Фигура Лики начала расплываться перед моими глазами, я уже не видел ни стен гигантского аквариума, в который мы угодили, ни стремительно наполнявшего его раствора. Перед моим взором стали возникать странные, но вполне реалистичные картины: изумрудно-зеленая лагуна, из недвижных вод которой вставали руины мертвого города, возведенного из огромных базальтовых блоков… Поселок, состоящий из круглых каменных хижин с коническими крышами, прилепившийся к подножию покрытой снежным покровом скалы… Бескрайнее плоскогорье, над которым ураганной силы ветер нес тонны песка, сметая табуны лошадей и юрты кочевников… Я парил над нагромождениями торосов, летел над закованными во льды горами, несся над пустынями, где из желтого песка вздымались черные башни, похожие на пальцы обгоревшего исполина… Я бродил по серебристым мостам, соединявшим диковинные, похожие на мраморные кружева постройки, вознесшиеся над непроходимыми джунглями, презрев законы тяготения. Охваченный изумлением, зачарованный их красотой, я с трепетом разглядывал покрывавшие стены резные орнаменты и многофигурные барельефы, замысловатые капители колонн и стоящие на изящных, невесомых кронштейнах скульптуры, изображавшие крылатых людей и коней, грифонов и прочих сказочных существ… Я видел громадные города на дне океана, населенные ихтиандрами, сновавшими, словно стаи прекрасных разноцветных рыб, среди замшелых башен, многоярусных минаретов и граненых куполов…
- Саня! Саня, очнись! Саня, открой глаза!
От Ликиного вопля у меня заложило уши, и я, с трудом вынырнув из мира грез, разлепил не желавшие разлепляться веки. Преодолев сковавшее ее оцепенение, Лика рванулась ко мне, вспенивая вонючий желто-зеленый раствор, доходивший нам уже до груди.
В уши мне ударил гудящий, зудящий голос, выводившей на одной ноте:
- Лллллллл-нглуи, нннннн-лагл, фхтаги-нгах, айи Йог-Сотот! Йгнайиих! Й'бтик. Ииии-йя-йя-йя-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах!..
- Саня, смотри на меня! Саня, не спи!
Лика вцепилась в мою куртку и начала трясти так энергично, что если бы на мне росли яблоки, они наверняка посыпались бы на пол платформы. Вернее, в желто-зеленый раствор, уровень которого, как мне показалось, перестал повышаться…
- Очнись, Саня! Не поддавайся черному колдуну! - вопила Лика во весь голос, хотя я прекрасно ее слышал, поскольку зловещей речитатив оборвался.
Я прижал Лику к себе и повернул голову в сторону гальванотехника в черном балахоне.
Он опустил руки и, приблизившись почти вплотную к стеклянной стене, склонив голову набок, рассматривал нас, как энтомолог - неведомое науке насекомое. Потом, обернувшись к невысокому, но чрезвычайно широкому мужчине в горчичного цвета костюме, сказал несколько слов на непонятном, каркающем языке. Тот, в свою очередь, повернулся к замершему за кафедрой Леше и махнул рукой.
Раздалось громкое бульканье, и уровень раствора начал медленно понижаться.
- Ага, не получилось нас утопить! Не обломилось угробить! - радостно прошептала Лика, вцепившаяся в меня, как обезьяныш в карабкающуюся на вершину пальмы мамашу. - Хотела бы я знать, что эти уроды задумали. И почему выбрали нас для своего мерзкого опыта.
Мысль о том, что мы стали жертвами какого-то эксперимента, возникла и у меня. Утопить или каким-то иным способом уморить нас можно было не прибегая к исполинскому аквариуму и вонючему раствору, уровень которого понижался с каждой минутой. А когда последние струйки его стекли в люк, расположенный в центре платформы, окружавшие нас стеклянные стены начали уползать в пол.
- Какого черта вы все это затеяли? - гневно вопросила Лика, отстраняясь от меня и делая шаг к краю платформы. - Игорь Евгеньевич, вы же пригласили нас…
Договорить она не успела, потому что на платформу с немыслимой быстротой взлетели четверо здоровенных парней в камуфляжной форме, в мгновение ока скрутили нам руки и заткнули рты резиновыми грушами.
- Привяжите их к стульям и тащите сюда грибников, - распорядился крепыш в горчичного цвета костюме, который, как я понял из Ликиного вопля, и был нашим клиентом - Мамелюкиным Игорем Евгеньевичем.
- Маэстро, почему не произошло метаморфозы? - обратился Леша к горбоносому чародею со смуглым ножеобразным лицом.
- Девица так испугалась за своего парня, что сбила ментальную настройку, - недовольно прокаркал чародей.
- Жаль, эта пара украсила бы наш зодиакальный круг, - буркнул Игорь Евгеньевич.
Ребята в камуфляже примотали нас к стульям, стоящим у стены, опоясывающей зал галереи, и скрылись из виду. Лика начала извиваться и дергаться, силясь освободиться от веревок, а я медузой растекся по стулу. Все происходящее было мне абсолютно по барабану. В пустой голове плавали, подобно облакам, какие-то бестелесные обрывки неотчетливых мыслей, тело ощущалось бескостным, слабым и невесомым. Если бы не веревки, которыми меня принайтовали к стулу, я, безусловно, воспарил бы к потолку зала, как наполненный гелием воздушный шар.
