– Вот и ладушки, – Мокин вытащил толстенный бумажник и отсчитал пять зеленых бумажек, после чего пачка в его руке отнюдь не похудела. – Вот тут пятьсот баксов, держите. Вы мне дадите научную консультацию, идет? Бабки в любом случае ваши, так что особо не напрягайтесь...
Кузьминкин осторожно потер пальцами зелено-серые бумажки с портретом щекастого длинноволосого субъекта. Т а к и е денежки он держал впервые, попытался помножить в уме... вроде бы на шесть тысяч... или по-новому – шесть рублей... Он путался, ошибался, не веря, что вычислил правильную сумму. Не могла она быть правильной, поскольку примерно равнялась его годовой зарплате, а зарплаты не видел уже полгода... И ведь пачка на вид нисколько не убавилась...
– Аркадий Сергеевич! – с мягкой укоризной воскликнул Мокин. – Вы что же это, думаете, я вам фальшивку впарю?
– Нет, что вы... – заторопился Кузьминкин. – Я их просто в руках не держал, не знаю даже, что с ними делать... их же в магазине не примут? Был какой-то указ... Их где-то менять надо...
– Тьфу ты, я и не подумал, – осклабился Мокин. – Пустяки. Будем ехать мимо обменки, кто-нибудь из дуболомов сбегает... И я вам сразу скажу: это аванс. Если у нас с вами все заладится, еще больше получите.
В голове у сбитого с толку Кузьминкина мельтешили вовсе уж феерические картины: наступило долгожданное научное признание, диссертация заинтересовала Оксфорд или Принстон, там хотят ее перевести, может быть, пригласить с лекциями... только причем тут известный шантарский бизнесмен? Он меценат, конечно, про него частенько говорят по телевизору в этой именно связи, но как он может сочетаться с Оксфордом или хотя бы с Краковским университетом, где однажды одну статеечку все же перевели? Как вообще сочетается Мокин с эпохой Александра Второго, что тут общего?
– Ну что, едем на консультацию? – спросил Мокин. – Вы деньги-то в кошелек приберите пока, рассыплете...
– Пожалуйста, я согласен... а куда?
– Да к вам в музей и поедем, – сказал Мокин. – Ручаться можно – уж там-то никому не придет в голову "клопов" понаставить. У вас там есть какая-то клетушка, там и разместимся...
– Вас же не пустят...
– Меня? – искренне удивился Мокин. – В музей? В Кремль пускают.
– Простите, я не подумал как-то...
– Ничего, бывает, – добродушно кивнул Мокин. – Вы мне только покажете, кто решает, пускать или не пускать, вмиг уладим. Юля, солнышко, покличь Рената...
Юля посигналила, и парой секунд позже в машину торопливо плюхнулся Ренат, включил почти бесшумно замурлыкавший мотор.
– Давай в музей, – распорядился Мокин. – По дороге подрулишь к обменнику, разобьешь баксы.
– Это где у нас музей? – растерянно спросил водитель.
– Я покажу, – заторопился Кузьминкин. – Сначала по Каландаришвили, потом на Журавлевскую...
Машина плавно отвалила от тротуара. За спиной у Кузьминкина что-то негромко стукнуло, он дернулся, испуганно оглянулся – оказалось, откинулся широкий подголовник.
– Там такая кнопочка есть, – пояснил Мокин, кажется, забавляясь. – Нажмешь – и откинутся... Вот бы еще такую кнопочку выдумать, чтобы, как только ее нажмешь, вся налоговая инспекция дружненько откинулась...
Машина не ехала – плыла, рытвин не ощущалось вовсе, хотя их, Кузьминкин помнил, на этой улице было предостаточно. Откуда-то струился теплый воздух, так что Кузьминкин мгновенно согрелся и даже пару раз посмотрел в окно, движимый совершенно детским желанием: хотелось, чтобы стоявшие на остановке люди видели его в т а к о й машине, принимая за постоянного ее пассажира.
Он украдкой разглядывал соседа – Мокин был постарше лет на десять, годочков сорока пяти, но выглядел практически ровесником: конечно, с его жратвой, деньгами, косметологами... Он чрезвычайно напоминал нового русского из рекламы "твикса" – той, что с промерзшим автомехаником: то же простецкое широкое лицо, короткий чубчик, не обремененный особенным интеллектом взгляд. Раз, наверное, в сотый Кузьминкин подумал: "Ну какой же секрет они, э т и, знают, что ездят на таких машинах, возят таких девушек и держат в бумажниках такие пачки? Как можно всего этого добиться? Понятно, не стоит вслед за красными газетами скопом зачислять их в расхитители и воры, но должен же быть какой-то секрет, с помощью которого становятся новыми русскими... Выведать бы..."
На Журавлевской Ренат остановил машину, сбегал в обменный пункт и очень быстро вернулся, протянул Кузьминкину несколько согнутых пополам бумажек:
– Ничего, что пятихатками?
– Да что вы... – пробормотал Кузьминкин, впервые державший в руках денежки с цифрой "500".
