- Всё в порядке, Елена Михайловна, - радостно сообщил мне Бубновый. - Я вижу вашу тачку, - он прервал связь.
- С кем вы говорили? - подозрительно поинтересовался водитель.
- С Бубновым.
- И вы ему сказали, что мы на трассе? Зачем? Я с таким трудом от них оторвался!
- Вы от них не оторвались.
- Хоть вы и ведьма, но взгляните назад. За нами идёт всего одна тачка, и это Колян.
- Предпочитаю смотреть вперёд, - заявила я. - Перед нами всего одна машина, и это Бубновый со своим напарником.
- Как они смогли оказаться впереди? - изумился шофёр.
- Точно я не знаю, но Высшие Силы мне подсказывают, что пока вы вертелись по узким улочкам, пытаясь оторваться от Коляна, они выехали на трассу и ждали нас тут.
- Хватит гонок, - распорядился губернатор. - Люди Кареты нас тронуть не посмеют.
- А они об этом знают? - буркнул шофёр, но шеф предпочёл его не услышать.
Дальше ехали молча, и я предавалась довольно непродуктивному занятию: ругала себя за глупость. Зачем я всё рассказала Мелентию? Я ведь не обязана перед ним отчитываться. Ещё неизвестно, как он использует эту информацию. Вскоре ругать себя мне надоело, и я стала придумывать оправдания. Это оказалось утомительным, и я сама не заметила, как задремала.
Через некоторое время шофёр меня бесцеремонно растолкал, после чего не то помог выйти из машины, не то выволок из неё. Машина немедленно куда-то уехала, и я осталась стоять одна возле запертого входа в особняк. Затянутое тучами ночное небо не пропускало ни единого лучика света от Луны или звёзд. Окна особняка, или виллы, как выразился Бубновый, тоже были тёмными, похоже, их закрывали ставни. Свет исходил только от снега, но снег был грязный и изрядно подтаявший, так что светился не очень.
За спиной я услышала хруст снежной корочки, и обернулась. Ко мне приближался силуэт собаки Баскервилей с ярко горящими глазами. Разумом я понимала, что это, скорее всего, Барс, который меня знает и хорошо ко мне относится, но охваченное первобытным ужасом подсознание требовало куда-то бежать, залезать на высокое дерево или закапываться в снег. Я не бежала только потому, что тот же самый страх меня парализовал. И это правильно, потому что убегать от хищника - это прямое предложение ему попытаться догнать. А большинство хищников бегают гораздо быстрее меня.
Ужасный зверь приближался, угрожающе рыча. Мне пришла в голову мысль, что губернатор или его жена сменили собаку, потому что Барс лучше относится к некоторым визитёрам, чем к хозяевам. От такой догадки, само собой, мой ужас отнюдь не уменьшился.
Позади меня тоже захрустел снег. Я поняла, что хищников тут целая стая, и они меня уже окружили. Хотелось посмотреть на остальных, но было страшно отвести взгляд от того, который прямо передо мной. Почему-то не сомневалась, что стоит мне перестать на него смотреть, как он тут же атакует.
- Лена, почему ты свет не включила? - услышала я у себя за спиной голос губернатора.
Тут же щёлкнул выключатель, и место, где я стояла, залил яркий свет. Страшный хищник действительно оказался Барсом. Он стоял прямо передо мной и вилял хвостом. Время от времени он рычал, но теперь его рык вовсе не казался угрожающим. Он просто хотел привлечь моё внимание. Взгляд собаки излучал добродушие, ничего агрессивного в облике Барса не просматривалось.
- Она, наверно, без понятия, где тут у вас выключатель, - предположил Колян, и я удивилась, что он тоже здесь.
- Она уверенно заявила, что знает, и показывать ей не нужно.
Вот оно что! Губернатор вёл со мной разговор, а я в это время спала и сквозь сон говорила всякие глупости. Но признаться в этом было выше моих сил.
- Мне не нужен свет, я не боюсь темноты, - соврала я уверенным голосом. - И собак тоже ни капли не боюсь.
Чтобы доказать свою ложь, я шагнула к Барсу и погладила ему загривок. Пёс восторженно взвизгнул и завалился на спину, подставляя грудь. Пришлось сесть на корточки, иначе я не доставала.
- Хватит портить мою собаку, - улыбаясь, потребовал губернатор. - И вообще, идём внутрь, я уже слегка замёрз.
Он отпер дверь. Я поднялась на ноги, а Барс, как только его перестали гладить, мгновенно куда-то умчался. В прихожей мы сняли верхнюю одежду, и Колян сразу же нас покинул, заявив, что погрызёт что-нибудь на кухне, а потом немного вздремнёт. Губернатор сквозь зубы предложил ему чувствовать себя как дома. Впрочем, Колян его всё равно не слышал.
Не разуваясь, мы прошли в одну из комнат, где в кресле сидела старуха и делала вид, что смотрит какой-то сериал. Я сразу заметила её напряжённую позу, и поняла, что она готовится к скандалу, а подчёркнутое внимание к телевизору - всего лишь отвлекающий манёвр. Как же приятно собственными глазами убедиться, что в стране есть скандалисты-профессионалы и помимо моей мамы.
