и проснулся.Слысл уловили, да?
В общем, у меня родилась идея, и я шагал по коридору, складываявоедино кусочки головоломки, а когда собрал достаточно - велел Лойошуотыскать Деймара.
Дело будет нелегким, хитрым, возможно - безуспешным, и однозначнонеприятным. Но в общем и целом не так уж плохо, если сравнивать снеобходимостью перерезать собственную глотку.
Я был уверен, что смогу совершить невозможное.
Я был уверен, что смогу продать то, что нужно продать.
Вопрос, как всегда, упирался в последствия. Как я могу одновременнозащитить себя и раскрыться, если я понятия не имею, от кого защищаться? Аесли это невозможно, то хотя бы как мне выяснить, от кого я вынуждензащищаться?
Когда дед обучал меня человеческому искусству фехтованию, он раз заразом повторял, что действиями противника управлять невозможно - всегдаследует быть готовым, что он выберет любой вариант из доступных ему, ибыть готовым ответить соответственно. Он пытался научить меня понимать,насколько это важно - уметь приспосабливаться к изменяющимсяобстоятельствам. Но главное, он всегда повторял, что действиями противникауправлять невозможно. А однажды добавил:
- Но есть одно исключение.
- Какое?
- Открыться для идеального удара в сердце.
- Но ведь тогда я буду мертв, Нойш-па.
- Да, Владимир. Поэтому мы так и не поступаем.