Гибель Габриэль напугала Клермона, но, главное, она поколебала его намерение объясниться с Элоди. Сейчас всё отступило на второй план. Он не может оставить её теперь, когда она потеряла сестру. Понял Арман и ещё одно. Хотя он всё ещё не мог до конца поверить, что его любят, точнее - страшился упиться этим сладчайшим помыслом, боясь, что от этого окончательно потеряет и голову, и волю, но неожиданно осмыслил, что выхода у него уже не было.
Он уже был связан - и честью, и любовью. Она верит ему.
Днём Клермон почти не отходил от сестёр. Лоретт, и до того подавленная словами Этьенна, теперь, как и Рэнэ де Файоль, слегла. То ли потрясение от ужасного вида трупа сестры, то ли предшествующее равнодушие Этьенна, то ли естественная слабость способствовали тому - сказать трудно. Элоди ухаживала за ней, Арман старался поддержать свою любимую, однако, череда мелких дел и забот не могла вытеснить из души потрясение от пережитого. Но, хоть ему и казалось, что душа перенапряжена до предела и не выдержит даже малейшего бремени, новая тягота, подобная мраморной плите, обрушилась на него почти тотчас.
На третий день после гибели Габриэль, он принёс Элоди поднос с успокоительной настойкой для сестры, бесцельно прогулялся по этажам, потом пошёл было переодеться, но неожиданно столкнулся с Этьенном. Тот волок из библиотеки к себе в спальню какую-то инкунабулу, пыльную и местами покрытую паутиной. Граф отказался от помощи Армана, но проронил, что хотел бы поговорить с ним. Клермон пошёл за ним. Книгу Виларсо де Торан опустил на скамейку названием вниз, что не преминул заметить Арман, но слова его сиятельства заставили его вскоре позабыть о принесённом фолианте.
- Простите меня, Клермон, но мне хотелось бы понять некоторые вещи. Спальня убитой, - Арман вздрогнул от этого жесткого слова, - на втором этаже. Библиотека тоже на втором этаже. Вы, как я замечал, часто засиживаетесь там вечерами. - Этьенн говорил неторопливо и задумчиво.
- Если вы хотите спросить меня, не я ли убил мадемуазель Габриэль…
- Вздор, - высокомерно прервал его Виларсо де Торан. - Разумеется, вы не убивали. Равно и не вы, я уверен, совратили малютку и столь осязаемо расширили её анальное отверстие. Я знаю, с кем говорю. Единственное, что мне хотелось узнать… - Этьенн замолчал, потому что заметил, как Клермон побелел и нервным жестом распустил шейный платок. Этьенн вскочил, не закончив фразы: Клермон медленно опускался на колени. - Арман! Чёрт возьми, что с вами? - Граф ринулся к трюмо, и торопливо наполнил бокал вином.
Клермон и слышал, и не слышал его. Несколькими глотками осушил поданный ему бокал, но это не помогло. Его колотило. Этьенн, искренне изумлённый странным эффектом своих слов, подняв его и усадив на диван, сел с ним рядом. Он уже понял, что Арман, хоть и видел тело Габриэль, не заметил тех следов, что наложил на него разврат, тех, что безошибочно прочитал он сам благодаря многолетнему опыту порочности. Он-то полагал, сравнив их интеллекты, что их понимание равно, а оказалось… Чёрт возьми, неловко получилось.
Через несколько минут Клермон немного пришёл в себя.
- Вы… - нервно уронил он, - Вы… вы не пошутили, Этьенн? - Арман впервые почти бездумно выполнил просьбу графа называть его по имени. Но не потому, что стремился к подобному панибратству. Он вообще не любил фамильярности. Сказывалось потрясение - не до титулов ему было. Впрочем, если бы его сиятельство и уверил, что это шутка, он бы уже не поверил. Понял это и Этьенн, и мягко извинился.
- Простите, Бога ради, Арман. Я был уверен, что вы тоже догадались, когда увидели тело.
Клермон отрицательно покачал головой и тяжело вздохнул. Ему, правда, что-то показалось однажды…
- И кто это сделал?
Этьенн поморщился.
- Я думаю, что это мы обсуждать не будем. У вас… слишком бурная реакция на некоторые новости. Вернемся к теме. Довелось вам вечером, накануне её смерти, видеть или слышать на этаже что-либо подозрительное?
Арман устало задумался.
- Насколько я помню, нет. - Он помолчал, потом тихо спросил, - это Дювернуа?
Этьенн пожал плечами. В сфере логики и здравого смысла они с Клермоном были равны. Тем более задача была из простейших. Глупо было думать, что Арман не вычтет три из четырех.
- Я думаю, что да.
- Это он убил её?
Этьенн почесал кончик носа и вздохнул.
- Я не знаю. - Он поймал на себе серьёзный и посуровевший взгляд Армана. - Есть два довода против. Первый - его поведение после обнаружения тела, - и Этьенн сжато перечислил Клермону те же аргументы, что изложил и сестрице. - Есть и ещё один. Если вы похотливы и нашли объект приложения своих похотей, зачем же избавляться от него? Я говорил вам, что Дювернуа вполне мог бы совратить нетребовательную девицу, но глупо отказываться от такой добычи, тем более - здесь. Другое дело в Париже… Но здесь-то выбирать ему было не из чего. К тому же - молоденькая, свеженькая… лакомый кусочек. Что ему за резон?
