- Тоже жив, - он машинально почесал грудь, после чего запоздало отдернул руку. У оборотней регенерация получше человеческой, а значит, подживающие болячки уже начали вовсю зудеть.
Стоп, тогда сколько я пробыла в отключке?
- Какой сегодня день? - календаря в обозримом пространстве не наблюдалось. Скосила глаза на столик у кровати - мобильника тоже не видно. За это небольшое усилие расплачиваться пришлось болью в висках и шумом в ушах. Так скоро на составные части от попытки покашлять рассыплюсь.
Юру на пару секунд замялся, но все-таки ответил:
- Сегодня четверг.
Япона мать, это я что - шесть дней без сознания провела?! Или…
- А месяц?
- Месяц тот же. И год - тоже.
- Слава Богу.
На большее уже не хватило, голод отступил, а веки налились свинцовой усталостью. Странно, но мозг при этом продолжал вполне себе сносно работать, если, конечно, так можно обо мне сказать в принципе. Потому что лезть работать с тонкими материями в моем тогдашнем нестабильном состоянии это гарантированное самоубийство. Вся равно что голой рукой за провод под напряжением схватиться, а потом удивляться, когда тряхнуло.
Юра, заметив, что пациентка признаки жизни подавать перестала, пошебуршал ещё минутку, а потом вышел в коридор.
В рубашке парень родился. Потому что до сих пор не понимаю, как мне удалось не дать ему умереть.
Хотя нет, вру. Как это сделала, понимала, непонятно другое - почему сама жива осталась? Соединение аур в момент, когда один из участников такого союза находится при смерти, гарантированный приговор и для другого. Даже учитывая немалый ведьмачий потенциал, сил, чтобы вытащить его, у меня не должно было хватить. Но ведь смогла же.
Почему-то гордости за это не ощущалось. Честно говоря, сейчас вообще испытывала только дикую усталость и ломоту во всем теле. А ещё очень хотелось спать. Противиться этому желанию не стала, разве что, уже уплывая в мутное марево сна, с легкой обидой отметила, что Леши рядом не было.
В следующий раз пришла в себя от негромкого разговора совсем рядом. Шептались двое, обоих я без проблем узнала: Алексей и моя мама. Странный тандем.
- … будет ещё продолжаться?
- Я не знаю. Твой сын сказал, что она приходила в себя, это хороший знак. Значит, организм постепенно справляется.
Кто-то заботливо поправил одеяло, надо сказать, зря - мне было и без того жарковато. То ли кондиционер в палате не предусмотрен, то ли меня опасались простудить, но духота стояла неимоверная, я аж взмокла. Но продолжала спокойно лежать, симулируя сон - если спрошу о состоянии здоровья напрямую, вряд ли скажут, чтобы не нервировать больную, а так есть шанс узнать правду.
- А как с её силой? - Леша сидел по другую сторону от меня, теперь различила это четко. Как и ощутила легкое поглаживание по пальцам.
- Нужно время, - тем не менее, сквозь неплотно сомкнутые ресницы смутно рассмотрела, как её руки плавно проходят вдоль моего тела, задержавшись чуть дольше на уровне груди. Не касаясь, ладони совершили неправильный круг и исчезли из поля зрения. - Аура не просто пострала, её изодрало на куски, до сих пор не понимаю, как она смогла выжить после такого. Так что про восстановление дара речь пока не идет, справиться бы с последствиями.
Они оба замолчали, а я крепко задумалась. Похоже, слиянием биополей не ограничилось, я как-то умудрилась "подключить" Юру к себе, стягивая его раны за счет собственных жизненных сил. А он ещё заикался когда-то о презрении к вампирам, сам же только за счет вытягивания чужой энергии и выжил. Тогда понятно, почему мне так хреново.
Но главное, мы оба живы, пусть и немного потрепаны.
Затягивать с "пробуждением" не стала, с каждой минутой риск выдать себя все возрастал, поэтому пришлось изобразить пару сонных гримас, подергивание рукой, а потом уже и открывать глаза.
К моему удивлению, мамы рядом не оказалось. То ли она исчезла, пока я размышляла, то ли и вовсе была галлюцинацией. Хотя за первую версию говорил едва ощутимый аромат её духов. Зато Алексей сидел возле кровати, прожигая таким взглядом, что захотелось снова потерять сознание.
- Привет, - слова мне давались чуть легче, чем при первом пробуждении, но голос оставался сиплым.
- С возвращением, - несколько секунд пристального внимания, а потом он наклонился, прижимаясь лбом к моему лбу. - Не смей больше так делать.
О чем именно он говорил, я не поняла, но на всякий случай согласилась:
- Хорошо.
Не знаю, как выглядела сама, но фраза "краше в гроб кладут" была про Лешу. Резко углубившиеся морщины на землистого цвета лице сделали его старше. И губы бледные до синевы.
