16 марта. Свиркин
Петр отряхнул с куртки мокрый снег и нажал на кнопку звонка. В квартире художника Чечевицкого раздалась замысловатая трель.
- Входите! Не заперто! - услышал оперуполномоченный и толкнул дверь.
Споткнувшись в темном коридорчике об огромную старинную вешалку, он двинулся на голос. Большая квадратная комната с двумя высокими окнами была залита серым светом мартовского утра. В углу, на широком самодельном топчане, слегка приподняв голову, лежал хозяин. Свиркин, как загипнотизированный, уставился на пухленький животик и широкую грудь художника утыканные иглами, словно подушечка из бабушкиной шкатулки.
Круглое, по-детски чистое лицо Чечевицкого растянулось в добродушной улыбке.
- Возьмите кресло и садитесь. Мне еще десять минут так лежать… Сеанс.
Иглы в его животе-подушечке качнулись в так речи. Петру стало жутковато. Он в замешательстве оглядел полупустую комнату, в которой, кроме стеллажа с книгами, мольберта, топчана и плетеного кресла-качалки, ничего не было.
- Садитесь, пожалуйста, - проговорил Чечевицкий и закрыл глаза.
Свиркин опустился в кресло-качалку, и его ноги плавно взмыли вверх. Художник мерно дышал, забавно выпятив пухлые губы и так же мерно поднимались и опускались иглы. В комнате было тихо. Наконец, Чечевицкий открыл глаза и стал легкими движениями снимать иглы и складывать их в специальную коробочку. Движения были замедленные и вялые, будто он еще не проснулся. Сунув коробочку под подушку, художник смущенно улыбнулся.
- Сейчас я оденусь, - он похлопал по полным ляжкам, затянутым в цветное финское белье, и неторопливо зашлепал босыми ногами в сторону коридора, откуда вскоре вышел закутанный в длинный халат. - Если вы не возражаете, то пройдемся на кухню, я чай поставлю.
На кухне Чечевицкий усадил Петра за стол и, приглаживая русые, начинающие редеть волосы, задумчиво посмотрел на него:
- Мне кажется мы с вами знакомы… Извините, только не припомню как вас зовут…
Свиркин, который никогда не встречался с Чечевицким, отрекомендовался. Художник застенчиво потрогал кончик носа.
- Нда-а?.. Мне показалось, мы где-то виделись… Меня зовут Эдуард, - плавно склонил голову Чечевицкий.
- А по отчеству?
Художник стеснительно повел широкими плечами:
- Вообще-то, Евгеньевич, но я как-то привык… Зовите Эдиком. - Он подошел к подоконнику и взял трехлитровую банку с водой, в которой лежал массивный подстаканник, налил воду в чайник и зажег газовую плиту. Заметив вытянувшееся лицо оперуполномоченного, улыбнулся. - Это для здоровья. Подстаканник серебряный, а ионы серебра переходят в воду и обеззараживают ее, убивая микробов. Такая вода очень полезна для организма.
Приходя домой, Свиркин смотреть не мог на чай, столько он выпивал его во время различных бесед и опросов, и сейчас он с тоской глядел на закипающий чайник в ожидании полного стакана, а вполне возможно и двух. Кофе бы еще Петр выпил, маленькую чашечку, но кофе, почему-то предлагали реже.
Чечевицкий совсем забыл, что перед ним работник уголовного розыска и, усевшись напротив Свиркина, подпер ладонью мягкую щеку, став похожим на Карлсона, который живет на крыше.
- Так вы портрет хотели заказать? - задумчиво захлопал он серыми глазами. - С удовольствием нарисую. У вас лицо… своеобразное. Только извините, хочу заранее уведомить, что без рук - триста, с руками - четыреста.
Петр понял, что речь идет о деньгах, но не понял, почему четыреста и почему триста.
- Вы знаете, как трудно выписывать человеческие руки? - вздохнул Эдик. - Каждый палец живет своей Жизнью, у каждой руки свой характер, и все это надо передать! А пальцев десять! - Он застенчиво улыбнулся. - Вот и набавляю… Такса, извиняюсь. Все так берут.
Зашумел чайник. Чечевицкий плавно метнулся к плите.
- Воду нужно доводить до стадии белого ключа, чтобы не перекипела и не стала жесткой. Жесткая вода не очень благоприятно действует на организм.
Когда он поставил перед Петром большущий бокал, тот поднял голову:
- Я, собственно., по поводу Ершова…
Лицо художника потускнело, глаза подернулись легкой грустью.
- Вас интересует Саша? Позвольте спросить, почему?
- У нас есть некоторые сомнения…
Чечевицкий замолчал, как бы обдумывая сказанное, потом тихо ответил:
- Да-а, многие считают это самоубийством, но я в это не верю. Саша был импульсивен, подвержен настроению, но не до такой же степени… Ведь у него в тот момент персональная выставка открылась. Конечно, были и такие реплики: "Нам это не понятно!" Но поиск и эксперимент в искусстве всегда встречает сопротивление, это закон творчества… Я считаю, человек, которому не понятен мифологический цикл Ершова, просто малообразован и не дорос до того уровня, когда воспринимается аллегория. Кстати, вы видели эти работы?
