- Я видел, как все произошло, сквайр, - проговорил он. - Жуткое зрелище, должен сказать.
В Хендоне вам первым делом вбивают в голову следующее: сначала нужно узнать имя и адрес свидетеля, а потом уже приступать к дальнейшим действиям.
- Ваша фамилия, сэр?
- Конечно, сквайр. Меня зовут Николас Уоллпенни, только не спрашивайте, как это пишется, - я не знаю, потому что никогда не получаю писем.
- Вы уличный артист? - спросил я.
- Можно и так сказать, - отвечал Николас, - во всяком случае, доселе мои представления уж точно ограничивались улицей. Но в такую холодную ночь я бы не отказался разнообразить свою деятельность, обратив ее внутрь. Если вы понимаете, о чем я, сквайр.
К лацкану его пиджака был пришпилен значок - оловянный скелетик, застывший в прыжке. Я подумал, что это слишком готично для оборванного трюкача из подворотни, но Лондон же мировая солянка, здесь чего только не встретишь.
"Уличный артист", - записал я в блокнот.
- Теперь, сэр, расскажите мне, что именно вы видели, - попросил я.
- Многое, сквайр, многое.
- Вы что же, давно здесь находитесь?
Насчет допроса свидетелей я также получил четкие инструкции: не задавать наводящих вопросов. Они всегда должны сами выдавать информацию.
- Да-да, я здесь и утром, и днем, и ночью, - ответил Николас. Лекций в Хендоне он явно не посещал.
- Ну, если вы действительно что-то видели, - сказал я, - вам стоит поехать со мной и дать показания.
- Это будет несколько затруднительно, - ответил Николас, - если учесть, что я мертв.
Я решил, что ослышался.
- Если вас волнует ваша безопасность…
- Меня уже ничего не волнует, сквайр, - сказал Николас, - с тех пор как я умер, то есть последние сто двадцать лет.
- Но мы же разговариваем! - вырвалось у меня. - Как это возможно, если вы мертвы?
- Должно быть, у вас дар, - ответил Николас. - Как у старушки Палладино. Это вы, верно, от отца переняли. Кто он у вас, моряк? Или из рабочих на верфи? Вот и губы у вас его, и этими славными кудряшками тоже наверняка он вас наградил.
- Докажите, что вы мертвы, - попросил я.
- Как скажете, сквайр, - проговорил Николас и шагнул в круг света от фонаря.
Он был прозрачный - как голографическое изображение. Трехмерный, абсолютно реальный - но прозрачный, черт его дери! Сквозь него я ясно видел белый полог, растянутый криминалистами над местом, где было обнаружено тело.
Ну ладно, подумал я. Если едет крыша, это еще не освобождает тебя от обязанностей полицейского.
- Расскажите мне, что вы видели, - попросил я.
- Я видел, как первый джентльмен - тот, которого убили, - шел со стороны Джеймс-стрит. Видный такой, бравый, с военной выправкой, элегантный весь - этакий щеголь. Во времена моей телесности я бы сказал: "Высшего класса".
Николас сплюнул - но на асфальт под ногами не упало ни капли. Он продолжал:
- Потом гляжу - идет второй, со стороны Генриетт-стрит. Не такой разряженный - в самых что ни на есть простецких синих штанах, какие рабочие носят. Вон там они встретились. - Николас указал на пятачок метрах в десяти от портика. - И я вот что думаю: эти двое друг друга знали. Они кивнули друг другу, но чтобы остановиться и поболтать - это нет. Ясно дело - не та погода нынче, чтобы лясы на улице точить.
- Так, значит, они просто прошли друг мимо друга? - переспросил я, отчасти чтобы внести ясность, но в основном чтобы успеть записать все это в блокнот. - И вы думаете, они знакомы?
- Да, но не больше, - ответил Николас. - Не закадычные друзья, это точно, - особенно если учесть дальнейшие события.
Я спросил его, что же это были за события.
- Так вот, тот второй, который убийца, вдруг надел колпак и красный сюртук, поднял палку и тихо, незаметно, очень быстро - так сон смежает веки - оказался за спиной у первого и одним ударом снес ему голову с плеч.
- Вы шутите, - сказал я.
- Нет, что вы, отнюдь. - Николас перекрестился. - Клянусь собственной смертью - а это самое сокровенное, чем может поклясться бедный бесплотный дух. Ужасное было зрелище. Голова слетела с плеч, и кровь хлынула рекой.
- А убийца?
- А он, сделав свое дело, исчез в Нью-роу, растворился, словно гончая в лесу, - ответил Николас.
Улица Нью-роу, подумал я, ведет прямиком к Чаринг-Кросс-роуд, а это идеальное место, чтобы поймать такси или мини-кэб или даже сесть в ночной автобус, если подгадать с расписанием. Таким образом, убийца мог проскочить центр города меньше чем за четверть часа.
- Но это еще не самое страшное, - заявил вдруг Николас. Он явно стремился держать слушателя в напряжении. - Этот, который убийца, - в нем было что-то сверхъестественное.
