Превратить людей в золотые статуи методом гальванопластики было невозможно. Атомы металла, образуя равномерную кристаллическую пленку, прочно сцепляются с поверхностью катода, покрывая его тонкой медной, цинковой или золотой пленкой. Но человеческое тело, не будучи металлическим, не может быть катодом!
Остатки раствора с бульканьем вытекли из аквариума, и стеклянные стены его начали медленно опускаться в углубления пола…
Технарь из меня никакой, и мне не понять, как здешним умельцам удалось позолотить тела несчастных грибников. Однако мне очень хотелось бы знать, для чего они это сделали?
Господин Мамелюкин бормотал что-то про Великих Старых Богов… Согласно космической мифологии Лавкрафта, существует два вида сверхъестественных порождений Вечности: Старшие Боги космического добра и Великие Старые Боги, или Великие Старцы, олицетворяющие собой различные ипостаси зла. Они носят множество имен и ассоциируются с основными элементами, столь любезными сердцу средневековых алхимиков.
Лавкрафт придумал Великим Старцам чудные имена: Азатот, Йог-Сотот, земноводный Ктулху. Если мне не изменяет память, Хастур Неизрекаемый похож на летучую мышь. Итаква - путешественник по ветрам. К существам земли относятся Ньярлатотеп и Шуб-Ниггурат. И, помнится, он упоминал еще Ллойгора и Жхара…
Но были ли они в действительности порождением травмированной каким-то ужасным событием психики, или Лавкрафту в самом деле открылись или были открыты неведомые нам тайны мироздания? Черный маг не был похож на шарлатана и…
- Свободен! - со вздохом облегчения сообщила Лика, и я почувствовал, как она зубами сдергивает веревочные кольца с моих запястий.
Рук я почти не чувствовал и едва начал неуклюже распрямлять их, как Лика скомандовала:
- Замри!
Я замер. И сделал это очень своевременно, потому что входившие в зал камуфляжные парни успели бросить в нашу сторону несколько настороженных взглядов. Им, к счастью, тоже было некогда, и ни один не подошел к нам проверить, не сумели ли мы избавиться от пут.
Взобравшись на платформу, они подхватили превращенных в золотые статуи людей и потащили к выходу. Фигуры оказались тяжелыми - каждую, с заметным усилием, тащили три человека, - но все же не золотыми. Этого следовало ожидать, но поразило меня другое. Теперь я отчетливо видел, что фигуры покрыты прочной пленкой золотистого металла, изобилующей золотыми наростами, родинками и бородавками. Так и должно быть - гладкая поверхность получилось на той стороне, где пленка прикасалась к телу, но здравое рассуждение это ничуть не утешало - бородавчатые фигуры производили жуткое впечатление. К тому же я был уверен, что это только начало. Статуи эти нужны господину Мамелюкину, чтобы призвать Великих Старцев и побудить их отомстить за гибель его родных…
- Саня, хватит щелкать клювом! - прошипела Лика, как только несшие статуи охранники скрылись за высокими дверями. - Быстренько развяжи меня, а то руки совсем отвалятся!
У меня самого руки одеревенели и тело под подсыхающей, поблескивающей золотистой пыльцой одеждой невыносимо чесалось. Но прежде чем начать растирать онемевшие запястья, я вырвал изо рта проклятую, мокрую от слюны грушу, испытав при этом величайшее облегчение. Челюсти болели, изо рта сочились окрашенные кровью слюни - что-то эти гады мне своим кляпом ободрали. От омерзительного вкуса резины подташнивало, но я все же заставил себя взяться за веревки, привязывавшие Лику к стулу.
Пальцы были непослушными, их покалывала тысяча невидимых иголочек, и с первым узлом я возился непозволительно долго. Однако, как говорится, терпение и труд все перетрут. Я справился с ним и взялся за веревки, которыми были связаны Ликины руки.
- Долго ты еще валандаться будешь? - поинтересовалась она свистящим шепотом и, не дождавшись ответа, сменила тему: - Почему грибники умерли, даже не дернувшись? Почему не пускали пузырей и не бились в агонии? Так ведь не бывает, правда?
- Полагаю, они в некотором роде не умерли. Они, как Ктулху, который, будучи мертв, продолжает видеть сны, - пропыхтел я, делая последнее усилие распустить тугой узел.
- Что за бред? Кто такой Кулху? Или Хулху?
- Ктулху, - поправил я, сделав из Ликиных оговорок вывод, что Лавкрафта она не читала. Естественно, она вообще не большая любительница читать, особенно подобного рода заумь. - Готово. Растирай руки, чеши сколько вздумается нос и все остальные части тела.
- Предпочла бы бежать отсюда сломя голову, - сиплым от боли голосом сказала Лика, принимаясь тем не менее массировать запястья.
А я начал самозабвенно чесаться. О, какое наслаждение почесать там, где чешется! Только сломав ногу, человек начинает чувствовать, как здорово ходить на двух, а сломав руку - понимает, какого великолепного инструмента лишился…
- Ну хорошо, - сказала Лика, после того как мы размяли затекшие члены, - участи грибников мы избежали. Теперь самое время подумать, как отсюда улизнуть. Ты у нас креативщик, тебе и карты в руки.
