– Ларри, она демонесса! Он в опасности! Дай свисток гаишникам, пусть тормозят и сажают, а ее вытуривают или тоже сажают, но подальше и в клетку…
– Кто демонесса? Ники? Что за чушь несешь?
– Ларри! Послушай меня! Останови Чеда! Немедленно! Он отсюда уехал минут сорок назад…
– В какую сторону?
– Я не видела… не знаю…
– Ник, я постараюсь. Но ты имей в виду, может, Чеду демонесса сейчас самое то. Стресс снять.
– Ларри! Это серьезно!
– Ник, я понял. Я сам не в себе слегка. Давай, пока…
Я посмотрела на телефон…
И безнадежно разрыдалась, горько, во весь голос; бросилась на матрас и рыдала, не в силах остановиться. Все было очень, очень страшно. Всхлипывая, я постепенно теряла активацию, теряла силы и засыпала, засыпала…
Когда я проснулась, солнце уже било в мои окна с юго-востока. Заходило оно к вечеру, освещая другой угол квартиры, но присутствовало в моем жилище целый день.
Я лежала, вцепившись в обсморканную и обреванную майку Васьки, забытую тут после какого-то водопроводно-сантехнического подвига. В чем он тогда ушел, я не помнила, но майка прижилась. Я ее то стирала и даже гладила, чтобы торжественно отдать, то надевала как домашний халат, решив купить Ларионову новую; иногда одежка пригождалась Чеду – внатяг на плечах и свободно в брюхе. На Ваське, который в принципе был того же размера, только ниже сантиметров на десять, майка сидела наоборот: в плечах свободно, на брюхе туго.
Я лежала на ортопедическом матрасе. С ним была связана особая история. Когда-то, когда я только училась обращаться с Даром, у меня от психологических перегрузок заклинило спину. Танька тут же напустила на меня мануальщика и невропатолога, собственноручно осуществив новокаиновую блокаду… но мальчики перепугались, так как за годы Васильевского не слышали от меня ни единого чиха и даже травмы-ушибы-растяжения заживали очень быстро и как бы сами собой, а тут меня пришлось, как больную кошку на лоток, дня три в ванную и туалет носить на руках.
И вот вскоре начались первые поездки Чеда за границу. Он путешествовал тогда на разваливающемся ведре с гайками по имени Тролль, который был пятидверной "Нивой". Имя получилось так. Когда страшно гордый собой, в нищие и небогатые иномарками годы, Чед показал нам обновку, Танька буркнула: "Ты бы еще троллейбус купил".
Тролль изначально был серебристым, а потом Чед самолично перекрасил его в черный, а потом мне – как самой художественно продвинутой – дали комплект баллончиков для аэрографии, и я от всей души нарисовала косорылых и кривобоких адских скачущих коней на капоте и по бокам… хотя сам Женька просил дамские груди или задницу, да и Танька вопила: "Нарисуй ему на капоте жопу с третьим глазом, в фуражке и с воткнутым шприцем – будет портрет нашей компании".
Но с лошадьми Тролль и помер, пережив тюнинг и поучаствовав с Чедом в паре заездов в джип-триале. Однако до того, будучи еще машиной во всех смыслах благонадежной, привез разок Тролль Чеда к моему дому, а на его багажнике наверху красовалась стопка из четырех тщательно упакованных ортопедических матрасов.
О таких чудесах, как кокосовая койра и латекс, в то время в Москве писали только очень модные и крутые журналы. Мальчики с охами затащили тяжеленные матрасы в дом…
– А чего четыре? – спросил Васька.
– Один Никуське на кухню на кушетку, – сказал Чед, – остальные в комнату на пол. Вдруг мы все решим тут переночевать? Когда не надо, будут лежать стопкой, как топчан.
– А вдруг мы все тут уже будем не одни? – уточнила Таня, тогда еще не такая убежденная чайлдфри.
– А давайте договоримся, – влезла я, – посторонним в штабе не место! Если только… очень надо и спросив меня. Мы четверо – да, а остальные – по согласованию.
– Кроме того, – добавил дальновидный Чед, – хотя мне и сказали, что на таких матрасах спит английская королевская семья, у них наверняка есть срок продавливаемости. Вот по мере продавливаемости будем менять Ксеньке на свежий.
Но прошли годы; матрасы сохраняли всю свою первозданную форму. Мой, ежедневного использования, – тоже, своим организмом я его не продавливала, без шансов. Качество матрасов не подкачало – что неудивительно, если учесть, сколько за них тогда отвалил Чед. Он как-то, выпив, сказал мне. Я лишилась дара речи и ощутила настоятельную потребность поискать внутри каждого пару-тройку бриллиантов типа "Кохинор". Но Чед легко тратил на то, на что считал нужным, те суммы, которые просили за качественные вещи. Я сильно подозревала, что матрасы отсрочили замену Тролля на более достойного коня эдак на годик-два.
Я встала с матраса. Притом что я заснула в неудобной позе, скукожившись, тело даже не затекло.