- Сверхъестественное? - переспросил я. - И это говорите вы, призрак?
- Я дух, да, - сказал Николас, - но это как раз и значит, что я способен при случае распознать сверхъестественное.
- И что же вы видели?
- Убийца не стал снимать свой колпак и сюртук. Вместо этого он взял и сменил лицо, - проговорил Николас. - По-вашему, это не сверхъестественно?
Тут кто-то окликнул меня. Лесли - она принесла кофе.
Стоило мне отвернуться, как Николас мгновенно растворился в воздухе.
А я все пялился на пустое место, как идиот, пока Лесли не окликнула меня снова:
- Ты будешь кофе или как?
Я направился к ней по брусчатке церковного дворика - Лесли, добрая душа, ждала меня, держа по стаканчику в каждой руке.
- Что-то случилось, пока меня не было? - спросила она.
Я промолчал и отхлебнул кофе. Потому что сказать:
"Я только что говорил с призраком, который был свидетелем убийства", у меня язык не поворачивался.
Назавтра я проснулся в одиннадцать - гораздо раньше, чем собирался. Мы с Лесли сменились в восемь, доползли до общежития и немедленно завалились спать. В разные кровати, что печально.
Главные плюсы общежития - дешевизна, близость к работе и то, что живешь отдельно от родителей. А минусы в том, что под одной крышей с вами обитают субъекты, слабо приспособленные к жизни в обществе и не умеющие сосуществовать с нормальными людьми. А еще они всегда носят тяжелые ботинки. Первое превращает открывание холодильника в увлекательный микробиологический эксперимент, а второе придает каждому шагу громкость горного камнепада.
Я лежал на узкой казенной кровати, уставившись на плакат с певичкой Эстелью на противоположной стене. И плевать, что там говорят: нельзя настолько повзрослеть, чтобы уже не радоваться, когда поутру, едва открыв глаза, видишь красивую женщину.
Я провалялся в постели минут десять в надежде на то, что воспоминания о встрече с призраком развеются вместе с остатками сна. Надежда эта не оправдалась, а поэтому я встал и направился в душ. Мне предстоял важный день, и требовалась свежая голова.
Полиция большого Лондона, вопреки распространенному мнению, остается организацией, состоящей в основном из рабочего класса. Так что правила "белых воротничков" она не приемлет. Вот почему каждый свежеиспеченный полицейский, независимо от полученной квалификации, обязан пройти стажировку - отпахать два года на улицах города простым постовым. Ибо когда представители общества оскорбляют вас, оплевывают и извергают на вас рвотные массы, это лучший способ закалить характер.
Ближе к концу стажировки уже можно подать заявление на вступление в какое-либо подразделение, управление или формирование. Большинство стажеров потом продолжают службу в качестве патрульных полицейских в своем округе. В лондонской полиции принято считать, что самый что ни на есть правильный выбор - решение остаться постовым и нести неоценимую службу на улицах города. Ведь кто-то же должен принимать на себя оскорбления, плевки и рвотные массы, и лично я снимаю шляпу перед храбрецами, которые выбирают для себя такую службу.
Таково было благородное призвание моего начальника, инспектора Френсиса Неблетта. Он пришел в полицию в незапамятные времена, быстро дослужился до инспектора и остается на этом посту уже тридцать лет, что его вполне устраивает. Инспектор Неблетт - флегматичный человек с прямыми темными волосами и лицом плоским, словно по нему ударили лопатой. Он так старомоден, что всегда надевает форменный китель поверх положенной белой рубашки - даже когда выезжает патрулировать улицы со своими "парнями".
На сегодня у меня было назначено собеседование с ним - нам предстояло "обсудить" мои карьерные перспективы. Номинально эта часть процесса развития карьеры должна была привести к результату, выгодному как для меня, так и для всей лондонской полиции. После собеседования вынесут окончательное решение по моему распределению - и я сильно подозревал, что оно не будет иметь ничего общего с моими желаниями.
В общей кухне нашего этажа, маленькой и грязной, я встретил Лесли - та выглядела просто неестественно свежо. В шкафу на полке я нашел парацетамол - что-что, а уж парацетамол в полицейском общежитии всегда найдется, тут сомневаться не приходится. Я съел пару таблеток, запив их водой из-под крана.
- У мистера Безголового появилось имя, - сказала Лесли, пока я варил кофе. - Некий Уильям Скермиш, журналист жил где-то в Хайгейте.
- Что еще слышно?
- Да как обычно. Зверское убийство, то-се, пятое-десятое. В самом центре города, куда только катится Лондон - и все такое прочее.
- Понятно.
- А ты чего встал в такую рань? - спросила Лесли.
- У меня в двенадцать собеседование с Неблеттом насчет дальнейшей карьеры.
- Ни пуха ни пера, - сказала она.
Когда инспектор Неблетт назвал меня по имени, я сразу заподозрил неладное.