Арман смутился, но всё же задал интересовавший его вопрос.
- Он… он, по-вашему… Он взял её силой?
Этьенн уставился на Клермона как энтомолог - на редкую бабочку, - с человеческими ушами вместо крыльев.
- Вы что, сумасшедший? - Он, впрочем, не оскорблял. Но въявь иронизировал. - В иных вещах, вы, Арман, просто ребёнок, ей-богу. Вам пора обрести себя и стать мужчиной. Эта девица была из тех, кто ещё в отрочестве начинает ласкать себе ручкой промежность, а годам к пятнадцати умудряется перецеловаться со всеми кузенами, а к шестнадцати уже имеет достаточно полное представление о том, что у мужчины в штанах и как оно действует. В любом случае, она была готова, мило поотнекивавшись, уступить мне, вторым она предпочла бы вас, вы куда красивей этого парвеню Дювернуа. Но это мог бы быть и Файоль - если бы обстоятельства так сложились. Взял силой! Подумать только! Разве дверь её спальни была взломана?
- Вы не можете этого знать!
- Как гласит старая медицинская шутка, in dubitantibus et ignorantibus suspice luem, в случае сомнения или незнания подозревай сифилис, дорогой мой.
- Но… разве это не мог быть… кто-то из слуг, разве нет?
- В замке старуха-кухарка, несколько лакеев, мажордом и егерь далеко не юного возраста. Если бы это и сумел сделать кто-нибудь из них, - почему же она не подняла шум? Нет-нет, не выдумывайте, Клермон. Да и фантазии этих простолюдинов на подобное не хватило бы. Перестаньте бояться посмотреть истине в глаза. Никогда не поверю, чтобы вы не замечали её голодных похотливых взглядов.
Клермон опустил голову, покраснел и промолчал.
- Что, вспомнили?
- Господи, ведь совсем ребенок…
- О, нет, не совсем ребенок и даже - совсем не ребенок. Обе они - и Габриэль, и Лоретт - кем-то весьма основательно развращены. Я не хочу сказать - телесно. Но их души - души обычных потаскушек.
- Умоляю вас, ваше сиятельство…
- Напоминаю, Арман, меня зовут Этьенн, Тьенну, Фанфан. Что до характеристик упомянутых особ - Бога ради, не буду…
- И… и что теперь делать?
- Да ничего, кроме того, чтобы попытаться понять, кто это сделал? Мне не нравятся убийцы, расхаживающие мимо моей спальни. Я хочу понять, кто это, и поостеречься. Единственная зацепка - обугленный труп и то, что я прошу вас, Арман, не разглашать. Я чувствовал около трупа запах серы. Он быстро улетучился, остался лишь дух гнили. - С этими словами Этьенн поднял со скамьи пыльную инкунабулу и перевернул её. Это был Albertus von Bollstadt Magnus, Альберт Великий, один из томов его "Opera omnia" - "О растениях, минералах и ядах". - Поняв, что было использовано для убийства - есть шанс понять, чьи это шалости. Пока я этого не уразумел.
Клермон убито согласился и направился к себе. На душе у него было столь мерзко, что и жить не хотелось. Он зашёл к себе, переоделся, ощущая тупую боль и некое неосознанное желание. Когда он понял, что с ним - удивился. Ему хотелось напиться - вдрызг. Но Арман отказался от подобного намерения. От большого количества вина его мутило, а малое не брало. Он решил было снова пойти к Элоди, но отверг и это решение. Впереди его ждало одиночество, и нелепо было приучать себя к счастью. Едва ли он там сейчас и нужен. Арман, обессиленный и странно взвинченный, поплёлся в библиотеку - в своё последнее пристанище.
Она была там. Бледная, с потемневшим лицом, похожая на маску горя, Элоди, выпрямившись в струну, сидела на второй ступени стремянки, отчего казалась древней скорбной королевой, получившей известие о нашествии варваров. Он подошёл, молча приник к её белой руке. Неожиданно она коснулась пальцами его жилета.
- Она у вас с собой?
Арман не понял. Что?
- Ваша записная книжка, куда вы списали ту надпись. Дайте её мне.
Он недоуменно пошарил в жилетном кармане, протянул ей книжку. И тут же вспомнил, что не должен был этого делать. Но было поздно.
- "Vae aetati tuae, juvenca fornicaria, desperata Stygios manes adire…" - тихо прочитала она, - "juvenca fornicaria…" Мне и казалось, что я где-то слышала это, а давеча вспомнила. Это было в проповеди… "Юная блудница".
Клермон хотел было уверить её, что текст можно истолковать иначе, но…
- Мсье Виларсо де Торан человек, безусловно, порочный, но в уме ему не откажешь, - зло проговорила Элоди, - "Эта девица была из тех, кто ещё в отрочестве начинает ласкать себе ручкой промежность, а годам к пятнадцати умудряется перецеловаться со всеми кузенами, а к шестнадцати имеет полное представление о том, что у мужчины в штанах и как оно действует…". Он прав, этот Этьенн. Я старалась не замечать в ней…