Состояние было на удивление приятным, чем-то напоминавшим опьянение, и все же не похожим на него. Вот только Ликина возня мешала мне насладиться им в полной мере, а тут еще господин Мамелюкин, переговорив о чем-то с чародеем-гальванопластиком, направился к нам. Подошел и уставился на Лику с таким видом, словно живого динозавра увидел.
Под тяжелым взглядом его тусклых серо-зеленых глаз она перестала наконец извиваться и, в свою очередь, вперила в него пылающие яростью глаза, ставшие от гнева из карих почти черными.
- Стало быть, истинная любовь встречается не так редко, как мне казалось, - отрешенным, бесцветным голосом произнес Игорь Евгеньевич. - Любопытно было бы знать, что ты нашла в этом гопнике?
Теперь он уставился на меня, и мне стало зябко под его неподвижным, холодным взглядом. В общем-то, плевать мне на него с высокой колокольни, но вопрос он задал интересный. Мне тоже непонятно, почему Лика до сих пор не послала меня куда подальше. Перепихнуться в охотку и разбежаться - это понятно, встречаться раз-два в неделю, чтобы удовлетворить физиологические потребности, пока поиски более достойного партнера не увенчались успехом, - тоже было бы вполне в стиле госпожи Стебелихиной. Но пригласить к себе жить…
Я ведь бабочка-однодневка - всю жизнь лечу от любви до любви, как электричка метро от станции до станции. В этих делах я не отличаюсь разборчивостью - миг, и уже загорелся: ах, какие глазки, волосы или там сиськи и бедра. А в следующий миг - погас и в кусты. Как говорил Оскар Фингал О'Флайерти Уилле Уайльд: "Предмет страсти меняется, а страсть остается единственной и неповторимой". И это, наверно, на лбу у меня написано, потому что иначе как временного партнера по койке женщины меня не воспринимают.
Признаться, во мне действительно нет ничего, заслуживающего долгой и верной любви. Особыми сексуальными способностями я не отличаюсь, литературными - тоже. На окололитературной работе кормится масса народу, и я - один из многих. Трудиться в поте лица в солидной газете или журнале мне в лом, поскольку обо мне, как об Онегине, можно сказать: "Но труд упорный ему был тошен". Крапать детективно-фэнтезийную поденщину или, взяв женский псевдоним, строгать дамские романы - тем паче. Да и необходимой для этого усидчивости у меня кот наплакал. Раздолбай, в общем, косящий под богему, и Лика этого не могла не разглядеть. Объяснить слабость, которую она ко мне питает, можно лишь народной мудростью, гласящей, что любовь зла…
Вероятно, Лика и сама чувствует, что запала не на того. Порой на нее вдруг накатывает - придирается, язвит, чего раньше за ней не водилось. На работе сорваться немудрено - среди заказчиков порой такие уроды попадаются, что и у ангела рога прорежутся, но дома-то при моей покладистости, а вернее, пофигизме вроде не с чего. Может, она так наказывает меня за те чувства, которые я в ней пробуждаю? Или себя таким образом наказывает?..
- Кто бы мог подумать, что нынешняя молодежь еще способна на какие-то чувства? - продолжал между тем господин Мамелюкин, вновь сосредоточивая свое внимание на Лике. - Я думал, ты такая же бездушная пустышка и дегенератка, как большинство представителей подрастающего поколения… Стало быть, не зря Мила с тобой дружила.
Господин Мамелюкин протянул руку и резким движением вырвал кляп из Ликиного рта.
- Сам дегенерат! - выпалила Лика, обретя способность двигать онемевшими губами.
- Ничуть, - криво усмехнувшись, ответствовал господин Мамелюкин. - Я делаю то, что давно пора было сделать. Очищаю землю от скверны.
- Какой скверны? Что ты несешь?! - выкрикнула Лика, суживая глаза и скалясь, как разъяренная кошка. - Для чего заманил нас сюда? Что за кретинизм ты затеял?..
- Будешь орать, снова пасть заткну, - холодно прервал ее Игорь Евгеньевич, и у Лики хватило ума придержать ядовитый язычок.
- Что вы затеяли? Зачем? - спросила она значительно тише и спокойнее, хотя я видел, что далось это ей нелегко. Шея напряглась, от носа ко рту пролегли глубокие морщины, словно она разом постарела на пяток лет.
- Кто-то должен ответить за гибель моей семьи… - пробормотал Игорь Евгеньевич, и я похолодел, увидев, как в глазах его вскипает серая муть. - Кто-то должен… И если я не могу найти и покарать виновных… Если никто не желает найти их и покарать… Если никому здесь нет дела до гибели моих… - Он запнулся, лицо исказила гримаса боли и страдания, и, словно в трансе, закончил: - Пусть месть осуществят Великие Старые Боги…
- Игорь Евгеньевич, вы не в себе! Вы нездоровы!