Опаньки! Про нас с Олегом уже начали складывать легенду. Мда, а вот в герои я как–то особо не собирался…
- Скорее, это мы к вам приехали за помощью, Аня. Но, думаю, мы тоже сумеем быть вам полезными.
В этот момент профессор Зухель наконец–то заметил мое присутствие.
- Интересуетесь нашими достижениями, Дмитрий Алексеевич?
- Вообще–то, да, Иннокентий Абрамович. Но сейчас надо помочь Белогору. Он… сильно выдохся после… ответственного…
- Не трудитесь с экивоками, молодой человек, - отмахнулся Зухель. - Здесь принято называть вещи своими именами. Я так понимаю, наш уважаемый волхв опять опробовал свои необычные способности без предварительной подготовки?
Я пожал плечами.
- Он назвал это психокинезом…
- Что ж, можно и так сказать. Но только ведь дар дается человеку не для того, чтобы с ним забавляться или бездумно расходовать! - профессор явно расстроился от моего сообщения. - Идемте, Дмитрий Алексеевич, возможно, мне потребуется ваша помощь.
Мы быстро вернулись в кабинет Стаса и обнаружили его лежащим навзничь посреди помещения. Видимо, он пытался самостоятельно добраться до диванчика в углу, но сил не хватило.
Вдвоем с Зухелем мы дотащили бесчувственного волхва до дивана, я сунул ему под голову какой–то толстый справочник, лежавший рядом на журнальном столике, а профессор достал из кармана своего старомодного лабораторного халата странный приборчик, похожий на цветок какого–то растения, и приложил его венчик сначала ко лбу, а затем поочередно к вискам Стаса. Потом считал показания с крохотного экранчика и вновь закрепил прибор на лбу Белогора.
- Ну, вот. Теперь примерно час–полтора он будет спать, пока не восстановится энергетический потенциал лобной чакры, - резюмировал Зухель. - У нас образовалось время на небольшую экскурсию.
- А… что это за прибор? - поинтересовался я, завороженный его действиями.
- Обычный ментальный сканер - одна из наших ранних разработок. Я имею в виду свою прежнюю лабораторию в Институте нейропсихологии…
- Неужели наша наука продвинулась так далеко?!
- Э–э, молодой человек! Вы даже не представляете, сколько всего необычайного происходит, так сказать, на переднем крае науки! Это ведь только в официальных пресс–релизах и постановлениях пишут трескучие фразы о борьбе с так называемой лженаукой, объявляют "охоту на ведьм", клеймят шарлатанами ученых, идущих не в ногу с устоявшейся парадигмой. На самом деле все обстоит как раз наоборот!
Мы вернулись в лабораторию психогенетики, и профессор предложил мне чашечку зеленого чая с какими–то травами. Обожаю этот напиток!
- Вы хотите сказать: сила дьявола в том, что он сумел убедить всех в том, что он не существует?
- Ну, зачем же сразу - дьявол? Все гораздо проще. Люди, действительно заинтересованные в прогрессе, давно поняли, что самым эффективным методом познания является любопытство, а вовсе не расчеты и прогнозы. Именно так были сделаны почти все великие открытия, и только когда науку превратили из искусства в придаток технического прогресса, процесс познания резко затормозился!
- Но позвольте, Иннокентий Абрамович, - искренне изумился я. - Факты утверждают обратное. Наоборот, темпы научно–технического прогресса непрерывно нарастают в течение всего последнего столетия!
- Это видимость, Дмитрий Алексеевич! Одна видимость. Все эти научно–технические достижения - суть количественная реализация тех открытий, что были сделаны в прошлые века. Я не буду тратить время на приведение примеров - вы их и сами легко найдете. Я хочу сказать о другом. Кто–то уже к середине двадцатого века догадался, к чему приведет бездумное пестование прогресса, и тогда в наиболее развитых странах почти одновременно начали возникать специальные засекреченные властями учреждения, куда стали собирать наиболее свободно и нестандартно мыслящих ученых. Первоначально им ставили примерно одни и те же задачи: выявить самые перспективные направления исследований, сформулировать основные постулаты новой, альтернативной научной парадигмы, способной стать стержнем науки в двадцать первом веке. И вот, независимо друг от друга, группы этих "головастиков" пришли к почти одинаковым выводам!
- Погодите, - снова не выдержал я. - То есть вы хотите сказать, что где–то с семидесятых годов прошлого века в науке произошел кардинальный поворот?
- Так и есть! И одним из самых перспективных направлений стала биология, вернее, нейрофизиология. А к концу века к ней подтянулась и генетика. Открытия посыпались, как из рога изобилия!..
- И где же они? Почему о них ничего не пишут?
- А зачем? Ведь самые важные открытия совершаются на стыке разных научных дисциплин и понятны лишь узкому кругу посвященных в это лиц. Для большинства людей суть этих открытий выглядит бессмысленной абракадаброй. Так зачем метать бисер?
