- Нет, я ищу тех, что выступали перед ними, - сказал я.
- А что, они уже ушли? Вот сволочь, обещала же, что разбудит меня после их сета. Все, с меня хватит.
- Как называется та группа? - спросил я.
Пегги поднялась с дивана и оглядывала пол в поисках своей обуви.
- Честно - не помню, - сказала она. - Ими Черри занимается.
- У них в составе есть хороший тромбонист? - допытывался я.
Макс тем временем обнаружил ее туфли за другим диваном - это были открытые босоножки на высокой шпильке, на мой взгляд, они плохо сочетались с хлопчатобумажными штанами.
- Вообще да, есть, - сказала она. - Микки, не кто-нибудь. Таких, как он, - один на миллион.
- А вы не знаете, куда они направились после выступления?
- Извините, не знаю, - ответила она, - никогда не интересовалась.
На каблуках она была почти с меня ростом. Штаны немного сползли, открыв полоску белой кожи и кружевной край шелковых красных трусиков. Я отвернулся: войдя в эту комнату, я перестал ощущать вестигий, а разглядывание Пегги отнюдь не помогало сосредоточиться. Но вместо того вестигия появились другие ощущения - смутные, отрывочные: запах лаванды, нагретого солнцем капота автомобиля и ощущение тишины, какая обычно наступает сразу после очень громкого звука.
- Вы кто? - спросила Пегги.
- Джазовая полиция, - ответил Джеймс.
- Это он - инспектор джазовой полиции, - уточнил Макс, имея, очевидно, в виду меня. - А мы уж скорее добровольный джазовый патруль с Олд-Комптон-стрит.
Это рассмешило меня, и я понял, что еще далеко не протрезвел.
- А что, у Микки проблемы? - спросила Пегги.
- Ну, если он опорожнил свой сливной клапан кому-нибудь на плечо - тогда возможно, - ухмыльнулся Макс.
Мне больше некогда было болтать. В конце комнаты была еще одна дверь с табличкой "Запасный выход". Туда я и направился. За дверью находился недлинный темный коридор с голыми кирпичными стенами. Он был загроможден старой мебелью, завален ящиками и черными полиэтиленовыми пакетами - грубое нарушение санитарных норм. Еще одна пожарная дверь с длинными поперечными ручками вела к лестнице наверх, на улицу. Дверь наверху лестницы тоже была с поперечными ручками, которые в нарушение всяких правил были сцеплены велосипедным замком.
Найтингейл знает заклинание, с помощью которого можно вырвать замок из гнезда целиком, - но, поскольку мне светит научиться этому только через год, я вынужден был импровизировать. Отошел на безопасное расстояние и запустил в замок одним из своих неудачных световых зарядов. Точность у них, конечно, не ахти, зато мощности хоть отбавляй. Сделав еще шаг назад, чтобы не обжечься, я прищурился и увидел, что замок завис в центре небольшой пульсирующей сферы. Как только я убедился, что замок нагрелся как следует, то "отпустил" заклинание. Сфера лопнула, как мыльный пузырь. Я тут же мысленно воспроизвел стандартное "Импелло". Это вторая по счету форма, которую я освоил, - и знал, что освоил ее хорошо. "Импелло" передвигает предметы, в данном случае двойные двери. Замок полетел прочь, створки дверей с силой распахнулись, и одна из них даже повисла на петле.
Зрелище было впечатляющее, даже для меня самого. Что уж говорить о моем добровольном джазовом патруле, столпившемся сзади на лестнице.
- Что это было, мать его? - спросил Джеймс.
- Может, жвачка со взрывчаткой? - невинно предположил я.
Сработала пожарная сигнализация - значит, пора валить. Мы с добровольным джазовым патрулем, напустив на себя максимально безмятежный вид, прошли пятьдесят ярдов до угла Фрит-стрит со скоростью, достойной олимпийских чемпионов по спортивной ходьбе. Было уже достаточно поздно, туристы разошлись по отелям, и на улице тусовались только шумные компании молодежи.
Джеймс обогнал меня, и я остановился.
- Это все как-то связано со смертью Сая, верно ведь? - спросил он.
Возразить я не мог - слишком вымотался.
- Может быть, - ответил я. - Не знаю.
- Кто-то что-то с ним сделал? - продолжал Джеймс.
- Не знаю, - повторил я. - А ты куда бы направился, отыграв сет?
- Не понял? - поднял брови Джеймс.
- Помоги мне, Джеймс. Я хочу найти того тромбониста - так куда бы ты пошел после концерта?
- "Потемкин", например, работает допоздна.
Хорошая мысль, подумал я. Там кормят, а главное - поят до пяти утра. Я направился вниз по Фрит-стрит, джазовый патруль - следом за мной. Джеймс оказался очень дотошным, и это настораживало.
- И ты боишься, что то же самое может случиться и с этим тромбоном? - допытывался он.
- Возможно, - уклончиво ответил я. - Не знаю.
