Она не только кормила обитателей зверятника, но и убирала за ними, лечила их, в случае необходимости закупала корм и все то, в чем они нуждались. По-моему, впрочем, больше всего они нуждались в ласке, а этого добра у Эммы было хоть отбавляй, и она щедро делилась им со своими питомцами. Они в ней тоже души не чаяли, и, как только мы приблизились к отсеку, в котором находились расположенные в три этажа клетки с кроликами, они тотчас принялись тыкаться розовыми носами в металлическую сетку.
- Ну, ушастые братцы, как дела? - спросила Эмма и сама же ответила за своих подопечных: - Неважнецки. Нервничает последние дни ушастая братва. То ли давление, то ли влажность, то ли все сразу…
- Внимание, - сказал я. И, подождав, пока Эмма с Юлькой прочувствуют важность момента, загробным голосом произнес: - Ктулху! Ктулху фхтагн! Ктулху идет сюда!
Ушастая братва беззвучно рванула в глубину клеток.
- Вот черт! - с чувством сказал Юлька. - Впечатляет!
- Как ты это делаешь? - ревниво спросила Эмма. - Ты сюда что, без моего ведома заглядывал?
Мне не хотелось ее огорчать и нарываться на неприятности.
- Ничего особенного я не делаю и по ночам в твой зверятник не лазаю. Сказал магическое слово, только и всего. Можешь на крысах сама попробовать.
- Врешь! - выпалила Эмма и юркнула в мышино-крысиный отсек.
Обитатели его отнеслись к ее появлению более сдержанно, чем ушастая братва, но, в общем, тоже подались навстречу кормилице.
- Как дела, голохвостая команда? - вопросил Юлий с Эммиными интонациями в голосе, а она выпалила:
- Ктулху фхтагн! Ктулху идет к вам в гости!
Это надо было видеть! Голохвостая команда исчезла из поля зрения еще быстрее, чем кролики!
- Серж, это мистика! Почему так? Как это у меня получилось?
Эммины глаза округлились еще больше, и я испугался, как бы они вообще не выпали из глазниц.
- Чуют Ктулху. Боятся. Пускаются в бегство при одном упоминании о нем, - сказал Юлька, и непонятно было, в шутку он говорит или всерьез.
- Шутишь? - спросила его Эмма и повернулась ко мне, ожидая объяснений.
- Случайно заметил, - сказал я. - Болтали с приятелем, а как Ктулху упомянули, пес его в соседнюю комнату ломанул. От греха подальше.
- Но почему?
- Чуют, что Ктулху грядет. Я потом и на кошках проверял.
Разумеется, сказанное мной было похоже на бред. Но как писал высокочтимый Саней Весниным Оскар Уайльд: "Мысль, которую нельзя назвать опасной, вообще не заслуживает названия мысли". Опасной, бредовой, оригинальной - понятия, в чем-то сходные. И потом, Юлька сделал из увиденного тот же вывод, что и я, стало быть, не так уж он и парадоксален.
- Пошли к шимпанзе, - решительно сказал Юлька. - Мой черед мохнатый народ пугать.
- Серж, объясни, в чем дело! - взмолилась Эмма. - Ведь это фокус, правда? Ведь дело тут вовсе не в Ктулху?
- Сходите к обезьянам без меня. А потом к собакам. Проверьте, - предложил я.
Они устремились в дальний отсек, а я пожалел, что все это затеял. Убедившись в магическом действии имени Ктулху, которое я заметил недели полторы назад, они рванут к Владимиру Семеновичу. И будет много болтологии, которая завершится чесанием затылков и глубокомысленным бормотанием: "Н-да-а-а-а… Тут есть над чем подумать и поломать голову…"
Однако, сдается мне, времени на раздумья уже не осталось.
Ктулху фхтагн.
И Ктулху грядет.
* * *
- Таким образом, прежде всего нас интересует Английский парк, - завершил вступительную часть своей речи Валерий Валентинович Ветчинко и еще раз ткнул пухлым пальцем в разложенный на столе план парков Петергофа.
Склонный к полноте, лысоватый господин, являвшийся представителем фирмы-заказчика, отрекомендовался как Ветчинко, хотя, на мой взгляд, был натуральным Ветчинко. Круглые розовые щеки, пальцы-сосиски, сладкая, жирная, кремовая какая-то улыбка. Впечатление кремовости не портили даже серый с голубой искрой костюм и такого же цвета, только более темный плащ.
- Желаете, чтобы мы сделали сначала фотографии Английского парка, а потом уже всех остальных? - уточнил Матя Керосин, медведем нависая над принесенным господином Ветчинко планом и вглядываясь в нарисованные синими чернилами стрелки, указывавшие, какие именно виды парка надобно будет запечатлеть.
- К сожалению, время не терпит, и я попрошу вас сделать фотографии отмеченных видов во всех шести парках, примыкающих к основному. Трудно прогнозировать, как будут проходить согласования, и надобно предусмотреть все варианты развития событий. Чиновники из Комитета по охране памятников - существа непредсказуемые. Они запросто могут, например, запретить строительство в Английском парке и пустить нас в Бельведерский, мотивируя такое решение самыми смехотворными доводами. - Валерий Валентинович сложил выцветшие бровки домиком и придал лицу скорбное выражение.
