– Оно принадлежало моей бабке Анфисе.
– Тогда ты должна расспросить о нем подробнее… узнать все, что можно. Все равно других зацепок у нас пока нет, – подбила итоги Катерина.
– Есть, – резко оспорила Чуб. – А если все это сделала вовсе не я, а ты?.. Волк, который напал на Ромчика, принадлежал твоей Снежной Королеве. А королеву сто процентов слепили с тебя, разве нет? И сама ты типичная бессердечная Снежная. И торговый центр – твое королевство… Ты все и наворожила!
– Есть и еще одна зацепка, – неохотно сказала Маша.
– Какая? – Катерина даже не стала комментировать Дашину версию.
– Только не смейтесь.
– Ну… – Чуб вернула колье на грудь и любовно погладила кристаллы.
Маша Ковалева замялась, вздохнула и тихо сказала:
– Дед Мороз…
* * *
– Во всем виноват Дед Мороз… Не могу объяснить… Но все непрерывно крутится вокруг него. – Ковалева нарисовала в воздухе пальцем спираль. – Утром мы идем на парад Морозов. Там ты говоришь, что хочешь Деда Мороза – настоящего!..И тут же получаешь флаер с предложением заказать его на дом.
– Тут же? – подняла брови Катя. – Получается Город… Киев сам ответил на Дашину просьбу.
– Именно так. Потом мы зазываем Мороза, потом Дед Мороз приходит к нам ночью. И с Романом ты ссоришься из-за него… И колодец… ведь это же самая известная сказка про Мороза, с которой все началось, – "Мороз Иванович" князя Одоевского. Девочка прыгает в колодец и видит, что там живет Дед Мороз.
– Не хочу тебя расстраивать, Маша, но на самом деле Дед Мороз нигде не живет – его не существует, – фыркнула Даша.
– Тем хуже… – траурно сказала Маша, и перед глазами ее невольно всплыло мертвое подвальное "царство Аида". – Мы сами не знаем, кого позвали вчера в гости на ужин… Велеса? Карачуна? Какое угощение мы пообещали ему, помимо кути?.. Но мы позвали бурю, и погода все хуже. Мы позвали волка, – и волк ожил и убил человека. Он заморозил его… И хоть нам вряд ли что-то угрожает, ведь Киевиц невозможно убить, помимо нас, тут был вчера твой отец…
– Мамочки! – помертвела Чуб. – Папочка!..
Маша хотела продолжить, но Чуб уже схватила смартфон, запустила знакомый номер:
– Папа, привет… ты еще в офисе? Я еду к тебе.
* * *
Не было еще и пяти дня, но на Город упала глубокая ночь. Вторая Ночь Кратуна, когда и среди дня нет никакого белого дня.
И черной ночи нет – ночь стала белой.
Снег летел параллельно земле, непокорный, почти невозможный… прямо как сама Даша Чуб.
"Чубо-снег" – назвала его Землепотрясная.
Офис отца тоже располагался на Подоле, неподалеку от Контрактовой – на углу Константиновской и Введенской. Чуб вспомнила нарисованную Машиным пальцем спираль… Точно – они бегают цирковыми кругами.
Она нашла нужный подъезд, поднялась на второй этаж.
Пред папиным кабинетом ее как обычно остановила секретарша Раиса Сергеевна.
– Раздевайтесь… Подождите немного.
С тех пор, как папа ушел, он сменил трех жен, лишь секретарша была неизменной, как Цербер.
– Мы с папой созванивались… он ждет меня.
Раиса Сергеевна смерила ее взглядом так, словно в мгновение оценила соответствие Дашиного роста и веса, надежд и реальных перспектив, заодно перепроверив ДНК на отцовство, – и сказала:
– Я знаю. Но нужно немножко подождать.
Она указала на черный и длинный, как предстоящее ожидание, кожаный диван напротив большого аквариума – в нем плавали плоские полосатые рыбины. За спиной Сергеевны висел церковный перекидной календарь с иконописным изображением декабрьского князя Владимира, и выражение лица у Раисы было таким же зимним и постным, как отмеченный месяц. Короче, настроение испортилось…
В канун прошлых зимних праздников Даша пыталась выпросить у отца деньги на поездку в горы, и ей пришлось ждать на этом самом диване четыре часа… А денег он так и не дал. С тех пор Чуб видела папу лишь раз – заглянула сюда прошлым летом, пытаясь прознать свою ведьмацкую родословную, и рассорилась с ним уже окончательно, вдрызг.
Это – во-первых… А во-вторых, она вдруг поняла, что теперь окончательно опаздывает на свидание с Даном, шансов поспеть больше нет. В-третьих же, и в самых ужасных – осознала, что не дала ему свой телефон… Можно было, конечно, подойти к нему завтра на работу. Все не безнадежно… но очень обидно. У нее внезапно украли чудесный волшебный вечер – как черт Гоголя украл с неба луну.
Она подошла к окну.
