Когда Яна вернулась к напарнику, в лёгкой панике, после безуспешных попыток найти рычаг для выковыривания его из стены, скорость смены частей туловища увеличилась. Голова и ноги менялись местами примерно раз в секунду. Раз в секунду на Яну смотрели безумные, выпученные глаза Артёма. Рот его был то открыт, то закрыт, наверное, он пытался что-то сказать, но звуки не складывались даже в буквы, не то что в слова. Руки были вытянуты к Яне, волосы тоже, куртка задралась. Это действовала центробежная сила. Артёма раскручивало. От быстроты смены ног и головы они наложились друг на друга, как рисунки на детском волчке, и на Яну смотрели кроссовки с глазами. Артём превращался в размазанный от быстроты вращения диск. Из которого вылетела пачка жвачки, карточка "Тройка", ключи, наушники, кроссовки. Без глаз.
Артём начал жужжать.
Яна подумала, что если скорость увеличится, то и глаза полетят, и руки, и ноги.
Жужжание перешло в комариный звон.
Через секунду полетели руки и ноги.
В комплекте.
Вместе с туловищем и головой.
Ловить Артёма Яна не пыталась, это было бы как ловить пушечное ядро.
Ему невероятно повезло. Он не попал в светильник-дерево. Он не попал в стену. В скамейку. На рельсы. Он полетел вдоль перрона, приземлился мягко, как самолёт в родном аэропорту, и проехал по мрамору чуть не до середины станции, собрав перед собой вал сумок, пакетов, шапок и телефонов.
Подбежавшая Яна подумала, что это похоже на похороны мусорного короля. Она упала рядом с ним на колени, приложила ухо к груди, ничего через куртку не услышала. Прижала пальцы к шее. Пальцы так тряслись, что она смогла бы обнаружить пульс в мраморной колонне. Яна скинула рюкзак, выгребла пудреницу с зеркалом, смогла открыть дрожащими руками, поднесла её к носу. Если затуманится, значит есть дыхание.
Зеркало затуманилось соплями, потому что пудра высыпалась в нос, и покойник чихнул.
Яна поняла, что она плачет, и не из-за диоровской пудреницы. Пока Артём лежал неподвижно, она успела представить, что осталась одна на этой станции. С трупом. Даже пудреницы было не жалко.
Артём попытался приподнять голову, она ему помогла. Он осмотрелся, сначала дико, потом расслабленно выдохнул и снова лёг.
- Ты как? - осторожно спросила Яна.
- А-б-р-м-ф, - ответил Артём.
- Вот и хорошо, - обрадовалась она. - Слушай, а что ты там видел?
Артём одним покачиванием головы дал понять, что говорить об этом он отказывается, сейчас и до конца жизни.
- Ну не хочешь, не говори, - чуть обиделась Яна. - Ой. Ничего себе. А это у тебя откуда?
Она подцепила пальцем бусы, вдруг оказавшиеся на Артёме. Из кораллов и ракушек. Они были короткие, вокруг шеи, не заметить их раньше она не могла.
Артём покраснел и запихал бусы под воротник.
- Симпатичные бусики, - сказала Яна тоном, из которого следовало обратное, а про себя отметила, что он их не снял, а спрятал. - Ну это твоё дело, как ты там развлекался. Встать можешь?
Артём, похоже, был готов встать хоть на руки, лишь бы уйти от темы бус. Впрочем, он и с ног упал бы, не подхвати его Яна. Заряд головокружения он получил на год вперёд.
По синусоиде они доковыляли до стены у выхода, Яна опустила его на пол, помогла ему надеть кроссовки и распихала по карманам всё, что из него вылетело.
Не считая шишек, синяков и таинственных воспоминаний, они были там же, откуда начали: в стене бился и хрустел кирпич.
.
- Воды не осталось? - Артём первый раз после полёта смог сказать что-то хрипло, но членораздельно. - Ой, - он схватился за голову, - ну и, в общем, мы на том же месте, где и были.
- Осталось. - Яна достала из рюкзака бутылку, полученную от чёртовой мамы. - Я сама вижу, что на том же месте. Тебя не дразнили капитан Очевидность?
Артём, не отвечая, забулькал.
- На том же месте, - пробормотала Яна. - Место. Когда же я это говорила? Точно! - Она поймала скользкое слово. - Местные дела. "Это ваши местные дела", помнишь, я сказала? - радостно затрясла она Артёма.
Артём облился водой и кивнул.
- И что?
- Ты понимаешь, зачем это всё?
Яна показала рукой вокруг.
- Что зачем? Кирпич? Тропарево?
- Да всё, что происходит. В чём смысл?
- Ну и в чём? Будешь? - Он показал бутылку.
Яна отмахнулась, Артём завернул крышку.
