Лёшка перевел дыхание. Ощущение было такое, будто проклятый румянец уже плеснулся через макушку и теперь собирается над головой ярко-земляничным облаком.
– И это я не говорю о… – продолжил он, но Анисимов жестом его остановил.
– Понял я, понял, – улыбнулся он. – Прости, если обидел тебя, Лёша. Я же не в тебе сомневаюсь, а об общем деле волнуюсь. А то ты, вон, светишься уже от возмущения.
– Так я тоже об общем деле! – пылко подхватил Лёшка, испытывая обжигающее чувство стыда.
"Только бы не сорвалось, только бы не сорвалось…" – билось в голове. Как же жаль, что магией нельзя воздействовать на свободу воли! Тогда Лёшка бы точно организовал себе эту поездку. Или даже лучше: надавил бы на парторга и передвинул дату запуска!
– Хорошо, – заключил Анисимов. – Так и быть. Включаю тебя в пусковую группу как младшего магического. Но будь готов всем военным по десять раз объяснить, зачем ты там оказался, вашего брата раньше на запуски, кажется, не отправляли.
– Да хоть по пятнадцать! – просиял Лёшка. – Спасибо, Владимир Иванович!
Из кабинета он выскакивал с такой непередаваемой легкостью, как будто исполнил, наконец, свою мечту и научился-таки летать. Его включили в пусковую группу! Он едет на Байконур! А значит, будет легче легкого…
На этой мысли парящий в своих мечтах Лёшка был прибит к земле мрачной и суровой действительностью. То, что он собирался сделать "легче легкого", иначе как "диверсией" обозвать было нельзя. Причем пакостить он собирался своим же. Это было до того ужасно и отвратительно, что лучше было еще полчаса непрерывно врать под мудрым и понимающим взглядом Анисимова. Даже час! День! Год! Всю оставшуюся жизнь!
Но по-другому Лёшка поступить просто не мог. Единственное, что осталось, – это отмести все сомнения прочь и готовиться к задуманному.
Байконур, 17 августа 1964 года
Степь Лёшке понравилась с первого взгляда. Пустая и бесконечная, она влюбляла в себя, обещала простор и мощь, хватило бы только силы удержать всё, что она могла дать. Телепаясь в автобусе по пути к стартовой площадке, Лёшка чувствовал, как вокруг звенят невидимые для остальных силовые нити. Не те, к которым он привык в городах, даже маленьком закрытом Красноярске-26, – четким, ровным, складывающимся в правильные геометрические фигуры; а дикие, неприрученные, причудливо изгибающиеся и распушающиеся неожиданными метелками. С такими ему работать еще не приходилось, но Лёшке казалось, что степь не против, чтобы он попытался. Не удержавшись, он дернул одну из нитей, ощутил на пальцах легкое покалывание, и возникший из ниоткуда порыв ветра швырнул в окно горсть песка, противно скрипнувшего по стеклу. Лёшка улыбнулся.
Но чем ближе автобус подъезжал к площадке, тем сильнее Лёшка волновался. Линии вокруг были покорежены, кое-где разорваны в клочья. Над степью витала мрачная черная аура.
– Тут что-то случилось? – пробормотал он совсем тихо, себе под нос, но один из военных услышал, обернулся к Лёшке, окинул его внимательным взглядом.
Стало неуютно, и Лёшка отвернулся к окну, снова стал отслеживать силовые нити.
Что бы ни произошло на стартовой площадке, это случилось не меньше двух лет назад. Степь оправилась от произошедшего, лечила сама себя, сращивала разрывы и снова наполнялась силой. Лёшка с облегчением понял, что без магической поддержки на стартовой площадке он не останется.
Автобус остановился, все посыпались наружу. Лёшку сразу завернули к подземному бункеру, в котором ему предстояло сидеть во время запуска, так что ракету он увидел только мельком; остальные занялись своими делами. В бункере с линиями оказалось даже лучше, чем он ожидал: почти все были целые и жесткие на ощупь, как сухая степная трава. Лёшка закрыл глаза и принялся чертить перед собой в воздухе печать.
– Что за лишний гражданский?! – гаркнули над ухом, и Лёшка подпрыгнул.
– Младший магический сотрудник Кузнецов, – привычно представился он, поворачиваясь к военному, судя по погонам – подполковнику.
– Маги-и-ический? – протянул подполковник. – И сюда вас теперь запихали?
– Да, – коротко ответил Лёшка, не желая встревать в спор.
– А я вот думаю, – доверительно сообщил ему подполковник, – что вся эта ваша магия – чушь! Ерунда на постном масле! – Он сложил пальцы в кукиш. – То талдычут, что "опиум для народа", церкви взрывают, а то вдруг говорят, что не врали бабки в деревнях, и колдовать может научиться любой дурак, институт открывают, начинают изучать что-то… – он на секунду замолчал, а потом строго рявкнул: – Мое мнение: гнать вас надо взашей, дармоедов! Вон, у меня кум фокусы с монетами показывать умеет – тоже магия!
Он захохотал, довольный своей шуткой. Лёшка молчал. Такие разговоры он слышал не в первый раз и даже пытался наедине с самим собой искать достойные и убедительные контраргументы, но при столкновении с очередным хамом терялся и не находил слов.