Я молчал и лишь прихлебывал успевший остыть чай. Зухель сочувственно оглядел мою ошарашенную физиономию и поинтересовался:
- Вы ведь, по–моему, не только журналист, Дмитрий Алексеевич? Мне показалось, что вы занимались или занимаетесь какими–то восточными практиками?
Я поперхнулся.
- Как вы догадались?!
- Вы двигаетесь не как европеец. Вернее, не совсем как представитель белой расы.
- А что, есть межрасовые отличия в том, как человек двигается?
- Безусловно! Ведь анатомия и физиология у представителей различных рас схожа, но не идентична.
- Ну да, конечно, я в курсе. Есть преимущественное распределение по группам крови, по активности некоторых ферментных систем, по суточным биоритмам гормональной системы…
- Да–да, это все есть в учебниках, - нетерпеливо взмахнул руками Зухель. - Но если вы спросите специалиста–антрополога, он вам назовет еще около сотни серьезных различий, начиная со строения скелета. А ведь именно скелет и, соответственно, скелетная мускулатура во многом и обуславливают механику нашего движения.
- Теперь дошло, - кивнул я с облегчением, потому что за последние десять минут раз двадцать успел почувствовать себя папуасом в компьютерном центре. - Занятия восточными единоборствами, гимнастиками изменяют биомеханику тела.
- Верно. Но мы отвлеклись. Я, собственно, хотел сказать о другом - что вы психологически тоже более подготовлены к… э–э, восприятию необычного, чем рядовой европеец.
- Конечно. Я же занимаюсь медитацией, а мое мировоззрение на сегодняшний день, пожалуй, больше метафизическое, чем научное.
- Вот и прекрасно! - Зухель радостно потер руки. - Тогда вас не удивит, если я скажу, что мы здесь занимаемся отработкой методологии активации врожденных экстрасенсорных способностей человека.
- Надо же! - вспомнил я. - А ведь примерно об этом же неделю назад я беседовал с одним очень неординарным человеком, экстрасенсом, можно сказать, магом. Он тогда мне тоже сразу сказал: и что существуют некие группы ученых, изучающих паранормальные способности людей, и что дети - суть потенциальные паранормы, только спящие!..
- Ну, вот видите, - развел руками профессор, - идеи, так сказать, витают в воздухе.
- К сожалению, - добавил я.
- Почему?
- Потому что у всего в этом мире две стороны: темная и светлая. Вы, в данном случае, разрабатываете светлую сторону, изучаете ребятишек, чтобы понять, как вернуть человеку утраченные способности и тем самым расширить его возможности для познания мира. А ваши коллеги из Группы перспективных исследований имеют отнюдь не столь благородные цели…
- А, ну да, конечно. Я в курсе этого печального противостояния. Отчасти я сам в нем повинен, - грустно кивнул Зухель. - Но сейчас мне бы хотелось в завершение нашей интересной беседы предложить вам на себе опробовать нашу методику активации врожденных способностей человека.
- Но разве такое возможно проделать со взрослым? - удивился я.
- И да, и нет. По большому счету, взрослого индивидуума превратить в эспера можно, но… скорее всего он через какое–то время или сойдет с ума, или погибнет, потому что глобальную нейрофизиологическую перестройку, которая неизбежно следует за активацией генетической памяти, организм не в состоянии выдержать. Шанс - один на миллион. Но я вам предлагаю не оригинальный способ самоубийства, а лишь легкую кратковременную иллюзию волшебного могущества. Просто, чтобы ощутить, каково это - быть настоящим паранормом.
- Интересно! - Я почувствовал прилив адреналина. От таких предложений отказываются только дураки. - Я согласен, профессор!
- Тогда прошу, - Зухель поднялся и жестом показал на установку с трубой посреди лаборатории.
Меня раздели до пояса, уложили на необычную кушетку, которая словно живая, тут же оплела меня паутиной каких–то датчиков и антенн, и я плавно въехал в трубу аппарата. Спустя несколько секунд я вдруг почувствовал укол в шею и непроизвольно ойкнул.
- Спокойно, Дмитрий Алексеевич, - донесся до меня голос профессора, - я ввел вам адаптоген. Сейчас у вас появится легкое головокружение, а затем - чувство полета…
Действительно тут же закружилась голова, и меня закачало, будто при спуске с парашютом. Я закрыл глаза, стало легче.
- Обратный отсчет, - раздался, казалось, в далекой вышине тенорок Зухеля. - Десять, девять, восемь, семь…
В голове вдруг вспыхнул праздничный фейерверк, калейдоскоп красок, танец света.
- Внимание! Дмитрий Алексеевич, откройте глаза!
Я размежил тяжелые как ото сна веки и с удивлением огляделся. Кушетка была выдвинута из трубы, датчики и антенны исчезли. Профессор стоял рядом и считал мне пульс с секундомером, как тренер после забега. Мне вдруг стало смешно, и я расхохотался. Зухель внимательно посмотрел на меня и почесал кончик длинного носа.
- Как самочувствие?