- О, извините. Иногда я сама не знаю, почему говорю то, что говорю. Это особенность моего дара - моей силы. Вы сами должны понять смысл моих слов. Дайте мне вашу руку. Правую.
Он протянул руку ладонью вверх. Она взяла ее и наклонилась ближе, исследуя пальцем линии.
- Маленькие руки, - еле слышно прошептала она. - Это… хмм… неугомонность. Нет корней. Вы повидали много. Повидали по-настоящему. - Она посмотрела на него. - Я уверена, сэр, что вы высокого происхождения.
- Не знаю, моя фамилия Бёртон.
- А! Один из великих родов. Другую руку, пожалуйста, мистер Бёртон.
Он протянул ей левую руку. Она взяла ее, не выпуская правую, и внимательно осмотрела.
- Как странно! - опять прошептала она, обращаясь, по-видимому, к самой себе. - Я такого никогда не видела. Две разные дороги, две отдельные судьбы, можете выбрать: одна принесет вам небольшую известность, которая станет громкой славой после вашего ухода из этого мира; другая дорога сулит вам великие победы, но одержанные в тайне и оставшиеся в тайне. Боже! Такого не может быть! Оба пути пройдены. Как?! Разве это возможно?
Бёртон почувствовал, как по коже побежали мурашки.
Руки женщины еще сильнее сжали его ладонь. Она начала тихонько раскачиваться взад и вперед, из груди ее вырвался глухой стон.
Ему уже приходилось наблюдать такое явление среди индусов и арабов, и сейчас он зачарованно смотрел, как она впадает в транс.
- Я буду говорить, капитан, - пробормотала она.
Он вздрогнул. Откуда она знает его звание?
- Я буду говорить. Я буду говорить о… о… о времени, которое не время. О времени, которое могло быть. Нет! Подожди. Я не понимаю. О времени, которое должно быть. Должно? Что я вижу? Что? - Она замолчала, продолжая раскачиваться: вперед-назад, вперед-назад. - Для тебя неправильный путь - единственный правильный, - громко объявила она. - Дорога вперед предлагает альтернативы и вызовы, которые не следует принимать. Это ложный путь, и тем не менее, ты пойдешь по нему и сделаешь все, что в твоих силах. Но что о другом? О том, о котором говорят, но который не проявляется? Правда поругана, ложь живет! Убей его, капитан! - Внезапно она откинула голову и крикнула: - Убей его!
Комната погрузилась в безмолвие, графиня Сабина откинулась на своем стуле. Он высвободил руки. За его спиной скрипнула дверь.
- Эй, все в порядке? - услышал он голос Суинберна.
- Алджи, выйди. Я буду через несколько минут.
Поэт что-то проворчал и закрыл дверь.
Бёртон обошел стол и, взяв графиню за плечи, посадил ее ровно. Он заглянул в ее глаза, в которых были видны только белки; зрачки графини Сабины закатились под веки.
Королевский агент сделал левой рукой пару странных движений перед ее лицом и негромко, ритмично запел на древнем языке. Постепенно она вновь начала раскачиваться, на этот раз в ритме его мелодии. Тогда он остановился и приказал:
- Проснись!
Ее зрачки вернулись в нормальное положение, в глазах появилась мысль. Она выдохнула, схватила его за руку и изо всех сил сжала ее.
- Я не могу вам помочь, - невнятно произнесла она, и слеза покатилась по ее длинным ресницам. - Вы живете неправильно, и в то же время вы должны жить именно так. Слушайте отголоски, капитан, ищите опорные пункты времени, ибо каждый из них - перекресток. Время подобно музыке. Тот же самый мотив появляется снова и снова, хотя и варьируется по форме. Что это значит? Что я говорю?
- Графиня, - сказал Бёртон. - Вы рассказали мне то, о чем я и так наполовину догадывался. Что-то происходит не так, как должно быть. Я знаю, у кого находится ключ от этой загадки, и я собираюсь забрать его у него.
- Человек на ходулях, - прошептала она.
- Да. Вы видите много!
- Берегитесь его! А также пантеры и обезьяны.
- Кто это такие?
- Больше я ничего не могу сказать. Пожалуйста, уходи. Мне надо восстановить силы. Мой ресурс исчерпан.
Бёртон выпрямился, вынул из кармана деньги и положил на стол.
- Благодарю вас, графиня Сабина.
- Здесь слишком много, капитан Бёртон.
- То, что вы увидели, очень ценно для меня. Я уверен, что вы - лучшая ясновидящая в Лондоне.
- Благодарю вас, сэр.
Бёртон вышел из комнаты, кивнул Суинберну, и они вместе вышли из здания.
- Можно было подумать, что ты ее душишь, - осторожно заметил поэт.
- Уверяю тебя, ничего такого, - ответил Бёртон. - Лучше смотри в оба, нам нужен кэб. Поедем в Баттерси, в "Дрожь". Надо промочить горло.
Они взяли кэб, и пока он, пыхтя, ехал на юг, огибал Гайд-парк и двигался по Слоун-стрит в направлении моста Челси, Бёртон рассказал Суинберну о своей новой должности, о Джеке-Попрыгунчике и о своей теории, согласно которой Джек - сверхъестественное существо вроде Моко из района Конго. Он также поведал поэту о вервольфах из Ист-Энда.