Спас его верный друг, Дима Авидюк. Он как нельзя кстати заглянул в пультовую, быстро оценил обстановку и возвестил:
– Лёшка! Кузнецов! Ты чего тут лясы точишь, пойдем, тебя там Анисимов ищет, говорит, важное дело!
До глубины души благодарный ему, Лёшка быстро кивнул хаму-подполковнику, протиснулся мимо и выскочил из пультовой. Дима хлопнул его по плечу – не дрейфь, мол, прорвемся! – и поспешил куда-то по своим делам, а Лёшка вышел наружу.
Ракета стояла прямо перед ним, огромная и величественная. Лёшка любовался на нее с искренним восхищением. Сдвинуть такую махину с места, поднять в космос, заставить делать то, что хочется людям, при помощи магии было… нет, ну, может, и возможно, если собрать человек сто сильнейших магов, каких на весь Союз, может, пятеро, и такими усилиями, что представить страшно. А тут вот, пожалуйста, гении – вроде бы простые, обычные люди, но гении вроде Анисимова или даже того же Димки Авидюка – придумали, спроектировали и собрали… куда там магии! Учись и совершенствуйся Лёшка хоть всю жизнь, до самой старости, не быть ему больше чем на подхвате у инженеров и ученых!..
– Тебя ж искал кто-то, магический, – раздалось за спиной, и Лёшка понял, что противный подполковник вышел следом.
– Не мешайте работать, товарищ, – сквозь зубы процедил Лёшка и принялся делать в воздухе какие-то дурацкие пассы руками, а потом мстительно добавил: – А то еще под отдачу попадете, а мне потом отвечать…
Подполковник, может, был тем еще охламоном, но рисковать не стал, отошел от Лёшки подальше. Это была маленькая, но победа. Оставалось только надеяться, что завтра Лёшка не потерпит сокрушительного поражения.
Байконур, 18 августа 1964 года
Будильник протрещал ровно в шесть утра, и Лёшка сразу же вскочил с узкой казенной койки. Не то чтобы ему прям всю ночь не удалось сомкнуть глаз, но спал он плохо, постоянно просыпался, дергался, и когда заметил, что в окне брезжит рассвет, уже не пытался задремать снова.
Все вокруг были возбужденными, много улыбались, говорили шумно, и Лёшка непроизвольно заражался их настроением, тоже начал улыбаться и бурно жестикулировать. Дима Авидюк по рассеянности насыпал в чай пять ложек сахара, и это развеселило его до крайности, он прихлебывал приторный чай, постоянно повторяя, что вкуснотища получилась отменная, под стать праздничному событию.
По пути на стартовую площадку Лёшку начало мелко трясти, но он изо всех сил крепился, улыбался в ответ на чужие шутки, отрешенно гладил шершавые силовые линии и смотрел на далекий горизонт.
– Эй, ты чего? – наклонился к нему Дима.
– Укачивает, – коротко ответил Лёшка.
– Потерпи, – сочувственно покивал Дима. – Почти приехали.
Военные уже были на месте. Лёшка узнал вчерашнего подполковника и постарался не попасться ему на глаза. Объявили построение, и Лёшка неуверенно приткнулся где-то с краю, чтобы вроде как и со всеми, и в стороне. Было тихо и безветренно, степь затаилась в ожидании, словно чувствовала, что Лёшка задумал.
Он не вслушивался в формальные сухие слова, только краем уха ловил наиболее важное: задача поставлена, пуск назначен на десять ноль-ноль. Рано, слишком рано. Дотерпели бы хотя бы до обеда…
Строй рассыпался, все отправились по своим делам. Где-то справа громко командовали начинать заправку ракеты. Лёшка понуро побрел к бункеру.
– Так и не отошел? – бросил пробегающий мимо Дима. – Подыши воздухом пока, полегчает.
Лёшка кивнул ему с вымученной улыбкой, задержался на минуту у двери, наблюдая за тем, как копошатся на площадке люди, которые, в отличие от Лёшки, были уверены в своих действиях, а затем нырнул в прохладную темноту бункера.
Надо было чем-то себя занять, и Лёшка, расположившись в дальнем углу пультовой, пристроил на коленях планшет с пачкой бумаги и принялся за сопутствующие расчеты: погода, фоновая магия, общее настроение. Зачем-то – уже в сотый, наверное, раз – снова рассчитал успешность полета. С последнего расчета результат никак не изменился.
Желудок забурчал, напоминая, что с утра впихнуть в себя Лёшка не смог даже Димин переслащенный чай. По уму получалось, что при любом развитии событий поесть Лёшке удастся нескоро, так что надо было принять меры: он подхватил ближайшую силовую линию, выгнул, пропустил ее через себя и притупил чувство голода на несколько часов вперед. Потом, конечно, накатит сразу и в два раза сильнее, но пока можно не отвлекаться. Он подумал и то же самое сделал со всеми, до кого смог из своего угла дотянуться, пусть спокойно работают люди. Подполковника пропустил, почти не мучаясь совестью: переживет как-нибудь. До Димы дотянуться не смог, но можно не волноваться: у того где-то в кармане точно припрятан бутерброд.