* * *
Я плыл в пустоте, полной гипнотизирующего вращения радужных спиралей. Тело мое не имело веса, и я знал, что бесплотен. Музыка небесных сфер ревела в ушах, звук то нарастал, делаясь оглушительным, то затихал, доносясь словно через толстый слой ваты. Во всём этом цвето-свето-звуковом хаосе присутствовал некий странно знакомый ритм, и в какой-то миг я понял, что это - биение моего сердца.
Значит, я всё-таки жив.
- Какого дьявола, Ватсон?!
В хаотическом кружении неясных образов перед внутренним взором возникла некая фигура. В какой-то момент я вдруг понял, что глаза мои уже открыты, но взгляд упорно отказывается фокусироваться на окружающих предметах.
- Он глаза открыл!
Голос. Молодой. Женский. С надрывно-истерическими нотками. Знакомый голос. Первый тоже знаком. Его хозяина я знаю давно, дольше, чем юную истеричку. Тревожные нотки в голосе истерички почему-то доставляют удовольствие. Не злорадство. Радость?
- Ватсон, да приходите же в себя!
Резкий запах аммиака. Нечем дышать! Распахнутые глаза ничего не видят - слёзы текут ручьями.
- Лестрейд, ищейка вы разэтакая, осторожнее же с доктором!!!
Имя.
Знакомое имя…
- Да бросьте вы, Холмс! Добрая порция нашатыря ещё никому не вредила. Видите, пришёл наш доктор в себя. Эй, Ватсон, вы меня слышите? С возвращением в мир живых!
Сквозь реки слёз всё чётче проступают образы, всё более знакомыми становятся с каждым мгновением - словно память возвращается одновременно со зрением, подсказывая названия каждого увиденного предмета, имя каждого из людей, сгрудившихся вокруг.
Вот этот, похожий на гибрид хорька и фокстерьера, облачённого в клетчатое пальто, такое же кепи, полувоенного кроя бриджи и тяжёлые башмаки с гамашами - Лестрейд. Шеф Скотланд-Ярда с так и не искоренёнными высоким положением повадками уличной ищейки.
Зарёванная юная особа рядом, рыжекудрая обладательница самых зелёных глаз на свете, которые мне когда-либо доводилось видеть - несомненно, мисс Хадсон. Чудесно выглядите, мисс. Вслух я ей этого не говорю - и вряд ли когда-нибудь скажу.
Высокий джентльмен в пурпурной крылатке и цилиндре того же модного в этом сезоне цвета пристально всматривается мне в лицо. Стальные глаза над ястребиным носом, упрямая линия подбородка, бескровные тонкие губы, сжатые в нить.
Мистер Шерлок Холмс. Мой добрый друг и патрон, собственной персоной.
И тогда по всему выходит, что я - Ватсон. Джон Хэмиш Ватсон.
Военный врач, ныне в отставке. Слуга Короны… тоже в отставке, хотя это секретная информация. Как и сама служба.
И я лежу на земле.
А высоко в странном небе, сделанном словно бы из серой тряпки, прямо надо мной парит на трёх ходульно-тонких ногах ржавый, поросший красным вьюном шар, с которого свисают, едва не касаясь мостовой, тонкие металлические щупальца.
И я знаю, что в недрах шара, на странном ложе, в центре паутины проводов и трубопроводов слепо таращит тёмные, подёрнутые мутью шары огромных глаз мертвец - мертвец не из нашего мира.
Воспоминания возвращаются рывками, всё быстрее и быстрее, словно прорвав плотину беспамятства. Дирижабль, пари, ошеломление от встречи с треножником.
Потом - темнота.
Странно.
Сильные руки подхватили меня, усадили и поддерживали под спину, пока мисс Хадсон, словно заботливая сиделка, вливала в меня сладкий, дочерна заваренный чай из мятой оловянной кружки армейского образца.
- Ватсон, Ватсон, - беззлобно ворчал Холмс, придерживая меня за плечи. - Вас ни на минуту нельзя оставить без присмотра.
- Что произошло? - спросил я.
- Вы расхаживали по двору в крайнем волнении, что я приписал обычной впечатлительности вашей натуры, мой друг. В какой-то момент я перестал обращать на вас внимание, а потом на некоторое время потерял из виду. Потом мисс Хадсон начала кричать, что доктор упал. Мы нашли вас здесь, у ограды, без сознания.
- В обморок вы упали, доктор. Всего и делов, - влез в разговор Лестрейд.
- Я не склонен к обморокам, - возразил я.
- Уверены, доктор? - скептически прищурился этот хорёк.
- Абсолютно. Мне позволяют совершенно определённо утверждать это некоторые…, гм, специфические особенности моего организма.
Например, то, что моё сердце будет неутомимо работать ещё много лет после того, как уснёт спрятанный в моём плече атомный котёл, приводящий в движение искусственную конечность, которая заменила утраченную правую руку.
Впрочем, знать об этом Лестрейду совершенно не обязательно.
- Тогда что с вами произошло? - спросил шеф-инспектор.
- Не знаю, - честно ответил я. - Совершенно ничего не помню.
- А что видели вы, Анжелика? - Холмс повернулся к мисс Хадсон и пристально взглянул на неё.
