– Да все затем же, – вздохнул Марцис. – Я так понял, что тут в деревне любили парня. Даже оберегали. Все, кроме тебя. Иначе, зачем же ты Фукса уломала в дом тебя запустить? Зачем наколдованное скоблить начала?
– Не делала я ему зла! – поджала губы Ева.
– Кто знает, что есть зло? – пожал плечами Марцис. – Вот смотри, парня вроде ты околдовывала, на постель ворожила да тянула на себя его опять ты, память ему переплетала потом тоже ты, а если я об этом сестре твоей расскажу, вроде зло я сотворю, хотя все тобой сделано. Как же это так выходит? Что молчишь?
Замерла девчушка. Стиснула зубы так, что желваки на скулах зашевелилась. Пальцы побелели, которыми в спинку скамьи вцепилась. Сказать что-то хотела, да только молча сползла на сиденье, да глаза закрыла. Сухие ресницы захлопнула, и только тут Кунж разглядел, не шестнадцать ей, а года на два больше.
– Отчего пропал Питер? – спросил Марцис.
– Не знаю, – холодно вымолвила Ева. – Он говорил много, улыбался еще больше, а внутрь не всякого пускал. Только и поняла, что ждал чего-то. Сестре-то моей уж двадцать три, мамка моя пять лет ее к нему приспосабливала, говорила, пусть без магии, зато человек хороший, не обидит. Привораживала его, да, не без этого, но легко. В пределах положенного, когда ворожба не на парня ложится, а на девку, чтобы милей казалась. И все одно, оторвать не могла от Лизи этой, что б ей…. Даже когда я сама…. Но потом он возьми да скажи, если тот день переживет, то женится на сестре. Тот самый день переживет, когда в домик свой забежал. И все спрашивал до того еще, как бы я жила, если бы знала, что срок мне еще лет десять, не больше. Я сначала смеялась, говорила, что оторвалась бы по полной, а потом так и сказала ему: как ты, Питер, живешь, так и я бы жила. Если бы смогла. Он промолчал, а потом уж, перед полуднем на часы посмотрел и…. Ну, а дальше я рассказывала уже.
– Значит, больше ничего сказать не можешь?
– Да не знаю я ничего, – вздохнула Ева. – Мать его ему чего-то такое сказала, что он как на ровном месте споткнулся. Она же у него…. Уж на что Менка моя страшна, а Сандра так вообще. Я, кстати, долго удивлялась, что у такой страшилы красавец родился. Моя мать говорила, что он на какого-то певца похож….
– Ева!
Голос прозвучал от дома. Кунж повернулся и увидел сестру. Она уже была ему знакома, но теперь, когда магия не прикрывала ее, Кунж вздрогнул. Половину лица девушки занимало отвратительное красное пятно.
– Зря вы все это затеяли, – буркнула Ева и пошла к дому.
– Ну что? – кашлянул Кунж. – Господин советник? Вторую дочку, да мать ее – будете опрашивать?
– Нет, – отряхнул костюм Марцис. – Да и не о чем спрашивать их. Всю магию, что в доме парня обнаружил, я для себя разъяснил. Но к загадке не приблизился. Понимаете, господин Кунж, главное – технология, а мы все занимаемся персоналиями.
– Так может закончить с персоналиями? – поморщился Кунж от напекшего голову солнца. – Если остальных Больб не теребить, то остаются дед Клавдий и мать парня.
– К матери пошли, – поднялся Марцис. – Отложим пока Клавдия. Стариков надо в последнюю очередь слушать, чтобы их науку собственными мыслями не перебить.
10
Дверь в дом Сандры была распахнута настежь, словно хозяйка ждала гостей. Кунж постучал деревянным молотком и, дождавшись невнятного возгласа, шагнул в дом. В отличие от дома Фукса у Сандры было не в пример уютнее. На стенах висели детские рисунки и портрет симпатичного молодого парня с мандолиной в руках. Мебель укрывали салфетки и циновки. Сандра сидела у стола и смотрела в окно на дом сына. Ее большие руки казались прокопченными в дыму и маслянисто поблескивали на белой скатерти, но Кунжа пугали не руки. Еще с первого приезда в деревню он избегал смотреть на лицо Сандры. Оно вызывала дрожь, почти ужас. По отдельности все в ее лице – и прямой большой нос, и тонкие губы, и чуть выкатившиеся глаза с выступающими зрачками, и маленькие веки, и расширяющиеся книзу щеки, и отсутствие морщин на широком словно высеченным из камня лбу, и не менее десятка подбородков за первым крохотным и острым, не вызывало отторжения, но вместе эти черты соединялись в какое-то колдовское заклятье, вызывающее ужас и дрожь. Сандра была по-настоящему страшна. Ее глаза оставались безучастны, но Кунж неожиданно подумал, что если она попытается поселить в них доброту, то в ту же секунду станет страшнее в тысячу раз.
Марцис взглянул на Сандру мельком, как будто видел ее давно и привык к страшному облику, и остановился у портрета.
– Ваш сын?
– Похож, – проскрипела Сандра, затем облизала губы, и Кунж с облегчением убедился, что у нее не раздвоенный язык. – Но это не он. Это Сон Сонг, певец. Он умер до рождения Питера. Задолго до его рождения.
– Вы были знакомы с певцом? – спросил Марцис.