На безлюдной заснеженной остановке сидели парень и девушка в черной шапочке с кошачьими ушками. В руках у них были горящие свечи. Самый известный ритуал солнцестояния: зажечь свечи, чтоб сохранить во Тьме свой душевный огонь. Девушка что-то взволнованно объясняла, блуждая глазами. Подбородок парня был ироничным, но обращенный к ней взгляд – нежным. Ему было все равно, зачем он жжет с ней свечу, было важно, что он сейчас с ней…
А если Дан не работает завтра? А если он не простит? А если он не выносит непунктуальных? И из-за их киевичества все всегда так, портится, рушится, не складывается – будь оно проклято!
Она нервно застучала носком ботинка об пол, уже готовая развернуться, умчаться, но тут…
– Андрей Андреевич ждет вас, – почти с сожалением сказала Раиса.
И дочь Андреевича прошла в кабинет.
– Привет! – В отличие от штатного Цербера, папа излучал дружелюбие. – Хочешь чего-нибудь… чай или сок? Или покрепче? Ты ведь взрослая. – Он был, несомненно, настроен на полное примирение.
– Покрепче… Коньяк, например.
Отец не стал звать секретаршу, встал из-за стола, подошел к глобусу-бару, сам организовал ей рюмку – и Даше пришло в голову, что он тоже, возможно, побаивается Раису.
– Я очень рад, что ты пришла. Пора закончить нашу нелепую ссору. Наверное, я не должен был предъявлять тебе столько требований. Хотя твой образ жизни… согласись, мне есть из-за чего беспокоиться.
– О’кей, соглашусь, – покорно признала дочь Чуб. – Я тот еще фрукт.
– А ведь тебе в следующем году двадцать шесть.
Перебор! Одно дело признать себя фруктом, другое – подпорченным.
– И что? Уже пора застрелиться? Или можно еще немного пожить в свое удовольствие? – Землепотрясная поставила рюмку на стол, не отпив, но заранее ощутив неприятное послевкусие.
– Зачем ты так? – Отец поморщился. – Сразу в штыки. Я просто интересуюсь… Ты сейчас где-то работаешь?..
Зря они встретились в офисе – здесь он всегда был настроен на рабочий, поучительно-покровительственный лад. И Даша заранее смирилась с неизбежным.
– Работаю.
– Все там же, в ночном клубе?
– Нет.
– Нашла что-то поперспективнее?
– Как тебе сказать…
Так, например: "Я, папуля, повелеваю Киевом… захочу, на метле полечу, захочу, Раису в прах превращу… Хочешь?"
"Сказать или нет… или еще пронесет, и мы не поссоримся?"
– Ну хоть деньги там платят?
Чуб мысленно попыталась отыскать эвфемизм для их кладовой, наполненной древним золотом, из коего ей лично принадлежало примерно килограммов пятьсот. Пора, наконец, их продать!..
– Все ясно, – печально сказал отец.
– Что тебе сразу ясно?! – вспылила Даша. – Хочешь правду?.. Хорошо! Папа, я должна сказать тебе одну вещь…
– Ты беременна? – вскинулся он.
– Нет.
– Выходишь замуж?
– Пока нет…
"Я – Киевица… Ведьма! И у меня все о’кей…"
– Я работаю с Катериной Дображанской, – сказала полуправду она. – Слыхал о такой?
– Естественно, я о ней слышал. – Папа отлично разбирался в иерархии столичного бизнеса. – И что ты у нее делаешь?
– Помогаю. Она говорит, что я… интересно решаю проблемы.
– Ты работаешь в офисе у Дображанской? – Похоже, отец не поверил даже этому. – Так познакомь меня с ней.
– Ты проверяешь меня? – резко нахмурилась Даша. – Извини, боюсь, познакомившись с Катей, ты бросишь свою третью жену… или какая она у тебя? Сбилась со счета. Но после еще одного развода ты точно разоришься, оставишь меня без наследства… Вот даже не знаю, как я это переживу!
– Ты солгала, – вынес неутешительный диагноз отец. – Ты не работаешь у Дображанской, – обличил он ее.
– Ты ва‑аще не способен поверить, что я способна на что-то!
Их попытка вернуться на стезю перемирия вышла не особо удачной.
Дочь и отец насупились друг на друга. Чуб нарочито отвернулась, посмотрела в окно – на чубо-снег.
– Я не хотел тебя обидеть, – помолчав, сказал папа.
Теперь снежинки летели в разные стороны: одни вправо, почти горизонтально, другие влево, почти перпендикулярно земле… Казалось, что они не падают, а гоняются друг за дружкой. И когда-то им с папой тоже было весело.
– А помнишь, я была совсем маленькая… и мы ходили гулять к новогодней елке… и ты позволил мне стащить с елки игрушку.
– Не помню такого… Я разрешил тебе что-то украсть? – усомнился отец.
– Надувного Чиполлино… мы принесли его домой.
– Чиполлино? – задумчиво повторил Андрей Андреевич.
– Он еще долго жил у меня. Я его любила…
– Я помню Чиполлино… но это не я… Вы ходили на прогулку с дедом и бабушкой. И принесли его. Они тебе все разрешали… они тебя и избаловали. А твоя мать довершила дело. Ты никогда никого не слушалась… Твоя мать не знает даже значения слова "слушаться".
– Слушаться, подчиняться, ходить по струнке, стоять по стойке… не знает! – согласилась Даша. – Хоть с мамой мне повезло!
– Ты снова устраиваешь ссору…