- На самом деле этот плакат интересует меня, - объясняет Федор. - Мне казалось, что ты вроде как говорил, что это простая рутина и совсем, на фиг, не важно.
- Ну да, ты прав. Извини, Федор. Я просто немного устал. Не спал всю ночь. Гребаный душ загнулся… В общем, я немного раздражителен…
- Я бы даже сказал, что ни фига не немного. Даже очень много. А ты знаешь, как рискованно выносить это дерьмо из Архива? - говорит Федор.
- Ну, думаю, все-таки это не так уж и сложно. Я в том смысле, что если ты уже спер те материалы, которые подсунул мне под дверь, то, наверное, это не трудно.
- Ах так! - отвечает Федор, и его голова даже начинает подергиваться от возмущения. - Если это, по-твоему, не трудно, то почему бы тебе самому туда не отправиться и не взять, блин, там все, что тебе нужно?
- Ну хорошо! Извини, извини, пожалуйста. Понимаешь, все из-за моего отвратительного состояния… Никак не приду в себя. Извини. Я знаю, что это очень рискованно. То, что ты сделал. Тогда ты просто замечательно поступил и очень мне помог. И я очень тебе, блин, благодарен и все такое…
- Ну ладно, - отвечает Федор все еще недовольным голосом.
И мы вроде как успокаиваемся.
- Так когда я получу свой плакат Шебы Тусорт? - спрашивает Федор через минуту.
- Да забудь ты про этот гребаный плакат, Федор! - Я почти кричу, потому что терпение мое уже на пределе, после сна в кресле все болит, и еще я чувствую, как отвратительно от меня воняет. Федор сжимается в своей куртке и поднимает воротник еще выше. Он отворачивается от меня, смотрит в окно и молчит.
- Федор? - спрашиваю я. Он не обращает на меня никакого внимания. - Черт возьми, Федор! - снова говорю я и шутливо тычу его пальцем в бок. - Прекрати дуться и играть в молчанку и отдай мне материалы, которые принес! - Но он по-прежнему не обращает на меня внимания. - О, блин! - вздыхаю я. - Пожалуйста, Федор. Извини, если я сорвался и накричал на тебя. Просто я погано себя чувствую. Серьезно. Прости меня!
Федор бормочет что-то вроде "Хм" и наклоняется к кожаной сумке, которая стоит под его стулом. Оттуда он достает пластиковый конверт и передает его мне.
- Я ничего не нашел ни про какую Клэр, связанную с мартин-мартинистами. Но, как я и говорил, там тонны всякого дерьма про твоего приятеля Мартина Мартина. Это все, до чего я смог добраться, - подытоживает он, когда я беру у него материалы.
Беря пластиковый конверт в руки, я не смотрю на Федора. И тут я слышу громкий голос - командный такой, как у какого-нибудь босса.
- Федор Белинский, - говорит этот голос.
Я по-прежнему ничего не вижу, потому что получаю сильный удар по лицу. Этого достаточно, чтобы сбить меня со стула на пол.
- Живо за ним! - приказывает этот командный голос.
Потом я слышу грохот падающей мебели и удивленные крики посетителей. Какие-то два мужика пытаются свалить Федора на пол у самой входной двери. А конверт по-прежнему у меня в руках. Я засовываю его в брюки и прикрываю рубашкой. Потом я бегу. Я изо всей силы отталкиваю двух мужиков, борющихся с Федором. Один из них падает на пол. Я удираю и не оглядываюсь.
Глава 22
Я удрал, пластиковый конверт с бумагами у меня. Я бегу сколько хватает сил, пока не почувствовал наступления приступа рвоты. Я перехожу на быстрый шаг. За мной никто не гонится. Я удрал. Конверт засунут до самых моих причиндалов, и из-за этого походка моя напоминает поступь калеки. Я стараюсь идти нормально и выглядеть спокойным, чтобы прохожие не подумали, что я какой-то псих, и не вызвали полицию.
А в моей голове по-прежнему прокручивается то, что случилось у "Звездных сучек", - грохот раскидываемой мебели и лицо Федора, которого лупят два этих гребаных мужика. Наверняка они - агенты Департамента безопасности. И наверняка они схватили его за то, что он спер материалы из Архива. Мое сердце все еще бьется, как молот, и вот-вот выскочит изо рта. Это все моя вина. Бедный старина Федор. Он сделал это, лишь чтобы оказать мне услугу, а теперь его сволокут в полицию и правительственные мерзавцы отобьют ему почки, потому что он нарушил закон, потому что он - "плохой парень". Я теперь тоже "плохой парень", я тоже "на другой стороне". И за мной тоже начнется охота. Мне удалось смыться, но скоро и меня начнут выслеживать агенты Департамента безопасности, может, даже с собаками.
После такого бега и принятого "бориса" у меня внутри все горит, и я крепко стискиваю зубы. Необходимый кислород я пытаюсь вдыхать через нос. И хотя его количества недостаточно, я не могу открыть рот. Если я его открою, то начну дышать как выброшенная на берег рыба, а мои глаза вылезут на лоб.