- Пришёл, значит, - заявила она, и громкость её голоса плавно повышалась, грозя дойти до истошного крика. - Сам пришёл! Что с тобой случилось? Обычно тебя приносят! Отвечай, зачем приволок в мой дом эту шлюху?
- Я очень тебя прошу с ней поговорить, - робко ответил ей губернатор. - Я редко тебя о чём-нибудь прошу. Пожалуйста!
- Засунь свою просьбу знаешь куда? Эта тварь припёрлась в мой дом, не снимая сапог, нанесла сюда грязь со двора, а я, пожилая больная женщина, должна с ней говорить? Не много ли ты от меня хочешь?
- Вы очень похожи на мою маму, - отметила я.
- Чем же? - растерялась старуха.
- Вам не хватает общения, и вы добираете громкостью.
- Ты что, хочешь, чтобы я тебя удочерила?
- Нет, что вы, двух таких я не выдержу. Лучше оставайтесь там, где вы есть.
Видя, как она встречает относительно трезвого мужа, я отлично понимала, почему он постоянно пьёт до бесчувствия. Впрочем, губернатор просил не лезть в его семейные дела, да и меня саму от них уже тошнило.
- А о чём ты хочешь со мной поговорить? - язвительно поинтересовалась старуха. - Какие у нас с тобой могут быть общие темы для разговора?
- Она думает, что это ты определила Мэрского на нары, - сообщил губернатор.
- Ну, и дура! Даже если так, что это тебе даёт, соплячка? Неужели ты думаешь, что прокурорские посмеют хоть пальцем тронуть жену губернатора?
- Мэрского - посмели, - возразила я. - Но поговорить я с вами хочу не об этом.
- А я с тобой вообще не хочу говорить. Ни о чём!
- Даже о вашем внуке?
В комнате наступила зловещая тишина. На самом деле продолжал работать телевизор, и довольно громко, но его никто не слышал. Мы трое молча обменивались злобными взглядами, и я надеялась, что мой по злобности никому из них не уступает.
- Ладно, - вдруг произнесла старуха нормальным голосом. - Пошли на двор.
- Зачем?
- Топором тебя во дворе зарублю! Вот же, действительно, дура! Говорить там будем! Неужели не понятно? А ты не вздумай подслушивать, а то я не знаю, что с тобой сделаю!
Старуха накинула на себя шубу, не вдевая руки в рукава, и мы вышли во двор, или на двор, как она выразилась. Она уселась на крыльцо, и мне пришлось пристроиться рядом. Тут же возле меня как бы ниоткуда материализовался Барс и ткнулся мокрым носом мне в ладонь. Я начала почёсывать ему за ушами, и пёс довольно заурчал.
- Хватит приставать к собаке! - со злостью потребовала старуха. - Чего ты от меня хочешь? При чём тут мой Юрочка?
- Мне кажется, вы его любите.
- И тебя это удивляет? - она достала портсигар, по виду очень похожий на золотой, зажгла себе сигарету и протянула его мне. - Курить будешь?
- Нет, спасибо. Не выношу табачного дыма.
- А это не табак, - она противно захихикала. - Это другая трава. Точнее, травка. У меня внутри всё болит. Рак, знаешь ли, жестокая штука. А травка немного снимает боль. Ненадолго, к сожалению. Самое обидное, болеть-то там нечему. Всё вырезали. Это называется фантомной болью. Слышала о таком?
- Да. Это когда болит ампутированная нога.
- Вот и у меня так же. К лучшим психиатрам ходила, они мне и таблетки прописывали, и гипноз, и ещё кое-что, чего тебе лучше не знать. И всё без току. Как болело, так и болит. Ночью не получается спать без лошадиных доз снотворного, а днём - бодрствовать без травки. Так не будешь косячок? Не передумала?
- Нет. А удивляет меня не то, что вы любите внука, а то, что вы здесь, а он в Англии.
- Всё потому, что Мэрский - сволочь. Я его просила не отправлять Юрочку за границу, но ему плевать на мои просьбы.
В свете освещающей крыльцо лампочки мне показалось, что в её глазах заблестели слёзы. Но, может быть, только показалось. Я смотрела старуху, и не могла понять, почему в первый раз я так её испугалась. Да, выражение её лица было неприятным, но теперь я знала, что это не злоба, а отражение терзающей несчастную женщину боли. И физической, и моральной.
- Извините, я не знаю, как вас зовут, - сообщила я, ругая себя, что не спросила заранее у губернатора.
- Тебе и не надо знать.
- Но как мне к вам обращаться?
- Никак не обращайся. Это ты хотела со мной говорить, а не наоборот.
- Ладно, пусть так. Я вот чего понять не могу. Ваш муж тоже любит внука?
- Он ещё та скотина, но Юрочку любит, этого не отнять.
- Он наверняка мог помешать Мэрскому отправить сына в Англию. Мэрский от него во многом зависит. Но губернатор этого не сделал. Значит, у него была на то причина. Мне нужно её знать.
- Зачем? Ты пытаешься помочь Мэрскому. Разве ты не знаешь, что он очень плохой человек?
- Вы его назвали сволочью. Мне очень интересно узнать, за что. Но давайте всё по порядку. Сейчас, пожалуйста, расскажите, почему ваш муж не препятствовал отъезду своего и вашего внука за границу.