15 дней до
В надводном положении лодка напоминает серого кита: шкура пятнистая от инея, морда уродливая, характер скверный. Чтобы волнением не болтало, лодка принайтована тросами. Вокруг лодки - суровая северная весна: лед, ветер и черная гладь воды.
На китовой шкуре суетятся мелкие паразиты. Один из паразитов, тот, что повыше, вдруг открывает рот и поет, выпуская клубы пара:
До встречи с тобою, под сенью заката
Был парень я просто ого-онь.
Ты только одна-а, одна виновата,
Что вдруг загрустила гармо-онь.
У паразита - сильный наполненный баритон. С видимым удовольствием он повторяет припев:
Ты только одна-а, одна виновата,
Что вдруг загрустила гармонь.
- Кто это? - спрашивает Меркулов. Они со старпомом стоят на пирсе, наблюдают за погрузкой и курят. Бледный дым, неотличимый от пара, улетает в серое небо.
- Не знаю, - говорит кап-два Осташко. - Эй, Григорьев! - Старшина оборачивается. - Кто это поет, не знаешь?
Григорьев знает, но отвечать сразу - отдавать по дешевке. Младший командный состав должен знать себе цену. Поэтому старшина прикладывает руку к глазам, долго смотрит (но не так долго, чтобы командир устал ждать), потом изрекает:
- А, понятно. Это каплей Забирка, из прикомандированных. Он вообще худущий, соплей перешибить можно, но голосяра - во! Ну, вы сами слышали, товарищ капитан…
И продолжают слышать, кстати.
Весенние ветры умчались куда-то,
Но ты не спеши, подожди,
Ты только одна…
- Спасибо, старшина. Можете идти.
- Есть.
Они выпускают дым, снова затягиваются.
- Что-то "пассажиров" мало, - говорит командир задумчиво. - Всего один остался. Куда остальные делись, интересно?
- Саша, так тебя это радовать должно! - не выдерживает старпом. Он знает, как Меркулов относится к штабным бездельникам, которые идут в поход за орденами и званиями. Обычно таких бывает до десятка. Они первые у котла, у "козла", и у трапа на выход при всплытии. Остальное время "пассажиры" дохнут со скуки и режутся в карты.
- Должно, а не радует, - говорит Меркулов. - Пассажиры, Паш, - они как крысы, у них чутье звериное. Значит, в опасное дело идем. Или какая-то херня в море случится. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Так что, Паша, будь другом - проверь все сам до последнего винтика. Что-то у меня на душе неспокойно.
- Сделаем, командир.
Еще одна затяжка.
- Товарищ капитан, смотрите! - вдруг кричит Григорьев издалека и на что-то показывает. Командир со старпомом поворачиваются. Сперва ничего не понимают. Потом видят, как по дорожке к пирсу, торопясь и оскальзываясь, спускается офицер в черной флотской шинели. В свете дня его обшлага отсвечивают тусклым золотом. Что-то в офицере есть очень знакомое - и не очень приятное.
- Это Дикий Адмирал, - узнает старпом наконец.
Пауза.
- Накаркали, - говорит Меркулов с досадой и сплевывает.
14 дней до
"Дикому" адмиралу никто особо не рад. Он это чувствует и начинает злиться. А когда начальство злится, оно ищет повод придраться, наорать, наказать и тем самым утвердить собственное эго.
- Что это было? - спрашивает Васильев мягко и зловеще.
Но, в общем-то, не на того нарвался. Командир электромеханической боевой части инженер-капитан второго ранга Волынцев Борис Подымович. Заменить его некем, поэтому "механик" откровенно наглеет:
- Внеплановая дифферентовка, товарищ адмирал.
Врет в глаза, сукин кот, думает Меркулов, но молчит. Сзади раздаются смешки, которые тут же стихают. Вообще-то, механик на самом деле дал маху, но адмиралу об этом знать не обязательно. Подумаешь, задрали корму и накренили лодку вправо. Внеплановая дифферентовка и пошел ты нафиг.
Васильев молчит. Этот раунд он проиграл.
Адмирал ищет, на ком бы еще сорвать злость. На глаза ему попадается вахтенный журнал, Васильев листает его в раздражении.
- Почему в вахтенном журнале бардак?! - спрашивает он наконец. - Старший помощник, это что, боевой корабль или богадельня?!
Офицеры лодки переглядываются.
- Бордель, товарищ адмирал! - отвечает старпом.
Старпому нельзя терять лицо перед экипажем. Поэтому он начинает дерзить.
- Так, - говорит Васильев зловеще.
К несчастью, кап-два Осташко забыл, что незаменимых старпомов не бывает. Сместить "механика" адмирал не может, потому что некому будет управлять механизмами и погружением, старпом же - другое дело.
Следует мгновенная и жестокая расправа.
- Записать в вахтенный журнал! - командует адмирал. - Приказываю отстранить старшего помощника Осташко от исполнения служебных обязанностей. - Адмирал очень хочет добавить "отстранить на хрен", но такое обычно не заносят в официальные документы. - Принимаю его пост на себя. Руководитель похода адмирал флота Васильев… Дай, подпишу.
