- Было установлено, - продолжал Гримсби, - что в день убийства Райдер вышел из своего дома в восемь часов вечера и отсутствовал до десяти. Его допросили. А теперь послушайте, мистер Клау, и скажите сами, почему я его не арестовал! Он признался, что явился вечером в Креспи–холл; признался, что разговаривал с Гейдельбергером в библиотеке. Наконец, он не отрицает, что находился в зале, когда тот был убит!
- Очень хорошо! - сказал Морис Клау. - И он все еще на свободе?
- Да! Скрыться он не пытался. Я велел обыскать его комнату и нашел пальто с окровавленными рукавами! На правой руке у него порез, какой можно нанести перочинным ножом! Он уверяет, что прищемил руку дверной защелкой, но решительно отказывается объяснить, что делал в Креспи-холле в вечер убийства! И все же я его не арестовал! Почему?
- Действительно, почему? - сказал Морис Клау. - Объясните же.
- Потому что я рассудил, что человеку его возраста не поднять этот топор - и решил воспользоваться Райдером как приманкой, чтобы поймать его сообщника!
- Ах! умно! - пророкотал Морис Клау. - Изящно, мистер Гримсби! Тонко! Но вы видеть могли, что способен сделать бедный старый глупец с тем топором!
Никогда не видел, чтобы человек так внезапно терял уверенность в себе. Гримсби покраснел, затем побледнел и, казалось, утратил дар речи.
- Скажите мне, мистер Гримсби, - что именно подозреваемый делает подозрительное? Какие письма пишет? Какие получает?
- Ничего! - отвечал Гримсби, постепенно наливаясь злостью. - Но каждый день он посещает доктора Мэддена в Оксли.
- Зачем же, а?
- Доктор говорит, что его встречи с пациентом носят сугубо профессиональный характер, а человека его профессии подозревать я никак не могу!
- Вы свершили две глупости, - прогрохотал Клау. - Вы даром потратили время на Райдера, и на веру приняли слово доктора. Мистер Гримсби, знавал я докторов, что были отъявленными лжецами!
- Так вы считаете, - Клау поднял руку.
- Должно нам посетить доктора Мэддена, - сказал он. - Этот Райдер от нас не убежит. Изида, дитя мое, напрасно я тебя побеспокоил. Дело столь простое, что и без ментальных негативов укажем мы на виновника!
- Мистер Клау, - в волнении начал Гримсби.
- Друг мой, - был ему ответ, - я сделаю несколько исследований и отправимся мы в Оксли. Убийца возвратится в Лондон вместе с нами на поезде 3145!
IV
Проезжая по деревенской улице в арендованном инспектором Гримсби автомобиле, мы заметили у калитки одного из окраинных коттеджей высокого, седого человека. Его правильное, открытое лицо казалось осунувшимся и печальным.
- Вот и он! - воскликнул Гримсби. - Может, лучше сразу его арестовать?
- О нет, друг мой! - запротестовал Клау. - Но остановитесь - мне нужно кое–что ему сказать.
Автомобиль остановился. Клау вышел и приблизился к старику, который при виде нас заметно побледнел.
- Добрый день, мистер Райдер! - вежливо поздоровался Клау с бывшим лакеем.
- Добрый день, сэр, - учтиво ответил тот.
И затем Морис Клау задал старику простой вопрос - но последствия его оказались самыми поразительными.
- Как он сегодня? - поинтересовался Клау.
Лицо Райдера задергалось, глаза широко раскрылись. Он хватал ртом воздух и безумным взглядом смотрел на своего собеседника.
- Как - кто - о чем вы? - выдавил он.
- Не важно, мистер Райдер - не важно! - загромыхал Морис Клау. - Изида, дитя мое, останься с этим джентльменом и поведай ему все, что мы знаем о топоре Черного Джеффри. Он рад будет это услышать!
Прекрасная Изида подчинилась без малейших возражений. Когда мы отъезжали, я увидел на садовой дорожке ее фигурку, облаченную в пламенный наряд, рядом с высоким старым лакеем. Гримсби, позабыв обо всем, глядел им вслед, пока они не исчезли из виду.
- Я располагаю свидетельствами того, что Райдер назвал Гейдельбергера прямым виновником падения сэра Ричарда! - внезапно взорвался он. - И у меня есть свидетели, слышавшие, как он говорил: "Слава Богу! надолго здесь еврей не задержится!"
- Хорошо! - пророкотал Морис Клау. - Очень хорошо!
Всю оставшуюся часть пути Гримсби говорил не переставая и одну за другой курил манильские сигары. Морис Клау, однако, молчал.
Доктор Мэдден только что вернулся к себе после утренних визитов к больным. Перед нами предстал типичный сельский доктор - дружелюбный седой человек, чье румяное, бритое лицо сразу внушало доверие. Но вел он себя так, будто понимал, что загнан в угол.
- Чем могу служить, джентльмены? - быстро спросил он.
