Жрица ладонью пригласила принца и села напротив. Весла неслышно коснулись озерной глади, приближая архонца к Ангорату. Одиннадцать лет минуло с тех пор, как он в последний раз бывал здесь. Подумаешь, говорил Агравейн сам себе, нет тут никакой лирики, но волнение брало свое. Встреча с таинством всегда непредсказуема.
Вечер клонился к закату, и красные лучи заходящего солнца по-особому освещали магическую завесу между копьями Часовых. В преднощном зареве Агравейну казалось, будто вздернутый оранжево-алый парус, посеребренный звездной россыпью, распахнулся во весь рост от озера к небу. Наблюдая за этим парусом, в немом восхищении, похоже, замерла сама жизнь.
Жрица, безмолвная женщина тридцати шести лет с жидкими красно-коричневыми волосами, туго переплетенными в мелкие косы, поднялась и воздела руки к Богине. Ради истины Праматери! – опустила рукава, и пали, развелись по две стороны проема копья исполинов древности. Забрезжила легкая тень, заискрилась матовым блеском завеса и опала, точно покров невесты в свадебную ночь. Увидев Священный остров, Агравейн перестал дышать.
Лодка прибилась к берегу, архонец, отстраненно озираясь, вышел и протянул жрице руку, помогая сойти. На суше ждала еще одна служительница культа, ненамного старше той, что провела его сюда. Она вежливо сложила руки и склонила к ним голову в приветственном жесте:
– Да пребудет с вами Праматерь, ваше высочество. Король Удгар уже здесь, все собрались в священном круге, поспешим.
– Разумеется. Как отреагировала храмовница на мою невольную задержку?
– Достойно, конечно. Вчера Верховный друид Таланар сообщил, что у вас случились сложности в дороге. Никаких неудобств не возникло.
У Агравейна отлегло от сердца. Что-что, а в определенные моменты иметь дело со жрицами и жрецами, наделенными даром предчувствия, – особенно выгодно.
Принца повели в самый крупный из всех Круг Камней на вершине острова, туда, где высился огромный ясень, вечнозеленое мировое древо, хранящее древние тайны и окруженное петлей ручья подобно рву. В груди Агравейна вновь замерло: сюда нет входа никому, кроме храмовницы, сохранителя, наследников и – только по поводу наиболее серьезных ритуалов – старших жрецов. И он не бывал здесь никогда.
"Здесь бьется сердце всего Этана", – подумал молодой мужчина.
– Истинно так, – раздался за спиной снисходительный женский голос.
Он обернулся и увидел статную величественную женщину. Храмовница, то ли приветствовал, то ли испугался принц. Давненько он с ней не пересекался, сглотнув, подумал мужчина. Отчего-то мгновенно стало жутко стыдно, будто прямо сейчас, в одну секунду, Верховная жрица могла мгновенно как на ладони разглядеть все грешки архонца, все не очень хорошие дела – пьянство, жестокость, распутство, – которыми он больше не мог гордиться. Нелла и впрямь как-то загадочно улыбнулась, магически сверкнув глазами, но ничего не сказала.
Прошла вперед, по узкому мосточку поперек ручья перешла в центр круга. За ней следовал Таланар (Агравейн склонился в почтении), Сайдр (принц кивнул), а за тем – король Удгар.
– Отец!
– Сынок! – Это было, пожалуй, самое теплое их объятие с тех пор, как Агравейну стукнуло десять. Удгар обхватил мозолистыми ладонями лицо сына и расцеловал его в щеки. – Я верил, что ты непременно будешь жить! Тандариона не убить каким-то христианским выродкам!
– Не горячись, владыка, – проговорил Таланар. Все же не след принижать чужое учение только потому, что те, кто его проповедует, просто не способны верить во что-то большее.
Вслед за ними в центр Круга прошло двенадцать самых опытных старших жрецов и жриц, каждый из которых встал у одного из двенадцати камней кольца. У всякого служителя в руках было по два незажженных факела. Еще несколько встали таким же кругом по внешнему диаметру ручья. Перед жрецами заблаговременно расставили высокие котлобарабаны, жрицы стояли, вытянув руки вниз. Храмовница, сохранитель и Тандарионы встали у алтаря. Здесь был сложен костер, выставлены многочисленные чаши с различным содержимым и прочие атрибуты обряда.
Нелла подняла лицо к небу. Солнце почти скрылось.
– Закат гаснет… – Голос сделался совсем отстраненным. – Время начинать.
Жрица подняла руку и сделала резкий мах вниз. Занялось.
Шестеро друидов внешнего круга загудели гулкими медленными ударами колотушек о мембраны барабанов. Четкие медленные ритмы наполнили воздух, делая его тугим, упругим, полным какой-то энергией, еще едва различимой, но уже грозящей прорваться стихией.
– Я призываю Дочь, – прозвучал голос храмовницы.
