И, развернувшись на коротких ножках, без промедления выскочил за дверь.
Где простоял, опершись о косяк, еще какое-то время, собираясь с силами для следующего броска.
Он не зря вспомнил графа.
Глава 11
Уже равнодушно прощаясь с зеркалом, обнаружила, что там я не одна.
– Ваше Сиятельство?
Острый подбородок, устремленный вниз, бледная кожа, на скулах натянутая до блеска, узкие губы, сбежавшиеся в точку…
Я не знала эту сеньору, как и многих других, населяющих замок. По вполне понятной причине – здесь я живу всего ничего. Какие-то полторы недели, из чего большую половину отгородилась от всех.
Она присела передо мной, тут же выпрямившись с выражением ожидания на треугольном лице. Я с некоторой долей иронии привыкала ко всем этим церемониальным тонкостям придворной жизни, включая и к чему-то обязывающее "Ваше Сиятельство".
Агнеса получила бы непередаваемое удовольствие от зрелища всех этих приседаний перед "сорванцом" Корделией, по которой, по ее глубокому убеждению, плетка уже даже не плакала, а рыдала от безуспешной попытки до нее добраться. Она абсолютно была уверена в правомочности сего предмета переделать мой "невыносимый" характер, где упрямство было, пожалуй, самой положительной чертой. Опять-таки, по ее мнению.
– Мне нужен Баччелло. Покажи мне его комнату.
Остатки ее выщипанных бровок взметнулись вверх:
– Но… это внизу, Ваше Сиятельство.
Ее изумлению не было границ, судя все по тем же бровкам, застывшим в верхней точке выбритого лба.
– А ты, что, не знаешь, как туда добраться? Или тебе некогда?
Я не поняла ее заминки.
– Простите…, но это место для прислуги.
Теперь пришла моя очередь почувствовать себя дурочкой. Опять все те же бесконечные условности. О которых я совершенно забывала, взращенная Джакомо, нашим конюхом, с которым выдраивала своего скакуна, и Агнесой, зажаривая с ней подстреленного на охоте каплуна.
– А у них, что, голова вместо задницы или наоборот?
Мое желание уточнить особенности анатомии слуг, определенно, сеньоре не понравилось. Она передумала изумляться, изобразив на лице нечто наподобие растерянного недоумения пополам с безграничной грустью.
– Проводи меня. Где это?
Сеньора сдалась, вероятно, сравнив упомянутые части тела тех, кто внизу, с теми же, что носила она, придя к выводу, что все мы Божьи дети.
Посторонившись, она пропустила меня вперед и, семеня позади, тихим голосом направляла наше шествие:
– Сейчас направо…, здесь осторожнее, крутая ступенька…, нет, нет, сюда Ваше Сиятельство…, теперь прямо до конца…, это здесь…
Сеньора брезгливо согнутым пальчиком стукнула в его дверь:
– Сеньор Бартоло…
Его комната располагалась рядом с кухней, откуда
несся букет самых разнообразных запахов, по отдельности, возможно, и возбуждающих аппетит, но, объединившись, напротив, решительно его подавляли.
Нос с трудом справлялся с изобилием жареной, пареной и прочей другой снеди, поэтому я не стала дожидаться подступающего к желудку протеста и, уже без церемоний отодвинув ошеломленную подобным несоблюдением приличий сеньору в сторону, толкнула дверь в комнату Баччелло…
Он забился в угол, за штору, предательски выдавшей его скомканными складками от вцепившихся в нее крохотных рук.
Я оглянулась на заброшенную ошеломленную сеньору:
– Меня не надо ждать. Я помню дорогу.
– Но…, – она вконец смешалась.
– Передай всем – в его комнату никому не входить. Ни-ко-му. И ты за этим проследишь.
– Д-да, Ваше Сиятельство…
Сеньора ничего не понимала, и, вытянув шею, попыталась хоть что-нибудь разглядеть за моей спиной, что меня окончательно вывело из себя:
– Тебе что-то не понятно, курица ощипанная?
Не люблю, когда проявляют излишнее любопытство.
Она испуганно вздрогнула и, прошелестев парчой по стеночке, шмыгнула в правую ветвь коридора.
Теперь с месяц, если не больше, всем в замке будет что обсудить. И они будут правы в общем порыве подтвердить древнее изречение – neminem perfectum.
Баччелло задыхался, хрипло отхаркивая кровавую слюну. И не удивился, узнав меня:
– Зачем?… Зачем… ты здесь?
Он не дал мне приблизиться к нему, вдруг по звериному зашипев:
– Хочешь посмотреть, как я умру?… Это все ты… Сначала Франческо…, теперь я…
Опять та же тема. Мне это уже меньше понравилось.
Сорвав покрывало с кровати, я бросилась к нему, тут же остановленная его, как оказалось, сильными ручками.
– Это ты…, ты… нас изводишь…
Он забрыкался, отталкивая меня и поскуливая. Не долго думая, я накинула покрывало на его голову, и, обхватив тщедушное дергающееся тельце, приподняла, крепко прижимая сопротивляющиеся ножки.