- Пришли мы, доктор Мэдден, - громыхнул Морис Клау, внушительно тряся воздетым указательным пальцем, - дабы сообщить вам, что Райдеру угрожает непосредственная - да, непосредственная опасность ареста.
Доктор вздрогнул.
- И потому желаем мы побеседовать с одним из ваших пациентов!
- Не понимаю вас. С каким пациентом?
Морис Клау покачал головой.
- Давайте мы с вами будем разумными людьми, - сказал он, - а не двумя старыми дурнями! Вы так прекрасно понимаете, с кем из пациентов.
Доктор Мэдден постучал пальцами по столу.
- Вы детектив? - вырвалось у него.
- Я не есть детектив! - отвечал Морис Клау. - Я изучаю Науку циклов - не путайте те циклы с мотоциклами; я также скромный исследователь эфирных рубежей! Вам предъявить могут тяжкие обвинения, доктор!
Доктор нервно заерзал в кресле.
- Если я и виновен, - сказал он, - то провинился не далее как вчера вечером.
- Ага! - загромыхал Клау. - Он был не в себе?
Доктор Мэдден застыл в оцепенении.
- Мистер Клау, - выдавил он, - не знаю, кто вы, но способности ваши невероятны. Он утратил память!
- Что? - потерял память! Как это?
- Он упал с лошади! Пойдемте; теперь я вижу, что не стоит тянуть время. Я отведу вас к нему.
Мы направились к ожидавшему автомобилю. Я посмотрел на Гримсби и чуть не расхохотался, таким комичным казалось его изумленное лицо.
- Ради всего святого, о чем они говорят, мистер Сирльз? Я точно очутился в незнакомой стране: все вокруг о чем–то разговаривают, но я ничего не понимаю!
По пути:
- Расскажите мне, доктор, о вашем пациенте, - сказал Морис Клау.
Доктор, не пытаясь более ничего скрывать, принялся рассказывать, как его вызвали к мистеру Роджерсу, художнику, который жил на ферме у Хинксмана, расположенной у дороги на Оксли. В вечер трагедии Роджерс оседлал Бесс, фермерскую кобылку; в десять вечера обитатели фермы начали тревожиться, поскольку кобыла была весьма норовистой. Около четверти одиннадцатого Бесс прискакала обратно без всадника, а чуть позднее два работника принесли бесчувственное тело Роджерса - его нашли у дороги на некотором расстоянии от фермы.
Несколько дней Роджерс находился в критическом состоянии вследствие сотрясения мозга. Наконец он стал выздоравливать - но, как выяснилось, утратил память.
- В прошлую субботу, - добавил доктор, - специалист, вызванный мною из Лондона, удачно провел операцию.
- Ах, - пророкотал Морис Клау, - так мы сможем его увидеть?
- Безусловно. Он идет на поправку. Вчера вечером память полностью восстановилась.
Как можно легко понять, на ферму Хинксмана мы добрались, по–прежнему пребывая в тумане неизвестности.
На веранде сидел и дружески беседовал с фермером загорелый молодой человек с забинтованной головой и трубкой в зубах.
Морис Клау поднялся по ступеням вместе с доктором Мэдденом.
- Добрый день, мистер фермер! - любезно сказал он.
Из открытого окна высунулось розовощекое девичье личико.
- Добрый день, мисс фермер! - Клау снял свой коричневый котелок и повернулся к загорелому молодому человеку. - Добрый день, сэр Роланд Креспи!
Пока мы с Гримсби оправлялись от потрясения, вызванного этой захватывающей встречей, сэр Роланд, доктор Мэдден и Морис Клау успели о чем–то пошептаться, после чего Клау заявил:
- А теперь сэр Роланд расскажет нам о смерти мистера Гейдельбергера!
Гримсби вперил взгляд в молодого баронета; последний тем временем начал свой рассказ:
- Как вам уже известно, после отъезда из Англии я вместе с тремя другими компаньонами разрабатывал копи в Западной Африке. Состояние здоровья вынудило меня вернуться в Англию; я приехал в Креспинг и поселился у Хинксмана под именем "мистера Роджерса" - обстоятельства, при которых я покинул дом, заставляли меня держать свое возвращение в секрете от жителей деревни. Наши успехи в Африке были достаточно скромны, и когда я узнал, что отец умер и Креспи–холл попал в руки Гейдельбергера, я понял, что моих скудных капиталов не хватит на выкуп поместья. Все это потрясло меня; никому не открываясь - борода, которую я отрастил в Африке, служила отличной маскировкой, но сейчас ее сбрили по указанию врачей - я стал наводить справки о Райдере. Нашел я его без труда и только он один во всем Креспинге знал, кто я такой.
Теперь я перехожу к событиям, непосредственно связанным со смертью Гейдельбергера. В старом поместье имелась одна вещь, пробуждавшая во мне множество воспоминаний; я хотел во что бы то ни стало сохранить ее у себя - и готов был торговаться. То был портрет моей матери. Упомяну также, что по причинам, о которых я не хочу распространяться, я скорее сжег бы портрет, чем позволил ему попасть в руки Гейдельбергера.