Свиркин сокрушенно покачал головой:
- Не довелось, они распроданы.
- Да, да, - с ноткой горечи произнес Чечевицкий, - после его смерти на выставке было не протолкнуться. Жалко, Саша этого не видел. Он бы порадовался… Работы мигом расхватали. А сколько хороших слов было сказано на закрытии выставки! Обо мне так не скажут… Разве что после смерти, - художник мечтательно прикрыл глаза, лицо заострилось, руки невольно сложились на груди, потом встряхнул головой. - Что это я?.. Так какие у вас сомнения, если не секрет?
Немного поколебавшись, Петр ответил:
- Дело в том, что вместо Ершова похоронили другого человека…
Чечевицкий натянуто улыбнулся:
- Если вы так шутите, то это некрасиво…
Свиркин горячо заверил художника, что и не думал шутить, и объяснил ситуацию.
Эдуард все еще не мог прийти в себя.
- В таком случае, где же Ершов? - с сомнением в голосе выдавил он.
- Мы не знаем, но есть версия, что Ершов убит.
- Кошмар! - медленно поднялся с табурета Чечевицкий. - Милиция, как всегда на высоте. Спустя столько месяцев приходят и сообщают, что вместо нашего друга мы похоронили неизвестно кого!
- Известно! - возмущенно вставил Свиркин.
Но Чечевицкий, не обращая на него внимания, продолжал:
- И еще утверждают, что он убит, а кто убийца, конечно, не знают, - он выразительно взглянул на Петра. - Так всегда.
Свиркин обиделся:
- Нет, не всегда! Это исключительный, случай! Ошибки могут быть в любой работе! Разве у вас их не бывает?!
Художник опешил и расслабленно замахал руками:
- Ой, простите меня, бывают и у нас ошибки… Но как-то не укладывается…
Свиркин сделал официальное лицо, будто он проглотил что-то несъедобное и настороженно прислушивается к происходящим у него внутри событиям.
- Что вы можете сказать о Сорнякове? - по-деловому спросил он.
Лицо оперуполномоченного заставило Чечевицкого ответить без промедления:
- Феоктист когда-то был художником, звезд с неба не хватал, таких у нас много. Доходит до того, что у некоторых на выставкомах даже спрашивают, учились ли они вообще рисовать. Феоктист когда-то учился. Рисовал. Потом, запил. Сейчас - вконец опустившийся человек, из Союза художников его исключили за хулиганство, - Эдуард понизил голос, - он помочился где-то в общественном месте. "Яблочное", знаете ли, мочегонный эффект дает… Так говорят. А Феоктист только на людях водку или коньяк пьет…
- Мог Сорняков затаить злобу на Ершова? - спросил Петр.
Чечевицкий удивленно воззрился за него:
- Вы имеете в виду инцидент в правлении?
Петр кивнул.
- Возможно, мог затаить злобу, - неуверенно протянул художник, - но чтобы убить… А почему вы думаете, что Сашу убили?
Петр веско ответил:
- Есть основания. Сами подумайте: человека уже столько месяцев нет, и никому неизвестно, что с ним.
- Действительно странно… На пороге славы… Прямо какая-то аналогия с Модильяни…
- С кем?
- С Модильяни, - задумчиво повторил Чечевицкий.
Свиркин с интересом выслушал рассказ художника о судьбе Модильяни, и уже потом, шлепая по раскисшему снегу, решил непременно зайти в библиотеку в взять что-нибудь об этом итальянце.
16 марта. Снегирев
Раннее утро. Семен, озябший в ожидании дворника, энергично топая, поднимался в квартиру директора овощного магазина Белянчикова. Заспанный дворник, не совсем понимая, для чего он понадобился работникам милиции, ворча, шел впереди. Понятые, оживленно переговариваясь, шли рядом. Эксперт-криминалист Глухов, позевывая и чертыхаясь, что его так рано подняли с постели и заставили заниматься не своим делом, пыхтел сзади.
Из-за двери послышалось сдерживаемое дыхание.
- Кто там? - пропел приятный мужской голос. Снегирев глянул на дворника. Тот кашлянул и неестественно-хриплым голосом произнес.
- Я это, Игорь Архипович. Кузьма, дворник местный. Тут такое дело… Машина ваша оказалась открытая. Я снег скребу, вижу, а она открытая. Пойду, думаю, скажу.
Семен одобрительно кивнул. Тут же загремели замки, забрякали цепочки и дверь приоткрылась. Седой мужчина в майке, туго натянутой на твердом брюшке, и зеленых, усыпанных ромашками трусах, настороженно смотрел острыми глазками, прячущимися под густыми бровями. Снегирев решительно втиснулся в прихожую, оттеснив хозяина:
- Милиция.
- Я не понимаю, - нервно поддернул трусы Белянчиков.
- Обыск, - пояснил Снегирев, широко открывая дверь.
В прихожую гурьбой ввалились понятые, дворник и эксперт. Кузьма робко переминался с ноги на ногу, оглядываясь на оставленные его большими, на резиновом ходу, валенками мокрые следы.
- Ты, дядя, проходи, не стесняйся, - подбодрил его Глухов, который был отнюдь не моложе дворника, - ты же у нас представитель ЖЭУ.