Суинберн всю дорогу смотрел на Бёртона, вытаращив глаза, и ничего не говорил.
Наконец они пересекли Темзу, прогрохотали мимо ярко освещенной электростанции, четыре массивные медные трубы которой гордо вздымались к ночному небу, и только тут поэт тихо промолвил:
- Ты удивительный рассказчик, Бёртон, но эта история, я уверен, затмит любую из "Тысячи и одной ночи". Ты талант!
- Да, история действительно причудливая, как фантазия Шахерезады, - согласился Бёртон.
- Мы едем в "Дрожь", чтоб поговорить с владельцем?
- Да. С Джозефом Робинзоном, который нанял на работу убийцу королевы Виктории.
- Знаешь, что мне нравится в твоей новой работе? - спросил Суинберн.
- И что же?
- То, что тебе придется обойти все пабы!
- Это так. Слушай, Алджи: я хочу, чтоб мы оба стали пить поменьше. Раньше мы слишком энергично предавались этому занятию, списывая все на уныние и разочарование. Пришло время взять себя в руки.
- Тебе легко говорить, старина, - ответил Суинберн. - У тебя новая работа, есть цель. А у меня ничего, кроме моей поэзии, и ту поносят все кому не лень!
Экипаж пропыхтел мимо Баттерси-филдс и остановился на Док-Лиф-лейн, где оба пассажира вышли. Они заплатили водителю, перешли дорогу и вошли в "Дрожь" - маленький деревянно-кирпичный паб с почерневшими от копоти дубовыми стропилами, потрескавшимися от старости половицами и покосившимися стенами.
Внутри находились две комнаты, уютно освещенные и согретые каминами, в каждой было несколько столов и кучка посетителей. Бёртон и Суинберн прошли мимо них и сели на табуреты у прилавка. Обогнув угол бара, к ним подошел, вытирая руки об одежду, старый лысый человек с веселым лицом, похожий на сгорбленного седобородого гнома. На нем был старомодный длинный сюртук с высоким воротником, полностью закрывавшим его толстую шею.
- Добрый вечер, джентльмены, - произнес он скрипучим, но приветливым голосом. - "Охотника на оленей", а? Это самый лучший эль к югу от реки.
Бёртон кивнул, потом спросил:
- Не вы ли Джозеф Робинзон?
- Да, сэр, я самый, - ответил владелец паба. Он поднес кружку к бочонку и открутил пробку. - Хотите потолковать?
- Вчера я был в "Борове в загоне". Владелец упомянул вас.
- А, этот старый пьянчуга! Вот было времечко, скажу я вам! - Он поставил пенящуюся кружку перед Бёртоном и посмотрел на Суинберна. - Парень, и тебе?
Поэт кивнул.
- Мне посоветовали узнать у вас, почему паб называется "Дрожь". За этим наверняка скрывается какая-то интересная история, - начал Бёртон, решив дать хозяину заведения разговориться, а потом уже перевести тему на Эдварда Оксфорда.
- О, сэр, так и есть! - оживился Робинзон. - Давайте я обслужу тех, кто ждет, а потом поболтаем.
Он поставил перед Суинберном пиво, с любопытством оглядел его огненно-рыжую шевелюру и пошел к другому концу бара, где его уже ждал, бренча монетами, тучный клиент.
- Ты будешь еще участвовать в экспедициях, Ричард? - спросил поэт. - Или сосредоточишься на своей новой роли?
- Полностью сосредоточусь, Алджи. Почему-то я чувствую, что это правильно. Это дало мне цель. Хотя, должен признаться, я не в восторге от суеты, толкотни и миазмов Лондона.
- Я уверен: если ты займешься активной деятельностью, то перестанешь чувствовать себя тигром в клетке. А что Изабель?
- Нету больше никакой Изабель, - холодно отозвался Бёртон.
Суинберн поставил стакан на стойку, даже не смахнув пены с верхней губы, и с удивлением уставился на друга.
- Как нету? Вы расстались?
- Роль, которую я взялся играть, несовместима с браком.
- Бог мой! Не могу поверить! И как она это восприняла?
- Очень плохо. Алджернон, давай закроем эту тему. Как говорится, свежая рана. Еще болит.
- О, прости, пожалуйста!
- Ты хороший парень, Алджи. Но вот идет старый Робинзон. Давай его послушаем.
Действительно, Робинзон, тяжело ступая, уже шел к ним со щербатой улыбкой в густой бороде.
- Это все электростанция, - заговорил он, облокотясь локтями о прилавок. - В 37-м, когда Брюнель предложил построить ее, местные жители не пришли в восторг. Мы все были недовольны. Да и кому бы понравилось чертово бельмо на глазу в двух шагах от дома? Ну и, ясное дело, мы боялись. Когда они начали сверлить четыре дыры, никто не знал, что случится. Прямо вниз, в корочку Земли, они толкали жуткие медные трубы, чтобы… ну… провести это… как его? Гео…
- Геотермальное тепло, - подсказал Бёртон.