Хоть укладывай на соседнюю койку. Кстати, где мы?
Этот вопрос я ему и задала. Наверное, спросила что-то не то, раз он нахмурился. Но все-таки ответил:
- Ведомственная больница. Здесь с пониманием относятся к нестандартным пациентам.
А, значит, стационар для оборотней. Даже не знала, что у нас такой есть.
- Когда меня выпишут? - спина затекла от долгого лежания, но когда попыталась встать, Алексей тут же прижал к кровати, слегка надавив на плечи. Зря, потому что понималась я не для демонстрации живучести, а по самой неотложной надобности.
- Когда мы решим, что уже можно. И встанешь тогда же.
- Встать мне надо сейчас, а насчет остального подумаем.
Видимо, он понял, какая необходимость меня посетила, потому что взгляд стал задумчивым, словно решал какую-то сложную задачу. Чтобы облегчить принятие решения, сразу предупредила:
- Если предложишь принести "утку", на голову тебе её надену.
Чувствовала я себя паршиво, от правды не укроешься, но не до такой же степени.
Эти слова окончательно его убедили, что умирать не собираюсь, поэтому вместо того, чтобы согласиться и помочь встать, Леша внезапно крепко меня обнял и горячо прошептал на ухо:
- Ещё раз такое устроишь, сам тебя задушу.
Спасибо, родной, я тоже люблю тебя.
Пусть знаю о тебе слишком мало.
Например, понятия не имею, кто твои родители и живы ли они. Понятия не имею о некоторых аспектах жизни, зато точно знаю, что чай размешиваешь строго против часовой стрелки, когда зол, слушаешь старый рок, а во сне часто улыбаешься.
И пока этого вполне достаточно.
В течение следующих пары дней я ощутила себя почившим генсеком - вся в цветах, а мимо идут экскурсии.
Ко мне по очереди прибегали все знакомые, потом зашел наш отдел в почти полном составе. Даже пришлось уточнить, на кого они оставили родные пенаты, а ну как там случится разгул правонарушителей? Смеющийся Славик заверил, что Воропаев в последние несколько дней навел такого шороху, что преступный элемент тихо сидит по домам и клацает зубами. После чего добавил, что явление это, конечно, прекрасное, но так можно дождаться урезания зарплаты, да и вообще работать станет скучно. И попросил чаще, чем раз в год, умереть не пытаться. Шутник, блин.
Антон ограничился модным букетом из каких-то мелких, но очень ароматных цветочков, на запах которых слетелись все окружные мошки. И надо было видеть, с каким удовольствием Леша запихивал этот веник в мусорный пакет. И мне избавление от насекомых, и ему радость.
Кстати, насчет "умереть" Славик не так уж приврал - как выяснилось, привезли меня сюда в состоянии клинической смерти. Второй раз сердце остановилось утром в воскресенье. Поскольку при мне неотлучно дежурили, успели откачать. А потом, когда попыток тихо отойти во сне больше не предпринимала, нас с Юрой поселили в одной палате, чтобы тот за мной приглядывал. Зачем это нужно, если рядом, сменяя друг друга, была мама или Алексей, я не особо поняла. Но первым же делом вытребовала ширму, слишком интимным выглядело такое соседство. Как ни старалась убедить, что мне уже лучше, к тому же наблюдать, как они с Людмилой, поселившейся в соседней палате, воркуют круглыми сутками, надоело уже на следующий день, на все претензии медсестры и врачи только извиняющее улыбались и разводили руками. Мол, приказ сверху, а мы ничего сделать не можем, терпите. Утешалась только пониманием того, что страдала я не одна, Юра тоже высказывал недовольство, что приходится наблюдать за тем же действом только в исполнении собственного отца. Ему тоже улыбались и так же разводили руками. В конце концов, единым фронтом удалось убедить это "сверху" расселить нас по разным комнатам. Хотя почти все свободное время продолжали проводить втроем - практикант, время стажировки которого уже почти закончилось, старался не выпускать меня из виду, Людмила прикипела душой и телом к Юре, а я, к собственному удивлению, начала тяготиться одиночеством. Поэтому их компании была рада, хотя иногда хотелось накрыться подушкой и посидеть полчасика в тишине и покое.
Усугублялось это тем, что восстановление шло медленнее, чем хотелось бы. Нормально встать на ноги смогла только к вечеру, и то больше ковыляла, чем шла. За спиной маячила целая группа поддержки, готовая подхватить в любой момент, чем неимоверно раздражала. Да и вообще характер от долгого сидения взаперти неуклонно портился, но окружающие терпели. Некоторые из последних сил, это я поняла, когда медсестричка так загнала в ягодицу иголку, что потом полдня нога волочилась, как парализованная.