Мы свернули на Олд-Комптон-стрит, и я сразу понял, что опоздал, как только увидел голубую мигалку скорой. Она стояла у входа в клуб. Задняя дверь микроавтобуса была открыта, и, судя по неторопливости, с которой врачи бригады расхаживали вокруг потерпевшего, тот либо почти не пострадал, либо был давно покойник. И я бы не поставил на первый вариант. Вокруг места происшествия уже собралась разношерстная толпа зевак, за ними пристально наблюдали пара полицейских общественной поддержки и констебль, которого я сразу узнал, так как помнил по участку Черинг-Кросс.
- Эй, Парди! - окликнул я его. - Что тут случилось?
Парди неуклюже повернулся. Когда на тебе бронежилет, ремень для снаряжения, остроконечный шлем и портупея плюс телескопическая дубинка, рация, наручники, перцовый газовый баллончик, блокнот и сухой паек в виде батончика "Марс", то двигаться ты можешь только неуклюже, иначе никак. В участке у Парди была репутация "вешалки для формы" - то есть копа, который может только форму носить, а больше ни к чему не пригоден. Но это было как раз к лучшему: хороший коп мне был сейчас ни к чему. Хорошие копы задают слишком много вопросов.
- Вызов скорой, - ответил Парди. - Какой-то парень упал и умер прямо посреди улицы.
- Пойдем глянем? - сказал я скорее вопросительно, чем утвердительно. Вежливость - полезная вещь.
- Это по твоей части?
- Пока не посмотрю - не узнаю.
Парди хмыкнул и отошел на пару шагов, пропуская меня.
Врачи скорой уже укладывали пострадавшего на каталку. Он был младше меня, темнокожий, с лицом уроженца африканского континента. Я бы сказал, откуда-то из Нигерии или Ганы - либо кто-то из его родителей родом из тех краев. Одет он был хорошо, в модные брюки из жатого хлопка цвета хаки и пиджак, явно сшитый на заказ. Чтобы поставить электроды дефибриллятора, врачи разорвали у него на груди белую хлопчатобумажную рубашку - несомненно, дорогую. Его темно-карие глаза были широко раскрыты и абсолютно пусты. Ближе подходить не имело смысла. Если бы мелодия "Body and Soul", исходившая от него, звучала хоть на пару децибел громче, я обтянул бы лентой место, где он лежит, и принялся бы продавать билеты.
Я спросил у врачей скорой о причине смерти, и они, пожав плечами, ответили, что это сердечный приступ.
- Он что, умер? - спросил Макс у меня за спиной.
- Нет, черт возьми, отдохнуть прилег, - отозвался Джеймс.
Я спросил у Парди, нашли ли они хоть какое-то удостоверение личности погибшего. Парди в ответ протянул мне бумажник в прозрачном пластиковом конверте.
- Так это твой случай? - спросил он.
Я кивнул, взял у него конверт и тщательно заполнил документы, подтверждающие передачу ответственности и легитимность всех дальнейших действий. Потом сунул их вместе с бумажником в карман брюк.
- Он был один или с кем-то? - спросил я.
- Я никого не видел, - покачал головой Парди.
- А кто вызвал скорую?
- Не знаю, - ответил он, - может, кто-то с мобильного позвонил.
Вот из-за таких, как Парди, лондонская полиция и славится своей идеальной работой с клиентами, благодаря которой нам завидует весь цивилизованный мир.
Каталку грузили в микроавтобус. Где-то позади меня шумно тошнило Макса.
Парди приглядывался к Максу с особым интересом копа, который только-только заступил на смену в субботнюю ночь и мог бы запросто отправить напившегося до бесчувствия человека на пару часов под арест. А сам бы в этом случае сел в столовой и принялся заполнять соответствующие документы под чаек с сэндвичами. Черт бы побрал эту сигнальную ленту, из-за которой доблестный офицер полиции должен оставаться в стороне от беспорядков! Я огорчил Парди - сказал, что сам разберусь.
Врачи скорой уже хотели ехать, но я попросил немного подождать. Нельзя было допускать, чтобы тело увезли до того, как его посмотрит доктор Валид. И еще я должен был выяснить, выступал ли этот парень в "Мистериозо". Из троих добровольцев, составлявших мой джазовый патруль, на ногах тверже всех держался Дэниел.
- Дэниел, - спросил я, - ты трезвый?
- Да, - ответил он, - и трезвею все больше с каждой секундой.
Мне надо ехать вместе с бригадой. Можешь смотаться в тот клуб и достать список выступавших? - Я сунул ему свою визитку. - Вот, позвонишь на мобильный, когда добудешь.
- Думаешь, с ним случилось то же самое? - спросил он. - Что и с Сайресом?
- Не знаю, - ответил я. - Но как только выясню что-нибудь, сразу свяжусь с вами.
Вы едете или как? - окликнул меня кто-то из врачей.
- Сумеешь? - спросил я Дэниела.
Тот ухмыльнулся.
- Я же джазмен, не забывай, - ответил он.
Я поднял кулак, и Дэниел после секундного замешательства стукнулся со мной костяшками.
Я сел в микроавтобус, и врач захлопнул за мной дверцу.
- Мы едем в Университетский госпиталь? - спросил я.
- Вроде того.
Сирену и мигалки мы включать не стали.