Жестом, который показался ему небрежным, запихал их во внутренний карман. Представил лицо Ольги, когда нынче вечером продемонстрирует ей веер из этих бумажек – и расплылся в триумфальной улыбке.
– Жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше, – сказал Мокин, словно прочитав его мысли. – Интересно, как денежка сразу придает уверенности в себе, а? Юль, прихватишь там пакет из багажника, надо же чаек организовать...
– И все же, что это за консультация такая? – спросил Кузьминкин. – Простите, я решительно теряюсь. Такие деньги...
– За толковые консультации как раз такие деньги и платят, – отрезал Мокин. – Был бы спрос, а деньги нарисуются...
– А это правда, что вы только десять классов кончили? – не утерпев, полюбопытствовал Кузьминкин.
– Ага, – охотно кивнул Мокин. – А зачем больше, если голова на плечах? Эндрю Карнеги и того не кончал, а посмотрите, в какие люди вышел...
Машины остановились перед музеем. Они двинулись к крыльцу – Кузьминкин, Мокин и Юля с большим пакетом. Их проворно обогнал плечистый Дима, первым ввалился в дверь.
Вахту стояла Анна Степановна, которую Кузьминкин с превеликим удовольствием бы удушил, будь он стопроцентно уверен, что его не поймают. От этой казни египетской стоном стонал весь музей – начиная от директора и кончая девочками-методистками, которым доставалось то за чересчур короткие юбки, то за чересчур длинные серьги. Тылы у ведьмы были железобетонные – прекрасно понимала, что на ее место никто другой добровольно не пойдет, а сама она, такое впечатление, трудилась здесь исключительно затем, чтобы упиваться крошечкой власти, благо пенсию, шептались, получала приличную и в приработке не особенно-то и нуждалась.
Кузьминкин приготовился к затяжной склоке. Однако все самым волшебным образом уладилось в один миг: Дима, непреклонно отведя за локоток старую грымзу в сторонку, что-то ей внушительно и тихо растолковал, качая перед самым носом толстым указательным пальцем, потом полез в карман, в воздухе мелькнула желтая сотня, моментально исчезнувшая в кармане черного жакетика.
Ведьма вмиг переродилась в голубиную душу – проворно кинулась к ним, прямо-таки воркуя:
– Аркадий Сергеевич! Что ж вы сразу не предупредили, что гостей ждете? Я бы чайничек поставила... Проходите, проходите, может, директорский кабинет отпереть?
Мокин, проходя мимо нее так, словно старой ведьмы и не было на свете, бросил в пространство:
– Кабинет не отпирать, чайник не нужен, просьба не мешать.
– Понятно, понятно! – заверила перестроившаяся грымза. – Никто вас не побеспокоит, сотрудники разошлись, до закрытия полчаса...
– Подождете, – бросил Мокин, не оборачиваясь.
– Конечно, какой разговор...
– Аркадий Сергеевич, показывайте дорогу, – чуть менее барственным тоном распорядился Мокин. – Я здесь бывал, но решительно не представляю, где вы квартируете...
– Да, вот сюда... – Кузьминкин поймал себя на том, что тоже начал суетиться.
И попытался взять себя в руки. Как и подобало солидному научному работнику, у которого вдруг попросили научную консультацию, оценивавшуюся ни много ни мало – в пятьсот долларов.
Провел их через зал, где в одном углу стоял манекен дореволюционного каторжанина в негнущемся сером бушлате и кандалах, а в другом разместились застекленные стеллажи с партизанским оружием времен колчаковщины. Мокин прошел мимо них быстро, не удостоив и взглядом, зато Дима прилип к застекленному ящику с шестиствольными пистолетами:
– Ни черта себе пушки... С такими только на разборочку и ездить.
– Уволю я тебя когда-нибудь, – лениво бросил Мокин. – Оставь ты этот убогий имидж дворовой шпаны, не грачевский фруктовый киоск охраняешь...
– Будет изжито, босс!
– То-то...
Кузьминкин уверенно направил их к двери с табличкой "Посторонним вход воспрещен", провел в крохотный коридорчик и отпер дверь своего кабинетика. Диме босс жестом приказал оставаться перед дверью на страже. Остальные трое кое-как разместились в тесной комнатушке.
– Великолепно, – промолвил Мокин, оглядываясь. – Я себе так примерно представлял цитадель ученых занятий – бумаги кучей, окурки в банке, научные древности там и сям...
Непонятно было, всерьез он или тонко издевается. Быстренько наведя на столе минимум порядка, Кузьминкин поспешил пояснить:
– Собственно, не такие уж это древности, обыкновенные чугунки года девятьсот шестнадцатого, в экспозиции такие уже есть, не приложу ума, куда их девать...
– Я вам покупателя найду, – хмыкнул Мокин. – Решил собирать антиквариат, это нынче в моде, впаливает бешеные деньги в любую дребедень, потому что ни в чем подобном не разбирается. Скажете, что они с кухни Меншикова – купит за милую душу... Потом посмеемся.
– Неудобно как-то...
– Неудобно только штаны через голову надевать, – преспокойно парировал Мокин. – Юль, озаботься...