Неуязвимый "механик" хмыкает. Васильев смотрит на него в упор, но ничего не говорит. Сейчас адмирал напоминает хищника моря, огромную белую акулу с кровью на челюстях.
С хрустом перекушенный, старпом бьется в судорогах; потом, бледный как наволочка, уползает в угол и садится. Руки у него дрожат. Это, скорее всего, конвульсии умирающего. А ведь был хороший моряк, думает Меркулов с сожалением.
Потом открывает рот - неожиданно для себя.
- Товарищ адмирал, разрешите вопрос. Зачем нам ядерные торпеды?
13 дней до
Считается, что спиртное - лучшая защита от радиации. Поэтому лодка несет громадный запас красного сухого вина. К "алиготе" прилагаются апельсины, ярко-оранжевые, как новый год в детском саду. На человека в день положено сто грамм - это немного. Поэтому офицеры скидываются и организуют "черную" кассу - и на эти деньги забивают холодильник в офицерской кают-компании. Чтобы водка была; и была холодная.
Меркулов смотрит на "Саранск" долгим взглядом. Потом пересиливает себя и идет в центральный. Там его уже ожидает радист.
- Получена радиограмма, товарищ командир. От главного энергетика проекта Шаталова.
- И что? - говорит Меркулов.
- "Ознакомившись с техническим состоянием К-3, категорически требую запретить выход лодки в море". Подпись, дата.
Меркулов усмехается.
- Поздно. Уже вышли, - Поворачивается к старпому, понижает голос. - Вот оно: высокое искусство прикрывать задницу - учись, Паша.
Через полчаса радист опять докладывает:
- Радиограмма из штаба флота. Товарищ командир, "Наутилус" вышел в море. По данным разведки: американцы готовились в дальний поход. Возможно, целью является…
Твою мать, думает Меркулов.
- Полюс? Они вроде там уже были?
- Так точно: полюс, - говорит радист. - Нам приказано: идти в боевой готовности, на провокации не поддаваться. В случае контакта с американцами действовать по обстановке. Подпись: Главком ВМФ, дата: сегодня.
Меркулов поворачивается и смотрит на Васильева. Тот нисколько не удивлен.
По обстановке значит, думает Меркулов. Что-то ты уж больно спокоен, адмирал. С нашими-то тремя торпедами.
Две обычных Т-5 с атомными зарядами.
И одна Т-15, чудовищная штука в 27 метров длиной, с водородной бомбой в четыреста килотонн. Эта штука проходит через три отсека и упирается в центральный пост. По замыслу конструкторов, такой торпедой можно поразить крупный военно-морской порт противника.
По данным разведки флота, таких портов во всем мире - два. Два! И не один не имеет стратегического значения.
Тем не менее, сейчас подлодка идет к полюсу с полным ядерным боезапасом. И туда же идет штатовский "Наутилус".
Забавно, думает каперанг.
5 дней до
За бортом - белое крошево; черная вода, в которой плавают куски пенопласта. Это паковый лед. Полынья напоминает суповую тарелку с широкими выщербленными краями. Григорьев ежится - ему даже смотреть на это зябко. Старшину перевели в экипаж с Черноморского флота, поэтому на севере он банально мерзнет. Хотя и родом с Урала.
Морозный воздух обжигает легкие.
Рядом стоит капитан-лейтенант Забирка - фамилия смешная, да и сам тоже, но парень хороший. И совсем не похож на "пассажира". Ребятам Забирка нравится.
Открыли люки, чтобы проветрить внутренние отсеки. Теплый радиоактивный воздух поднимается вверх; вокруг лодки клубится белый туман.
Из дверей рубки, в облаке пара возникает Дикий Адмирал. Васильев нарочито медлит, хотя старшина видит, как в его глазах щелкают миллирентгены. Старшина вспоминает шутку времен начала службы. "А свинцовые трусы ты себе уже купил?" Некоторые ломались. Интересно, Васильев бы сломался? Адмирал отчаянно боится радиации - но пока держится и даже пьет не больше других.
Забирка сдвигается; адмирал встает к ограждению, резко вдыхает, жадно оглядывается, словно пытается надышаться чистым, без альфа и бета-частиц, воздухом на год вперед. Ну, по крайней мере, до следующей полыньи.
Налетает ветер и сносит туман в сторону. К-3 покачивается под порывами.
Васильев рефлекторно вцепляется в леер.
Волнение слабое, но лодку бултыхает в полынье, как дерьмо в проруби.
- И якоря у нас тоже нет, - говорит Меркулов за спиной адмирала, и исчезает в люке, прежде чем тот успевает ответить. Васильев скрипит зубами и беззвучно матерится. За последние дни отношения между проверяющим из штаба и командиром К-3 испортились окончательно. Старшина делает вид, что ничего не заметил.
Из-за туч выныривает солнце и освещает все, как прожектором.