Я просто продолжаю, не останавливаясь, идти вперед. Я как во сне - дурном сне, наполненном паникой и болью. На улице холодно, но я чувствую жар своего тела и потею. Чем быстрее я иду, тем жарче мне становится, тем сильнее бьется мое сердце и тем громче мое дыхание через нос. Никто из прохожих на меня не смотрит, но я всех боюсь - всех до одного. Люди, которые раньше мне казались нормальными, - люди, одетые в красивую одежду и несущие сумки с покупками из модных магазинов, - теперь кажутся мне врагами. У них строгие лица, и сразу ясно, что им не хочется, чтобы всякое дерьмо нарушало законы, воруя общественные секреты из Архива. Им даже не хочется знать, что у общества вообще есть какие-то секреты. Они бы просто убили меня, знай они, что лежит у меня в брюках; они бы загнали меня в угол и вызвали полицию. Или просто забили бы меня ногами или камнями…
Постепенно вокруг меня становится все меньше прохожих. Чистые ухоженные улицы южного Лондона остаются позади, и передо мной начинает маячить один из туннелей под Темзой. На другой стороне стоят потемневшие кирпичные здания из прошлой эпохи. Я обнаруживаю, что все дальше и дальше захожу в те части Лондона, где никогда раньше не был. В запретную зону, где летали пули и бомбы, разрывая людей на мелкие куски, пока правительство не вперло сюда на огромных бульдозерах, не снесло к черту все эти здания и не избавилось от сумасшедших бомбистов. Когда все это происходило, я был еще сопливым мальчишкой.
Я чувствую запах реки. Довольно неприятный запах - сырости, плесени, ила, - немного похожий на тот запах, который появился в моей квартире после того, как накрылся мой гребаный душ. По мере того как я приближаюсь к реке, дороги будто растворяются, а здания вокруг как бы дряхлеют и превращаются в развалины и пустыри, а на кучах кирпичей растут страшного вида крошечные деревца. Идти становится все труднее, я постоянно спотыкаюсь на всех этих обломках старых зданий, которые развалились сами собой, и никто не удосужился их убрать.
Теперь к гнилому запаху речных водорослей примешивается более резкая вонь собачьей и кошачьей мочи и тяжелый запах дерьма. И может быть, это человеческое дерьмо, потому что вокруг я вижу свидетельства того, что здесь живут люди. Тут и там валяются обрывки газет, старые брошенные ящики из-под продуктов, вонючие старые матрасы, окруженные жестянками из-под выпивки. Именно в таких местах живут сумасшедшие старые бродяги типа того старика, который просил у меня монетку и потом огрел по голове бутылкой. Здесь уж их никто не будет беспокоить. Здесь они могут спать и пить свое пойло, и никто не потащит их в тюрьму, не отлупит и не накричит на них. Они живут здесь, в том месте, где город превратился в свалку, живут в землянках, в подвалах заброшенных зданий без крыш, без водопровода и света - в общем, совсем без ничего.
Передо мной что-то вроде туннеля. Его стены обложены почерневшими кирпичами, и там темно. Я продолжаю просто идти вперед, спотыкаясь о мусор и всякое дерьмо, пока не дохожу почти до выхода. Тут я вижу старое кресло. Я чувствую страшную усталость, и все мои болячки вдруг дают о себе знать с новой силой. Мои руки кажутся мне тяжелыми свинцовыми трубами, которые вот-вот отвалятся, голова кажется слишком большой и будто чугунной, и моя бедная измученная шея ее едва держит. Ноги гудят и ноют, а пластиковый конверт у меня в брюках стал горячим и мокрым от пота.
Я достаю секретные правительственные бумаги, которые Федор стащил для меня из Архива, и буквально падаю в это старое вонючее кресло. Я слишком устал, чтобы беспокоиться о том, какое оно ужасно грязное. В этом месте запах дерьма особенно сильный, но я не обращаю на это внимания. Я уже привык к нему. У меня все болит, но я все равно начинаю читать эти бумаги и на первой странице вижу следующее:
"КОДОВОЕ НАЗВАНИЕ: "ПРОЕКТ"
СИСТЕМЫ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОВЕДЕНИЯ: ПРОГНОЗ И СДЕРЖИВАНИЕ
РОЛЬ ПОСЛЕДСТВИЯ ПОСТКОГНИТИВНОГО И ПРЕДКОГНИТИВНОГО РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МОЗГА В ФОРМИРОВАНИИ СИСТЕМЫ УБЕЖДЕНИЙ
СОДЕРЖАНИЕ
1) Отчет Стургиса.
2) Рекомендации Ассоциации руководящих офицеров полиции.
3) Рекомендации Комитета по охране психического здоровья общества.
4) Рекомендации Специальной комиссии по парапсихологии.
5) Отчет доктора Брайана Гринхалфа о процессах, протекающих в мозжечковой миндалине.
6) Отчет Комитета по медицинской этике Британской медицинской ассоциации.
7) Исследование осуществимости программы под названием "Проект".
8) Отчет членов палаты лордов по поводу "Проекта".
9) Предложения по поводу временных рамок начала "Проекта".
В пластиковом пакете, кроме этого самого отчета Стургиса, больше совершенно ничего не было. Только Стургис - кем бы или чем бы этот гребаный Стургис ни был.
"Отчет Стургиса
Заявления свидетелей и расшифровки стенограмм слушаний свидетелей:
Бритни Джексон
Питер Смэк - исполнительный директор телевизионной компании "ЛФФ"
Барбара Джеймс
Офицер безопасности, называемый здесь Офицер А