- Анна-Вероника! - с вызовом встретила взгляд великого сыщика наша секретарша. - С этого момента - Анна-Вероника.
- Да-да, безусловно, - нетерпеливо отмахнулся Холмс. - Простите, запамятовал.
- И попрошу без сарказма, мистер Холмс! - строго сказала новоявленная Анна-Вероника. - Право каждой женщины - носить то имя, которое её саму устраивает наилучшим образом, которое подходит ей здесь и сейчас, которое позволяет ей пребывать в гармонии с собственным внутренним миром! И то, что вы мой босс, вовсе не даёт вам…
- Да-да, мисс Хадсон, - поспешно вернулся мой друг к нейтральному обращению. - Пусть я и не вижу вследствие косности своего мужского ума, каким образом имя "Анна-Вероника" превосходит в своём соответствии озвученным вами пунктам ту же "Анжелику", но я готов смириться с вашим правом к самовыражению, милочка, если это пойдёт на пользу расследованию.
- Вне всякого сомнения, - вздёрнула усыпанный веснушками носик наша невыносимая эмансипе. Я любовался ею в этот момент. Раскрасневшись от эмоций, оседлав любимого конька демагогии о равенстве полов и одновременном превосходстве женщины над мужчиной, готовая растерзать любого, кто посмеет ей перечить, мисс Хадсон расцветала, подобно прекрасному, пусть и весьма экзотическому, цветку среди унылой серости английских традиций и стереотипов. Глаза её метали зелёные молнии, рыжие пряди, выбившись из-под шляпки, падали на лицо, и возмутительница спокойствия совершенно очаровательно пыталась сдуть их уголком рта - впрочем, безо всякого успеха.
- Боже, что за бред?! - вскричал Лестрейд, до этого лишь таращивший изумлённые глаза на обоих спорщиков. - Холмс?! Вы, с вашим рациональным умом истинного джентльмена, соглашаетесь с этой чушью?!
- Увы, мой дорогой Лестрейд! - мой друг развёл руками в комическом отчаянии. - Женщины - удивительные существа. Я давно имел несчастье убедиться, что метод дедукции далеко не всегда применим в понимании свойственной им логики. На мой взгляд, следует оставить за женщинами право менять по настроению имя, подобно тому, как они меняют наряды, когда хотят - в противном случае мы рискуем ввязаться в затяжную позиционную войну, в которой заранее обречены на поражение. Женщины гораздо упорнее в своих заблуждениях, чем мы с вами, мой дорогой шеф-инспектор, и гораздо настойчивее в достижении целей - какими бы абсурдными они нам с вами ни казались.
Лестрейд выслушал эту тираду с отвисшей челюстью, после чего расхохотался и махнул рукой в знак согласия. Мисс Хадсон ещё выше вздёрнула носик и залилась краской негодования.
- Ещё одно типичное проявление мужского шовинизма! - процедила она сквозь зубы, совладав, наконец, с собой.
- Разве я не согласился с вашей точкой зрения, мисс Хадсон? - приподнял бровь мой друг в наигранном удивлении.
- Согласие, данное в столь оскорбительной форме, не может считаться истинным согласием! - блеснула профессиональными познаниями наша секретарша. И, подумав, добавила, как плюнула. - Сэр!
- Диспут о значимости формы и содержания оставим до лучших времён, - пресёк готовый разгореться с новой силой конфликт Холмс. - А теперь, если вы не возражаете, мисс, мы хотели бы услышать, что же вы видели.
- Немногое, - ответила, поджав губы, мисс Хадсон. - Спустившись с треножника, доктор некоторое время расхаживал с совершенно потрясённым видом…
- С треножника? Я?! - моему изумлению не было предела. - Холмс, я что, был там?
С этими словами я ткнул пальцем вверх.
- Да, мой друг, - ответил Холмс. - Путь наверх по верёвочной лестнице вы преодолели с завидной энергией. Спускались, правда, гораздо медленнее, но спишем это на глубокую задумчивость и потрясение от увиденного.
- Боги! - вырвалось у меня. - Не представляю даже, что могло побудить меня на столь безрассудный поступок!
- Любопытство, я полагаю, - пожал плечами великий сыщик. - Это одна из основных страстей, что движут человечеством наряду с ленью, алчностью и вожделением. Вряд ли я ошибусь, высказав предположение, что вы захотели увидеть всё своими собственными глазами.
- Знать бы ещё, что я там увидел, - уныло отозвался я. Память не хранила никаких воспоминаний о случившемся, начиная с момента, когда мой друг начал своё восхождение на личную Джомолунгму марсианского треножника.
- Многое, уверяю вас, - сказал Шерлок Холмс. - Вполне достаточно для того, чтобы впасть в состояние некоторого возбуждения, но слишком мало для того, чтобы ваш мозг милосердно лишил вас воспоминаний об увиденном. Вы ведь не подвержены падучей, доктор?
- Нет, друг мой. И на отдалённые последствия фронтовой контузии списать подобную амнезию нельзя.
- Уверены?
- Со всей определённостью могу заявить это, - сказал я твёрдо.
Холмс кивнул. Я отдал должное деликатности моего друга, который не стал настаивать на объяснениях.