- С такими картами только шулер играть способен, - проворчал я. - Мы находимся на первом этаже, значит, надо открыть в коридоре выходящее на улицу окно и прыгать.
- А охранник у ворот?
- Я не волшебник. И проблемы предпочитаю решать по мере их возникновения. Пошли, ничего хорошего мы здесь все равно не высидим.
- Погоди, я только фотик возьму. Да и остальное бросать жалко…
- Хочешь попасться, можешь все аксессуары на себя навьючить, - подавляя нахлынувшее раздражение, сказал я. - Но меня от таскания твоего барахла уволь. Не тот случай, чтобы за цацки цепляться.
- Для тебя это, может, и цацки, а для меня - инструменты, которыми я на жизнь зарабатываю! - вызывающе заявила Лика. И все же, прихватив свой драгоценный, супернаворочный "Хассельблад", она оставила баул со складными штативами, лампы и остальное оборудование у подножия платформы, справедливо рассудив, что были бы кости, а мясо нарастет.
Коридор, в который мы вышли, не имел окон, и мы не могли сориентироваться, в какой части особняка находимся. Единственное, что я мог вспомнить, - когда мы шли сюда, двери зала были справа. Следовательно, нам надо идти налево.
Пройдя коридор, мы еще раз свернули налево и уткнулись в лестницу. Пошли направо и, пройдя мимо нескольких тупиковых ответвлений, заканчивавшихся дверями, выбрались наконец в коридор с окнами. Вот только выходили они не на улицу, а в замкнутый внутренний двор особняка.
- Слушай, Саня. А ведь окна, выходящие на улицу, были забраны решетками, - вспомнила Лика.
Решеток я, честно говоря, не вспомнил, даже когда она о них сказала. Но если Лика говорит, что решетки были, значит, так оно и есть, - зрительная память у нее идеальная, в этом я не раз убеждался. Спросишь, кто в какой костюм был на такой-то выставке одет - закроет глаза и ответит. Я специально проверял по фотографиям - попадала она процентов на восемьдесят. А меня лучше убейте, но не спрашивайте, зря только мучиться буду.
- Значит, надо искать двери на улицу. Не один же тут парадный вход-выход.
У меня создалось ощущение, что блуждали мы по коридорам минут пятнадцать, хотя с виду особняк производил куда более скромное впечатление. А потом до нас донеслись какие-то странные звуки, и Лика, прислушавшись, сказала:
- Это орган. Похоже, господин Мамелюкин затеял что-то грандиозное.
- Хотел бы я посмотреть, как он поступит с людьми, превращенными в позолоченные статуи. И каким образом эта шайка психов собирается призвать на подмогу Великих Старцев? Интересно, зачем…
- А мне вот совершенно неинтересно! - прервала меня Лика и решительно повернулась в сторону, противоположную той, откуда доносились звуки органа.
- Мы только что оттуда пришли. А если пойдем вперед, туда, где играют на органе, у нас будет хоть какой-то ориентир, - сказал я вкрадчиво, разрываясь между прямо противоположными желаниями.
С одной стороны, я понимал, что нам надо выбираться отсюда как можно скорее, пока обитатели особняка заняты своими черными неотложными делами. С другой стороны, сбежать, не узнав, что за пакость они задумали, было как-то неспортивно. Как-то не по-мужски и не по-человечески. Уйти с фильма на самом интересном месте, бросить книгу, когда действие достигло кульминации… Нет, поступать так было совершенно противоестественно.
- Саня, я знаю, что ты креативщик и экстремал, - Лика повернула ко мне осунувшееся лицо и, для вящей убедительности, ухватила за рукав куртки, - но, подумай сам, стоит ли ради удовлетворения праздного любопытства рисковать жизнью? Пойдем искать дверь в другой стороне здания. Зачем нарываться на неприятности?
- Я и не предлагаю лезть в лапы этим сумасшедшим. Но взглянуть, что за каверзу они затеяли, мы просто обязаны. Сдается мне, шалости их могут иметь самые серьезные последствия…
- Ну и пусть! Почему мы должны рисковать жизнями и лезть в дело, которое нас совсем не касается?
- Касается, да еще как. - Я бережно отцепил Ликины пальцы от своей куртки и двинулся по коридору в направлении приглушенных звуков органа.
Ради чего стоит рисковать жизнью? Где граница, за которой дела, вроде бы нас не касающиеся, становятся жизненно важными? И если не удовлетворять свое любопытство, то для чего вообще жить? Ведь любопытство, желание заглянуть в завтра, послезавтра и еще дальше, возможно, и есть основной стимул человеческого существования…
- Ты ненормальный. Такой же псих, как обитатели этого особняка, - грустно сказала Лика, поворачивая следом за мной в очередной коридор.
- Любознательность - отнюдь не диагноз. Знаешь, что сказал по этому поводу Оскар Уайльд?
- Не знаю и знать не хочу. Это дурость, а не любознательность!