– Я призываю Мать, – через большую паузу так же отрешенно, заполняя, казалось бы, пустое пространство, зазвучал голос Таланара.
– Я призываю Силу Перемен.
– Я призываю Смерть.
Сделав еще одну большую паузу, два хранителя заговорили вместе:
– Богиня в сердце и разуме, на Земле и на Небе, да воссветись – солнцем! Да отемнись – месяцем! Да разверзнись клинком воздаяния! Да излейся чашею – Вечности! Пребуди, Владычица!
Котлобарабаны загудели громче, ритмы переменились, сделались ломаными, с необычными акцентами. Внутренний круг о двенадцати жрецах воздел факелы вверх. Говорил Таланар:
– Круг из двенадцати перстов движется!
– Движется, – мистически глухим хором вторили все жрецы.
– Круг из двенадцати перстов зиждется!
– Зиждется.
– Круг из двенадцати перстов каменных озаряется светом пламенным!
Жрецы внутреннего круга зажгли факелы в руках той, не пользуясь ничем, только силой, которой наделил их путь служителей веры. Надвигающаяся темнота озарилась огнями. Таланар продолжал:
– Солнце короновано лучами, луна – солнцем. Солнце укрыто плащом из облаков, луна – плащом о тысяче звезд. Корона к короне, плащ к плащу, дневное к темному, ночное к белому! Пусть!
Жрецы забили в барабаны новый ритм, с четким дроблением и равномерными акцентами. На каждый из них жрецы внутреннего круга стали подбрасывать факелы в воздух. Проворачиваясь, те, будто зачарованные, падали обратно ровно в жреческую ладонь. Это была знатная выучка.
Заговорила храмовница, так же медленно, как говорил Таланар, чуть нараспев, возвеличенно:
– Круг-колесо двенадцати перстов движется. Так движется и воздвижется человеческое рождение и перерождение – о двенадцати раз. Так движется и воздвижется возрождение человеческой души на земле, будь то служители или не служители – о двенадцати раз. Так движутся и воздвижутся месяцы в году – о двенадцати смен. Так движутся и воздвижутся знаки на небесах, от пламенного Овна до водных Рыб – о двенадцати перемен. Так движутся и воздвижутся знаки среди и между небес, от Ястреба до Пса – о двенадцати сил. Так движутся и воздвижутся звезды на небесах – о двенадцати тел. Так движется и воздвижется Жизнь – о двенадцати смертей. Все есть начало, и все – конец, все есть исток, и все – итог; все есть заря, и все – закат. Нет ни остановок, ни пауз, ни рук, ни глаз, только души, только мысли, только Круг спирали о двенадцати витках. В каждой точке круга можно начать сначала, можно – начать заново. В каждой точке круга можно родиться и умереть, и возродиться, и опять умереть. Смерть и Жизнь – как витки спирали – одна в другую, ибо между ними нет разницы. Здесь и Сейчас едино вовек, и всякая точка круга Здесь и Сейчас, ни до смерти, ни после нее, ни до жизни, ни после нее. Все суть Жизнь. Жизнь суть Смерть. Смерть – суть возрождение. Возрождение – суть Круга. Пусть!
Барабаны стали отбивать четкий ритм скачки с хаотичными на первый взгляд акцентами. Но в них был порядок – самый сложный из тех, какие доводилось слышать Тандарионам. Удгар, а особенно Агравейн с самого начала чувствовали, как некая стихийная, неподвластная им сила волнами кружит изнутри. Когда барабаны вошли в новый ритм, тела этих двух стали непроизвольно едва уловимо двигаться против часовой стрелки. Древняя власть уносила сознание в неведомое, древняя память староверов вела инстинктом действия.
В момент, когда от барабанов раздался первый удар нового ритма, жрецы внутреннего круга, строго симметрично акцентам в ударах, стали перебрасывать друг другу факелы. Занятная, нигде больше в Этане невиданная ловкость: пляска костров. Сначала перекидывали по два факела и в одном направлении, затем по два в обратную сторону, затем по одному крест-накрест – то налево, то направо. А на этом фоне зазвучали голоса шести жриц во внешнем круге: они распевали древнейший напев без слов, три – на простое "а-а-а", три – закрытым ртом. Звук был едва различим за громом барабанов.
Тем временем Сайдр, исполнявший обязанности помощника в обряде, тихо подсказал Тандарионам снять всю одежду. Удгар и Агравейн послушно и быстро разделись.
– Войдите в ручей, – подсказал Сайдр.
Те вошли. Говорил Таланар:
– Из воды рождается жизнь, в огне обретается смерть. Воздух и воздух сгорают вместе, и рождается вода, а в воде рождается жизнь. Круговорот вечен. И цикл начинается и продолжается в воде, в огне, в воздухе. Так и вы сейчас, Удгар Тандарион и Агравейн Тандарион, отец и сын, выйдите из воды в жизнь, дабы однажды снова войти в воду.