Побрела, ткнула пальцем в кофемашину. Та виновато заморгала жидкокристаллическим мониторчиком – воды налей, хозяйка, однако! Налила. Сама встала под душ. И некоторое время просто тупо стояла, подставив лицо прохладным струям.
Позже, неспешно попивая кофе около окна, набрала телефон Ларри.
– Патрульные не отследили Чеда, – виновато сказал он. – Мобильник не отвечает, обе симки недоступны.
Красота.
Посмотрела на часы. Да.
Сигнал эсэмэски.
"Спецвыпуск!"
"Олик, после обеда сдам".
"Ты о'кей?"
"О'кей. В офис не приеду".
"О'кей".
Поговорили.
CMC Инне.
"Как дела?"
"Минус два килограмма!!!!!!!!!!"
"Это вода, не переживай. Все нормально".
"Спасибо!!!!!!!!!!!!"
Ладно-ладно. У меня тут рыльце отчасти в пуху, детализировать, кто кому должен спасибо, не будем…
Теперь Таня.
"Васька забросил ключи и карточку медицинского страхования, чем упростил. Сам был бледен и краток.
Мерлин еще в коме, назовем этот статус так. Все ходят посмотреть и послушать. Бренчит. Ужас, летящий на крыльях ночи. Гиена огненная, или как ее там, эту зверюгу. Пописал, внутривенно покушал и попил, после обеда отвезем на повторную томографию, а если покакает – я, как врач, буду рада. Пока, кроме словесного поноса, все в себе держит. Слушай, времени нет особо, хочешь, приезжай, я тебе пропуск оставила. А мне после бессонной ночи еще людей спасать. Ага, давай после смены. Я чувствую, у вас там полный бардак, так что в штабе в девять".
Послала эсэмэску на ту же тему Ларионову. Дескать, при прочих равных и отсутствии форс-мажоров – у меня в девять.
Три раза попробовала дозвониться Чеду. От злости столько же раз швыряла телефон в стенку.
Как я не смекнула? Глухая ночь, полуголая девица. Ну какая же я дура… с другой стороны, много ли я на самом деле видела женщин с Даром суккуба?
Суккубы могли снимать энергетику, информацию и годы жизни. Они без труда завоевывали внимание любого мужчины – юного, старичка, женатого, свободного; заводили отношения. Но в отличие от женщин с Даром нимф мужчина очень быстро разочаровывался и рвал отношения. Поэтому у суккуба было мало шансов выпить кого-нибудь до конца. Так, ограбить на тонком уровне, прихватить витальности, способности сопротивляться болезням, лет жизни. Если очень-очень повезло – зачать, но это особая статья. У экстрасенсов, даже со светлым Даром, это вообще особая статья!
А если женщин с таким Даром начинал от всей души любить какой-то мужчина… Платонические отношения на расстоянии, ага. Но учитывая сверхъестественную притягательность суккуба – и эти отношения все равно были обречены.
Суккубы жили долго и нуждались в сексе до последнего удара молотком по крышке гроба.
Суккубы, как правило, имели изъяны внешности, иногда скрытые, чаще связанные со строением половых органов, и слабо выраженный, трудно определяемый Дар. Иногда и сами не знали, почему мужики на них сначала бросаются, потом бегут прочь (иногда через пару свиданий, иногда – через пару лет), списывали все на венец безбрачия, сглаз, родовую карму или просто невезучесть. Копались в прошлом, искали виноватых. Жили простыми несчастными бабами. Нам вот писали в "Пифию":
"Мне уже тридцать девять, мужчинам я нравлюсь, отношения возникают часто, но семью создать никак не могу…"
Но и среди суккубов были, естественно, самородки, обладающие Даром высших октав, прекрасно осознающие свои возможности. Если я все поняла правильно, такой самородок – вроде ночной Барби – легко мог привязать к себе мужчину, заняв все его помыслы; и устраивать сексуальные оргии – умопомрачительные, но нечасто, чтобы сохранять влияние на объект и возможность пользоваться его витальностью как можно дольше. Суккубы высших октав могли жить очень долго, не старея. Сто лет, сто пятьдесят, может, больше…
Все это пока что являлось для меня теорией, но обретало жутковатую реалистичность. Среди людей с Даром, экстрасенсов, не было единой классификации, сети общения, среды. Все виды и формы Дара могли проявляться по-разному. Девяносто пять из ста человек, с которыми я общалась, – это самые обычные люди, для которых я была нереально крутым парапсихологом. Собственно, я и была сильным экстрасенсом с чистым Даром. И с его помощью крайне скрытно подрабатывала по выходным. Прочистить судьбу, подправить родовую карму, снять сглаз или проклятие. То, что я сделала с судьбой Инны, было практически максимумом моего вмешательства.
И только напившись кофе, убрав в доме, позавтракав (нашла в углу духовки забытое мясо и неразрезанный черносливовый торт в холодильнике – драматические для нашей компании признаки), я села раскладывать по полочкам все, что так или иначе прошло через меня.
Записи вышли невнятные, изложенные скачущим столбиком.
"Кот?
Катана – кто?
Обряды в подвале?