КОГДА РИЧАРД БЕРРИ И "КИНГЗМЕН" ИГРАЛИ НА "ВИФЛЕЕМЕ"
- Объект на поверхности?
- Паром на Стейтен-Айленд, пеленг 2-0-9, дистанция три четверти мили. Прочие небольшие суда… вышел полицейский катер, но он направляется к Ист-Ривер. К острову Свободы путь открыт.
- Вперед на одну треть мощности, - скомандовал Фило. - И слушай - вдруг засечешь гигантского кальмара.
Гидролокационный пост пах, как таблетка для горла. Аста Уиллс растила крошечный эвкалипт, который напоминал ей о доме; Фило предложил ей найти еще и коалу-сироту, но акустик и слушать не желала.
- Отвратительные создания, - сказала она. - У них моча выходит с потом, и они дырявят мебель, видала я такое.
Вместо этого она завела вомбата, которого назвала Базилем. Антиподская помесь барсука и луговой собачки, которую приятно потискать. Коэффициент умственного развития у Базиля был не больше, чем у обоев, а основная цель его жизни заключалась в том, чтобы свернуться клубочком у Асты на коленях и уснуть. Одной рукой гладя Базиля, а другой настраивая гидрофон, Аста не теряла спокойствия даже в самые сложные моменты.
- Не слышу ни кальмаров, ни кракенов, - сказала Аста. - Только мелочи, которые нас не потревожат. Зато вот датчики на корпусе отмечают чудесное разнообразие биотоксинов в воде, а также, похоже, метель из клочков использованной туалетной бумаги. - Она пошевелила бровями и стряхнула пепел с воображаемой сигары. - Так что если лодка даст течь, воду не глотать.
- Спасибо, Аста, - ответил Фило. - С тобой я всегда рад возвращаться к родному причалу.
- Да ладно, расслабься. Мы ведь сегодня спасли континент, скажешь, нет? К тому же тут вода все равно лучше, чем у меня дома, у Бонди-Бич.
- Ну, это еще не повод радоваться.
- Стамбул! - сообщил Осман Хамид, а Моррис перевел: - Фило, десять минут до Пиратской бухты.
- Ага. Что у нас там по расписанию? Двухдневная увольнительная на берег?
- Трехдневная, - сказала Норма Экланд. - Мы договорились на три дня.
- Точно, три. Моррис, дойди до моей каюты, возьми конверты для машинной команды. Им еще не выдали зарплату.
- Я? - переспросил Моррис. - Сейчас очередь Нормы платежки заполнять.
- Нет, - возразила та. - Сейчас очередь Нормы одеваться к ужину. У меня на вечер заказан столик в "Цене соли". - Она взглянула на Асту. - Жду тебя на палубе через пятнадцать минут?
- Заметано, - ответила Аста и выключила аппаратуру. Стоявший за рулем Осман направил "Яббу-Даббу-Ду" к основанию острова Свободы, где перед ними открылся потайной гидравлический шлюз. Подлодке предстояло быстренько ополоснуться, чтобы смыть противную слизь акватории Нью-Йорка, а потом всплыть в Пиратской бухте - собственном секретном доке, расположенном прямо под пьедесталом Леди Свободы.
Моррис выполз из рубки, как приговоренный. Дело не в том, что ему не хотелось заполнять платежки, а в том, что всякий раз, посещая машинный отсек, он словно окунался в море вины еврея-либерала. Помимо Ирмы Раджамутти, остальной состав машинной команды был из Палестины: Оливер, Хитклиф, Маугли, Галахад и Крошка Нелл Каценштейны, приемные братья и сестра Морриса. Усыновление для его родителей было, скорее всего, искуплением грехов - они спасли пятерых брошенных близнецов из горящей мечети на Западном берегу, ушли из "Шин Бета" и в один безумный Йом-Кипур бежали из Израиля - но сыну объяснить свои мотивы они так и не удосужились. Через год после выезда из Тель-Авива родители развелись: Моррис с матерью оказались в Нью-Йорке, а отец взял с собой пятерых близнецов и поселился в Лондоне, где усыновленные Каценштейны сами выбрали себе имена из "Антологии английской литературы Нортона". Там им жилось хорошо и спокойно, росли они в огромном доме на Темзе и в положенное время все поступили в Оксфорд; а юный Моррис смотрел на Манхэттене передачи "Си-эн-эн" про то, как на улицах Восточного Иерусалима израильские солдаты стреляют в детей, и к своему совершеннолетию приобрел уверенность, что братья и сестра наверняка его ненавидят.