- Да в том, что Тропарево становится Конечной. То-то я давно чувствую, что я как будто не в Москве. Что это уже ваше место!
Артём нахмурился.
- Получается, Красная ветка становится Чёрной. Понимаешь? - щёки Яны слегка покраснели от осознания.
- В смысле?
- Ну, не в прямом. Или даже в прямом. Все эти штучки потусторонние сюда переносятся. Ты же сам говорил, что в Москве в полную силу колдовать не получается.
- Это мне Табачный Дух сказал.
- А если здесь будет как бы Тут? Понимаешь?
- Тогда, наверное, можно будет.
- Смотри, смысла в том, чтобы переносить Москву Туда нету. Чего переносить-то? В Москве всё самое обыкновенное. Значит смысл только в том, чтобы эти ваши чудеса сюда перенести. Понял, зачем всё это?
- Хм, ну, допустим. А кто…
- Ну, здрасьте, откуда же я знаю? Кто-то. Понятно, что кто-то из ваших.
Артём вздёрнул голову и посмотрел на Яну удивлённо.
- Ой, прости. - Яна положила руки ему на плечи. - Не обижайся. Но я как-то всегда думала о тебе, как о тутошнем. Ну ты же с Табачным Духом был, когда мы познакомились, и вообще на слоне.
- Да нормально, чего там. Всё равно надо что-то с этим кирпичом делать.
- Угу. Ой.
Яна встала, поморщившись от боли в ушибленных местах, и подошла к бьющемуся в стене кирпичу.
Выемка стала заметно больше, он её быстро расширял и углублял.
Яна стояла, сунув руки в карманы, и смотрела, как вниз сыплется белая, мраморная, и красная, кирпичная крошка. Горка внизу получалась розовой. Причём кирпич крошился меньше, чем мрамор, хотя должно быть наоборот.
Ну и было понятно, что дыра в стене не побочный продукт. Не то, что кто-то замкнул кирпичом две станции, а тот случайно продолбил дыру.
Яна подумала, что, когда дыра станет достаточно большой, что-то случится. Что-то, что нельзя будет исправить. А дыра была уже такой, что Яна спокойно бы в неё пролезла, если бы она была сквозная. С половину её роста она была.
Яна сжала руки в карманах в кулаки. В правом что-то оказалось. Она вытащила руку. Это была салфетка, в которую она завернула плёнки от бутербродов. Ну или это были плёнки, завёрнутые в салфетку.
Позже Яна не могла ответить на вопрос, почему она это сделала. Может быть, мысли об электричестве и материалах, которые его не проводят так подействовали.
Яна развернула и бросила на пол салфетку.
Сложила вместе две плёнки, чтобы потолще было.
Положила то, что получилось, на правую ладонь, почти обернула её.
И попыталась схватить кирпич.
Она промахнулась.
Кирпич болтался в своём продолблённом гнезде слишком быстро.
Яна попала по кирпичу кончиками пальцев, жутко ушиблась, зашипела от боли, схватила левой ладонью пальцы правой и прижала к животу, согнувшись. У неё даже в глазах потемнело. Наверное, поэтому прошло секунд пять, пока она поняла, что звук бьющегося о мрамор кирпича, к которому они успели так привыкнуть, что перестали замечать, исчез. А сам кирпич валялся на горке розовой пыли. Только она не сразу поняла, что это и есть кирпич, он так стёрся, что превратился в большой красный обмылок.
Схватить кирпич она не смогла, но удар её пальцев выбил его из стены.
Никто так и не смог объяснить, почему сложенная в два слоя пищевая плёнка, которая от электричества из розетки вряд ли могла спасти, защитила Яну от засасывания в стену или ещё чего похуже.
Плёнку искали, была даже объявлена награда, но не нашли, её выбросили уборщицы вместе с прочим мусором.
Яна и Артём пару раз принимались пытать Табачного Духа, но тот в ответ на все расспросы говорил, что даже думать не хочет, где эта чертовка брала свои чёртовы бутерброды.
Азалия настаивала на том, что покупала бутерброды в обычном киоске у метро. Но слишком горячилась и приводила в доказательство подробности, которые знать не могла, вроде названия родного кишлака продавца, при том, что не помнила, возле какой станции стоял киоск.
Ходили мутные слухи о том, что кто-то ограбил секретный научный институт, воспользовавшись тем, что москвичи озомбели, но шептавшиеся не могли даже сказать, биологические там исследования производились или физические. То есть было дело в плёнке или в мясе на бутербродах.
Так эта история и затихла.
А плёнка попала на свалку, где крысиная семья использовала её для строительства гнезда, видимо, привлечённая всё ещё остававшимся на ней запахом еды. Когда эту часть свалки стали утрамбовывать бульдозером, крысиная семья совершенно не пострадала. А коэффициент интеллекта у их потомства был на двадцать процентов выше, чем в среднем по свалке.