– Нет, – покачала головой Сандра. – Иначе бы он умер от разрыва сердца. Говорят, что в девчонках я была еще страшнее, чем теперь.
Марцис ничего не ответил, только недоуменно поднял брови, сел напротив женщины и коснулся ее руки тонкими пальцами. Она вздрогнула и посмотрела на него с удивлением.
– Я советник Марцис, вашего сына нет больше. Он действительно исчез.
– Я знаю.
Она бросила быстрый взгляд на советника и тут же уставилась на свои руки.
– А мы все еще нет, – вздохнул Марцис. – Мне хотелось бы понять, как это произошло.
– Я… – она нервно сглотнула. – Я не могу ничего сказать.
– Но ведь вы что-то сказали ему? Чего он ждал?
– Ничего, – она помолчала и добавила. – Он не поверил.
Сандра закрыла глаза. Кунж ждал, что из-под крохотных без ресниц век потекут слезы, но слез не оказалось. Марцис принялся рассматривать свои пальцы.
– Как собираетесь жить дальше?
– Как жила, так и буду, – обронила Сандра.
– Почему не плачете? – спросил Марцис.
– А почему я должна плакать? – она посмотрела на советника с вызовом, и Кунж понял, что она и не собиралась плакать. – Я уже давно все выплакала. Когда еще была молода. У зеркала.
– Но ведь Питер ваш сын? – уточнил Марцис.
– Да, – Сандра вздохнула и снова стиснула губы в узкую полоску. – Он мой сын. Кто же еще, если я его родила? И я любила его. Так как могла. Тем более что и он был уродлив по-своему. Он ничего не умел.
– Не согласен, – Марцис продолжал рассматривать пальцы. – Он умел быть добрым, умел любить, помогать людям. Его любили. Я в этом уверен.
– А я нет, – она снова закрыла глаза.
– Отчего вы поссорились? – спросил Марцис.
– Я хотела, чтобы он сошелся с Лизи, – выдохнула Сандра. – Она, конечно, старше его, но очень уж хороша, да и любила его. Я хотела, чтобы у меня был внук или внучка. А он не хотел. Он все пытался разобраться с самим собой.
– Но ведь он решил сойтись с Меной? Или нет? – не понял Марцис.
– Слишком поздно, да и не дала бы мне ее мать заниматься с ребенком.
– Что значит слишком поздно? – не понял Марцис.
– Он исчез в тот самый день, когда должен был исчезнуть.
– Что это значит? – снова коснулся пальцами темной ладони Марцис.
Сандра промолчала.
– Вы понимаете, что можете попасть под подозрение, если не будете отвечать на мои вопросы? – спросил советник.
– Ваши подозрения беспочвенны, – наконец вымолвила Сандра. – Насколько я знаю, никакой магии при исчезновении Питера не применялось. То есть постороннего воздействия не было. Таким образом, любые разговоры вы можете списать на дар предвиденья, который у меня мог проявиться. Считайте, что я просто почувствовала, что мой сын может исчезнуть. И он исчез.
– Кто был его отцом? – встал из-за стола Марцис.
– Никто, – отрезала Сандра.
– Ладно, – Марцис с сожалением вздохнул. – Хотел бы попросить вас, госпожа Облдор, об одолжении. Разрешите снять со стены портрет Сона Сонга. Я закажу нашему художнику копию. Это пригодится для дела. Портрет верну. Или вот, господин Кунж вернет.
– Берите, – она вновь смотрела в окно. – Мне он не нужен.
11
Веловоз стоял на прежнем месте, а на скамье сидел бледный как пук прошлогодней соломы старик и жмурился на солнце белыми зрачками.
– Вас зовут Клавдий? – спросил Марцис.
– А вас советник Марцис? – просипел старик.
– Да, – кивнул советник и присел рядом. – Вам уже доложили?
– Мальчишки, – улыбнулся старик. – Детишки Фукса бегали. Деревня маленькая. Ничего не спрячешь, даже если захочешь. Кунж, я вас слышу. Подходите, садитесь. Или садитесь на ваш веловоз, ведь ваши дела заканчиваются уже? Кстати, советник. Это правда, что у вас лиловый значок на рукаве?
– Да, – ответил Марцис.
– Тогда зачем все это? – старик махнул рукой в сторону вертушки. – Зачем отбивали магию? Ведь вы и так всех видите почти насквозь.
– Почти насквозь и насквозь – не одно и тоже, – улыбнулся Марцис. – К тому же весь секрет полного дознания в том, что люди сами видят себя такими, какие они есть.
– Вы бы сразу подошли ко мне, – усмехнулся старик. – Я уже давно вижу людей такими, какие они есть. С тех пор, как потерял зрение. Могу сказать про каждого. Я сам – как осенний лист, случайно не облетел с дерева вместе с прочими листьями, и теперь болтаюсь на черенке, жду, когда раскрошусь и исчезну. Мать Питера – самое несчастное существо в округе. Она обманута. И почувствовала, что обманута в тот самый момент, когда поняла, что видит в зеркале саму себя.
– Но ее сын… – нахмурился Кунж.
– А что сын? – удивился старик. – Если навозная птица, ковыряясь в дерьме, обнаруживает драгоценный камень, она же не перестает быть навозной птицей? Она не превращается в лебедя. Она даже не может проверить, не стекляшка ли ей попалась вместо посуленного бриллианта.