– Я заботился о ней. Спас от закона, но не уберёг от беззакония, – мрачно ответил я, встав на колени у ещё не успевшего остыть тела Элли. На ней был короткий красный халатик, её любимое одеяние, способное за несколько секунд разжечь во мне пламень страсти. Под ним никогда не было белья, и если она слегка наклонялась, моему взору открывалось розовое великолепие вожделенного грота, который я так любил посещать. Даже сейчас, когда Элли была мертва, скорбь во мне отчаянно боролась с желанием. – Моя бедная Элли, – я поцеловал ее побледневшую ручку и прижался лицом к её груди. Слёзы заструились из глаз, обжигая едва затянувшиеся раны на душе, вновь раскрытые безжалостной пулей, выпущенной наёмным убийцей. Дорога, по которой я шёл, опять закончилась развилкой. Мне предстояло снова сделать непростой выбор. Выбор между виски, кровью и податливым телом Лизы. Я не мог сейчас с уверенностью сказать, чему отдам предпочтение, и это было сущим адом.
Но на моё счастье, небеса протянули мне руку в виде телефонного звонка. Я снял трубку с аппарата и едва слышно сказал:
– Алло.
– Майки… – дрожащий голос будто бы принадлежал Фрэнки, но я никогда не становился свидетелем такого его состояния. Кастелло будто бы захлёбывался плачем, в то же время пытаясь говорить. – Майки… она… её… Майки…
– Я сейчас приеду, – произнес я и опустил трубку на рычаг. Случилось что-то ужасное, внутренний голос тихонько подсказывал, что именно, но я отказывался верить его словам.
Небеса никогда не были справедливыми. Позволяя худшим из мразей и дальше чернить кровь Земли, они посылают ангелов смерти за хорошими людьми. За теми, чьё присутствие рядом излечивает раны души и тела, чьё тепло заставляет поверить в то, что жизнь прекрасна. Они оправдывают зверства крестовых походов, индульгенции и сожжения еретиков, но нетерпимы к тем, кто живет, не разбивая лбов об алтари. Они прощают убийц, заставляя их руками страдать тех, в ком нет вины. Они допустили то, что я стал таким – исполненным ненависти и жажды отмщения, могущим преступать черту, проведенную заповедью "Не убий", снова и снова. А может, они просто алчут людской крови? Может, они наслаждаются зрелищем войн и разрушений, видят непостижимую моему разуму эстетику в изувеченных снарядами и выстрелами детях и поруганных женщинах?
Ответа на этот вопрос мне не узнать. Я не разговариваю с небесами. Я разговариваю с Кларой у её могилы. С её незримым призраком, заполнившим пустоту внутри меня после того, как Винсент совершил своё злодеяние и получил за него сполна. Я разговаривал с Серджио, когда смотрел на его кресло, перешедшее, как эстафетная палочка, в безоговорочное владение Элли как только она переступила порог моего дома. Теперь кресло снова будет пустовать. Не будет хранить тепло превосходной обнаженной попки женщины, чья страсть затмевала все её недостатки. Элли больше не откинется на спинку, обхватив меня своими восхитительными ножками, не усладит мой слух своими громкими стонами. И не обмякнет в моих объятьях, когда сражение двух начал, мужского и женского, завершится обоюдным триумфом.
Подобно мне, Фрэнки тоже потерял всякий интерес к тому, что над нами. Но потерял всего несколько часов назад, судя по тому, что тело его жены, пухленькой Амели, ещё не успело остыть. Распростёртое посреди гостиной, оно было похоже на большой лоскут ткани тёплых тонов, из которой сотканы наши воспоминания о былых мгновениях счастья. Между грудей, удивительно маленьких для комплекции Амели, зияла дыра, оставленная (это у меня не вызывало никаких сомнений) пулей "Магнума". И кому принадлежал этот "Магнум", у меня тоже не вызывало никаких сомнений. Проклятый мертвец в квартире Лизы успел перед своим отбытием в преисподнюю погасить два огонька, пылавших в ночи, навеки. Элли и Амели. Я не имею никакого права сравнивать их и то, кем они были для меня и Фрэнки, и всё же, как мне казалось, я прекрасно понимал Кастелло. Понимал, почему он плачет, почему с силой сжимает руку Амели, почему рассказывает ей, как прошёл его день и что он сделает с тем, кто отнял её у него. Впрочем, о том, что убийца уже стал счастливым обладателем свинцовой награды, Фрэнки ещё не знал, и я поспешил избавить его от оков неведения. Когда я дошёл до того места, где Лиза буквально вырывает меня из цепких лап смерти, Кастелло криво улыбнулся и произнес:
– Везёт тебе с женщинами, чёртов проходимец, – он даже не посмотрел в сторону Лизы, облокотившейся на стену гостиной и потерявшей дар речи от созерцания такого количества трупов за один день. – А вот мне… Если бы я не задержался в участке с этим проклятым отчётом…
– Амели не имела ко мне никакого отношения, – перебил я в попытке не дать Фрэнки погрузиться в болото самобичевания. – Какой смысл был убивать её?
– Не имела отношения? – с горькой усмешкой переспросил Кастелло. – А это ты видел? – он протянул мне обрывок бумаги с выведенными аккуратным почерком словами "Ты неудачно выбираешь себе друзей, капитан". – И кто, по-твоему, мой "неудачно выбранный друг"?