– Отпусти…, оставь меня…
В попытке вырваться он укусил меня за плечо. Тканевая броня частично смягчила нападение. Но частично. Самое время напомнить ему сейчас о его "проказе" за графским ужином, когда он вознамерился убедиться в чистоте помыслов избранницы Франческо. Но я не злопамятна.
– Баччелло!.. засранец, да, перестань же…, послушай…, о, Боже…
Он придушенно зашипел, теряясь в покрывале:
– Я знаю…, ты выбросишь меня подыхать как собаку…
– Дурак! Замолчи! Я отнесу тебя к себе. И вылечу. И попробуй только меня еще раз цапнуть. Нос оторву.
– Ты врешь. Ты врешь. Зачем тебе больной урод? Поиздеваться надо мной? Как над Франческо?
Он извернулся и, пнув меня в очередной раз, зашелся в стонущем плаче.
Ну, что мне было делать?
Зажав ему рот, я вылетела из комнаты, к счастью, заскакивая именно в те коридоры, которые и привели меня сюда.
Кто-то шарахнулся от меня уже недалеко от спальни.
Но выяснять, кто бы это мог быть, у меня не было ни желания, ни времени.
Глава 12
Сбросив Баччелло на кровать, я прижала его к подушке, одной рукой надавив на грудь, а другой на колени:
– А, теперь, пошевели тем, что у тебя в голове, и ответь мне только на один вопрос, маленький драчун. Ты же не хочешь уйти туда, где твой хозяин?
Он выкатил на меня слезящиеся покрасневшие глаза, источающие боль, злобу и мольбу.
– Что молчишь? Выбор небольшой. Или позабавишься в мире усопших, или, все-таки, согласишься еще подразнить нас, живых. Ну? Отвечай, капризная мартышка.
Баччелло испуганно таращился на меня, довольно туго соображая, что я, собственно, от него хочу.
– Повторю помедленнее. И покороче. Ты хочешь поиграть с "черной смертью?"
Шут затих, услышав, наконец, приговор. И, вероятно, решив, что я намерена ускорить его встречу с графом, поднатужился, покраснев до бурых оттенков, и выплюнул мне в лицо:
– Зря я… не подсыпал… яд… в тот бокал. Спас бы Франческо… от тебя.
Я почти утопила его в перине:
– Да уж, опростоволосился.
Баччелло, вырываясь, задрыгал ножками:
– Ты же… получила все… Зачем… его-то… извела? Ведьма…, сучья дочь…, чтоб ты сдохла…
Пожелание разозлило.
– Может быть. Не думала об этом. Позже подумаем вместе. Я о другом. Еще покороче. Хочешь выздороветь? Быстро отвечай. Если нет, отпущу на все четыре стороны. Вернее, только в одну. Туда.
Я кивнула в сторону лазурного потолка с плавающими в золотистых облаках розовощекими ангелочками.
Он послушно осмотрел "поднебесную" высь, умело воссозданную каким-то художником в моей спальне, и судорожно замотал головой в знак протеста против указанного направления. То ли ангелочков оказалось многовато, то ли высь показалась вполне досягаемой.
Шут недоверчиво прохрипел:
– Выздороветь? Зачем ты смеешься надо мной? Если это… черная смерть…, эту заразу еще никто не обманул. Никто. И откуда ты взяла, что это… она? Или… ты и правда… ведьма.
– Называй как хочешь. Сейчас не об этом. Ты тихонько полежи, хорошо? А я тебя полечу. Ты будешь первым, с кем она не справится, – я успокаивающе ему улыбнулась, – не бойся. Я помогу тебе. И… Франческо тоже.
Почему-то на этот раз упоминание имени хозяина не вызвало отторжения. Напротив, Баччелло расслабился, даже улыбнувшись в ответ.
– Ну, вот. Наконец-то. И, еще. Доверься мне. И ничего не бойся.
Я погладила его по мокрой от слез щеке. И, не сдержавшись, все-таки съязвила:
– Может, от моего лекарства еще и подрастешь немножко. Если будешь благоразумным.
Подмигнув ему, я полезла под кровать за обещанным бальзамом.
А, вернувшись, кроме скомканного покрывала и замусоленной слезами подушки ничего не обнаружила. Вернее, никого.
Оглянулась вовремя. Занесенный надо мной стул пришелся бы мне как раз по голове, поскольку я удобно для этого стояла на коленях перед опустевшим ложем.
Чудом увернувшись от довольно тяжелого орудия (и как он только поднял его в таком состоянии), я опрокинулась на спину, чуть не выронив сосуд с драгоценной настойкой.
Вот как раз это и возмутило меня больше всего. Столько стараний, жертв, и все бы сейчас пошло к черту. Только потому, что этот карлик не верит мне. А как его заставить поверить?
Подавив раздражение, я протянула ему, шмыгнувшему от меня за кресло, бутылочку с лекарством:
– Вот. Посмотри. Пошире открой свои глазки. Это твое спасение. Оно здесь, в этой склянке. Я вынимаю пробку… видишь?… и на твоих глазах вылью все на этот пол. И ты умрешь. Потому что это одна-единственная бутылочка. Больше нет. Ты смотришь?
Я медленно ее наклонила, точно зная, что Баччелло прилепился к ней взглядом.