Ни дать ни взять - кот посхимился, подумал я и покосился на Катю. Но она, кажется, уже устала нас слушать. Отставила тарелку и, потягивая мартини, смотрела на серо-стальной залив и несущиеся над ним устрашающе темные, низкие тучи. Похоже, она уже раскаялась в том, что настояла на этой поездке: погода поганая, публика нудная, фонтаны не работают…
Когда Матя позвонил вчера вечером и попросил отвезти его на встречу с Ветчинко, я попробовал увильнуть, ссылаясь на срочное, неотложное, крайне важное дело. Естественно, не став объяснять, что намерен провести всю субботу в постели с Катей. У нас с Матей разные представления о том, какие дела следует считать важными, а какие - не очень.
Отбоярившись от Мати, я сообщил о своих планах Кэт, надеясь на полное понимание и безусловное одобрение, но не тут-то было. Вместо того чтобы возрадоваться и чмокнуть меня в щечку, она насупилась и учинила первый за время нашего знакомства скандал.
- Почему бы тебе не спросить, как я отношусь к твоей далеко не гениальной идее? Почему ты решаешь за меня, что мы будем делать в субботу? - спросила она, гадко прищуриваясь и буравя меня ставшими вдруг маленькими и злобными глазками. - Тебе не приходило в голову, что у меня могут быть более интересные замыслы, чем провести с тобой в постели весь день? Все вы, мужики, одинаковы! У всех одно на уме. Всем вам только одно нужно. Что Мишке, что тебе, что соплякам, у которых я физру веду. Видел бы ты, как эти щенки на меня пялятся и слюни пускают!..
- Так это же здорово! - прервал я ее и постарался убедить, что восхищенные взоры преющих от вожделения шалопаев следует воспринимать как комплимент, однако Катя не собиралась меня слушать.
- Вам всем нужно только мое тело! А до моих желаний, до души никому дела нет! Они вам до фени! Плевать на них с Александрийского столпа! Ему - рисовать, тебе - фотографировать, и обоим трахать. А если я хочу, чтобы меня вывезли за город подышать свежим воздухом - так нет! Времени нет, денег нет, а главное - желания!..
Кэт несла какую-то околесицу, и не надо было обладать качествами эмпатиметра, чтобы понять: пребывает она на взводе и искренне ненавидит в этот миг и меня, и Михаила, и все мужское население Земли в целом. С чего она завелась - не знаю, хотя у меня создалось впечатление, что не только на нее, но и на всех питерцев нашло какое-то помрачение рассудка. Народ лается в транспорте, в магазине, на службе, причем по таким пустячным поводам, что, отлаявшись, люди испытывают неловкость, прячут глаза и разбегаются, как застигнутые светом тараканы.
Собачиться с Катей мне не хотелось. К тому же я не мог сколько-нибудь аргументированно объяснить ей мое нежелание везти Матю в Петергоф. Чувство, что в субботу случится какое-то несчастье, было столь же иррациональным, как и ощущение того, что над городом нависла беда. Я ощутил ее леденящее дыхание точно так же, как мечущиеся в зверятнике крысы, кролики, собаки и шимпанзе, но стоило мне заикнуться об этом, и Катя окрестила бы меня параноиком и шизофреником.
Между тем Мате действительно была нужна моя помощь. После того как из "Северной Венеции" ушли Саня с Ликой, количество заказов у нас уменьшилось, а тут еще на фирму наехали рэкетиры. И, в довершение всех бед, у Мати забрали права за езду в нетрезвом состоянии. Он, естественно, утверждает, что был трезв, как язвенник, и к нему придрались, чему я склонен верить. Как бы то ни было, за руль ему садиться нельзя, а заказчик пожелал встретиться с ним в "Этажерке", построенной недавно у подножия земляного вала, так называемой горы Парнас, отделявшей разбитый еще при Петре Первом севернее Марли фруктовый сад Венеры от Финского залива.
В общем, не выдержав Катиного напора и угрызений совести, я сдался. Позвонил Мате и сказал, что отвезу его в Петергоф, рассчитывая, что, пока он будет утрясать дела с заказчиком, мы с Катей погуляем по парку, полюбуемся фонтанами и, может статься, я сфоткаю ее в подходящем антураже. Мечтать, как говорится, не вредно. Вредно видеть, как мечты рушатся.
Увидев Катю - в красных туфлях на высоких каблуках, узких кожаных брюках, стильной кожаной куртке, из-под которой выглядывал алый свитер, с прической, напоминавшей отлитую из золота Вавилонскую башню, и серьгах-висюльках с похожими на капельки крови камешками, - Матя остолбенел. А придя в себя, заявил, что нам непременно надобно принять участие в беседе с заказчиком. Мне, как фотографу, полезно будет получить задание из первых рук, а Катя украсит наше общество и послужит визитной карточкой фирмы. Увидев ее, заказчик почувствует, что "Северная Венеция" - серьезная, преуспевающая компания, услуги которой должны быть соответствующим образом оплачены.