– Господи, – у меня закружилась голова, и я почувствовал, как к горлу подступает тошнота. – Так это я во всём виноват! Я так скверно сработал в "Шарме", что тебе пришлось меня прикрыть и тем самым впутаться в это дело! Я – скотина, Фрэнки! Вышиби мне мозги, посади на электрический стул, да хоть задуши своими руками!
– Твоя смерть ничего не изменит, – вздохнул Кастелло и поднялся с пола. – И даже если я надругаюсь над телом наёмного убийцы, отправить которого к праотцам лично у меня уже не выйдет, это не принесёт мне удовлетворения. Моя боль утихнет лишь тогда, когда мы с тобой найдём нанимателя. Найдём – и заставим выть от боли и унижения. Обещай, что не будешь торопиться со своей "Береттой" и предоставишь мне возможность побеседовать с ним наедине.
– Даю слово, – кивнул я. – С чего начнём?
– С того, что снимем отпечатки пальцев с записки. А после её не мешало бы отдать на почерковедческую экспертизу. Вдруг нам улыбнётся удача.
– Учитывая то, что она демонстрировала нам сегодня, это даже по теории вероятности обязано случиться, – ухмыльнулся я. – Но сперва бы я всё-таки предложил вынести мусор из квартиры Лизы. Ты ведь не против? – спросил я свою новую знакомую.
– А я уже думала сделать из него чучело, – фыркнула Лиза, вернувшись к реальности. – К тому же, Майк, кое-кто должен мне новую дверь.
Табачный дым, тяжелой пеленой повисший в баре на Тайбл-сквер, порождал зловещие силуэты, подобно тому, как сон разума порождал чудовищ у Гойи. Должен заметить, однако, что мой разум и не думал впадать в дремотное состояние, ведь сделать предстояло немало. И был в Городе человек, который мог бы мне помочь. Я редко пользовался его талантом, состоявшим в большей степени в умении слышать и запоминать, и причиной тому была завышенная (в моём представлении) цена. Но сейчас цель оправдывала любые средства. Я не стал говорить Фрэнки о том, что намереваюсь встретиться с Ирвином, потому как он бы не одобрил такой шаг. Всё-таки он оставался полицейским, и притом полицейским со своими принципами. И один из них гласил: "Никаких сделок с мразью".
На часах над самым входом в заведение, что шли, казалось, из последних сил, было семь утра, а прибыл сюда я в пять, сразу же после того, как мы с Фрэнки врезали новый замок в дверь квартиры Лизы и отвезли Рихтеру на растерзание труп наёмного убийцы. Весельчаку Рихтеру – так было бы точнее. По крайней мере, медицинский эксперт-патологоанатом, с которым я давно водил знакомство, был известен под этим прозвищем достаточно широкому кругу людей. Весельчак трудился над мертвецами кропотливо и очень часто мог обнаружить то, что ускользало от внимания других патологоанатомов. Как бы цинично это ни звучало, но я бы хотел после смерти попасть на стол именно к нему.
Ирвин, обыкновенно с половины шестого уже закладывавший здесь за воротник, где-то запропастился, и я понемногу начинал терять терпение. Мало того, что покупать сведения у откровенного негодяя было унижением, Ирвин ещё и вынуждал меня его ждать. Ко всему прочему, местечко нельзя было назвать приятным – пучеглазый бармен всё время таращился на меня, ибо не находил в моём облике сходства со здешними завсегдатаями. Да и последних в баре наблюдалось всего трое, и я чувствовал себя мошкой на ладони. Чувство это угнетало настолько, что я уже готов был оставить свою затею и убраться прочь, и так бы и поступил, если бы Ирвин, наконец, не соизволил появиться.
– Когда такой человек ищет встречи, жди беды, – улыбнулся он, устроившись слева от меня за барной стойкой. – Или хороших денег. Надеюсь, стрелять ты в меня не будешь?
– Всё зависит от того, как сильно твоё желание помочь мне, и во сколько ты оценишь свою помощь, – ответил я, взяв из пачки, выложенной на стойку после первой же порции виски, сигарету, явно страдавшую искривлением позвоночника. – Слышал о Стиве Уоррене?
– Слышал то, что его сын внезапно решил полетать, – Ирвин заказал себе двойную текилу и протянул руку к моим сигаретам. Если бы я не нуждался в его услугах, я бы почти наверняка сломал ему руку, а может, и вышиб мозги. Не думаю, что меня бы мучила совесть, поступи я так, и уж тем более мне не пришлось бы долго разговаривать с полицией. Ирвин был не особенно любим блюстителями порядка, держу пари, каждый второй офицер мечтал положить этого ублюдка под пресс для белья.
Но я вынужден был совладать с ненавистью, вспыхнувшей во мне спустя мгновение после нахального жеста моего собеседника, и продолжить разговор:
– Похоже, что по какой-то причине помощник мэра возомнил нас с Кастелло причиной этого полёта, и оплатил услуги наёмного убийцы.
– Видно, поскупился, если ты передо мной сидишь, – хихикнул Ирвин. – Или я внезапно обрёл дар общения с мертвецами?