Отнюдь: они о брате вообще почти ничего не думали - они занимались своими докторскими работами. Но ни один не устоял перед искушением воспользоваться его нелепым желанием загладить вину, особенно поскольку это выливалось в материальную поддержку их исследований. Так что, когда Моррис собрал всех на тайную встречу в кембриджском пабе и предложил работу на "Яббе-Даббе-Ду", Хитклиф его окончательно пригвоздил.
- Так, правильно ли я понял? - начал он. - По твоим словам, если мы согласимся, то поможем "своей" нации жить лучше. Значит ли это, что ты на своей подлодке собираешься отвоевать Палестине независимость?
- Нет-нет-нет, - ответил ошарашенный Моррис. - Вся миссия - чисто экологическая, абсолютно ненасильственная. Ну, то есть как будто ненасильственная. А что касается палестинцев, я имел в виду, что более чистая планета - она для всех более чистая, и для евреев, и для арабов.
- Но арабов, - заметил Хитклиф, - изгоняют в машинное отделение. На черную работу. Даже несмотря на то, что у них образование не хуже, чем у любого еврея на борту.
- Изгоняют? Вы так это восприняли? Что я вас изгоняю? Ну, ребята… ну-у. Ошибочка. Недопонимание. Это не черная работа. По сути, красота конструкции корабля в том, что…
- Все нормально, - сказала Крошка Нелл, изобразив на лице такую трагедию, что довела бы до слез самого воинственного члена израильского кнессета. - Мы привыкли к трудной жизни. И к тому, что нас сильно недооценивают.
- Погодите, погодите, я же… я не хотел сказать… Извините. Простите. Слушайте…
Они все влились в команду, но успели внушить Моррису такой комплекс, что он покрутился и полностью автоматизировал машинное отделение - автоматизировал его настолько, что теперь едва палец о палец нужно было ударять, чтобы там все работало. К тому же он установил столько всяких удобств, что мало кому хотелось бы ударять палец о палец. Так что палестинские Каценштейны занимались в море тем, чем занимались бы, преподавая в Оксфорде, только более расслабленно и с лучшей оплатой: попивали хорошее вино, читали и от случая к случаю сочиняли какой-нибудь умный доклад.
Со временем Моррис понял, что им пользуются, но от этого его муки совести лишь усугубились. В конце концов, если бы он действительно считал, что его братья-арабы такие же, как и все остальные, у него не должно было быть проблем с тем, чтобы послать их к черту; именно его подобострастие и доказывало предвзятость его мнения. Он понимал, что ему надо бы стать пожестче, но, боясь зайти в этом слишком далеко и оказаться настоящим деспотом, он ничего и не делал. Зато его братья и, разумеется, сестра делали все возможное, чтобы не дать Моррису выйти из этого душевного тупика.
- Привет, родственники! - сказал Моррис на этот раз, остановившись у люка машинного отделения, словно застенчивый лакей. - Сегодня получка, здорово, да?
Близнецы сидели вокруг столика, играли в криббидж, делая вид, что им скучно, что скука их просто подавляет: они слышали его шаги. Глаза поднял лишь Хитклиф, который в последние месяцы приобретал все больше сходства с покойным Ясиром Арафатом. Он потер свою трехдневную щетину и промурчал:
- Моррис. Заходи, Моррис, выпей с нами кофе.
Моррис побелел. Его не выпустят, как следует не поиграв на нервах, а приглашение выпить кофе - особенно плохой знак. Он осторожно подошел к карточному столу, протягивая конверты с деньгами, и попробовал вежливо отказаться:
- Мы придем в бухту через пять минут, мне нельзя надолго отлучаться.
- Ладно, - сказал Маугли, не отрываясь от карт. - Не заставляй нас тебя принуждать.
- Действительно, - поддакнула Крошка Нелл, - не обязательно принимать наше приглашение. Мы же не кровные родственники.