Глава пятая
Дети отыскались на засыпанной опадающей листвой спортивной площадке, которая в дневном освещении вовсе не казалась такой уж унылой и мрачной, как ночью. Хотя все эти гнутые металлические конструкции, выкрашенные облезающей зеленой краской, не внушали оптимизма даже при свете дня. Виктор смутно припомнил, что в Москве они давно сменились радующими глаз красочными сооружениями из пластика и дерева. Что-то такое он вроде видел во дворе собственного дома.
Здесь же все осталось по-прежнему - несколько турников различной высоты и покосившаяся штанга с порванной баскетбольной сеткой.
Высоко на турниках, как нахохлившиеся воробьи, сидела стайка детей в серых пальто и клетчатых шарфах. Растрепанные короткие волосы, подстриженные чьей-то заботливой, хоть и не слишком умелой, рукой. Стрижки разные, у одного паренька, чем-то неуловимо напомнившего Виктору Царевского - то ли острым бледным личиком, которое с годами обретет мужественность и станет по-киношному красивым, то ли сходством выражения глаз, - и вовсе были длинные волосы, спускающиеся до середины шеи.
Командир "мангустов" никогда раньше не бывал в детских домах, а из газет и телепередач составил себе довольно удручающее представление о замученных голодных детях в суконных черных пальто и военных ботинках, как один, стриженных под ноль…
А эти… дети как дети. Видно, что живется им тут не особенно сладко, но никаких вопиющих проявлений казарменного быта и адских лишений Виктор не заметил.
Хотя, впрочем, какие дети - подростки, тинейджеры, как сейчас говорят. Только московские тинейджеры одеты поярче и подороже. А так - ничего особенного.
Сидят, свесив тощие задницы с турников, засунув руки в карманы и болтая ногами в поношенных, но добротных ботинках. Один из мальчиков, вроде постарше остальных, или просто крупнее, светловолосый, коротко стриженный крепыш при виде приближающегося к спортплощадке "мангуста" поспешно уронил на землю потушенный окурок. Вроде "я не я, и лошадь не моя".
Виктор, оставивший сигареты в Москве и решивший на свежем воздухе отучиться наконец от вернувшейся вредной привычки выкуривать по полпачки в день, с трудом подавил желание стрельнуть у парня сигарету. Непедагогично вроде.
- Привет, - поздоровался он, поглядывая на нахохлившиеся фигурки снизу вверх.
Ребята что-то пробубнили в ответ. Видимо, нечто среднее между "привет", "проваливай" и "какого хрена надо".
- Приземляйтесь, пацаны, дело есть.
Подростки неохотно спланировали на серый гравий, выпрямились. Самый высокий из них оказался Виктору по плечо.
- Я ищу Панина и Карасева, - сказал "мангуст", с интересом разглядывая ребят.
- Ну я Панин, - сказал белобрысый. - А вот это, - он пихнул в бок длинноволосого паренька, - это как раз Карась. А чего?
- Отойдем в сторонку.
- Да чего надо?!
Виктор вздохнул и продемонстрировал выданные работодателями следовательские корочки.
- Пара вопросов.
- А, вы насчет Федьки… - помрачнел белобрысый Егор. - Ну и че? Мы уже рассказывали.
- Расскажете еще раз.
Оба мальчика довольно равнодушно смотрели на Виктора. "Кто, мол, еще такой?" Да, подростки явно не горели желанием сотрудничать и тут же снабдить "мангуста" массой полезных сведений, способных пролить свет на это темное дело.
Виктор подумал немного и поступил наконец непедагогично. Он со вздохом полез в карман и извлек оттуда две сотенные купюры.
- Подкупаю свидетелей, - деловито пояснил он.
Розовые бумажки немедленно исчезли из его пальцев, как корова языком слизнула.
- Да нечего тут рассказывать, - темноволосый Карась решил сменить гнев на милость и произнести пару слов. - Мы втроем тусовались в мужском сортире и… трепались.
- Курили, - уточнил Виктор.
- Ну да, а что, нельзя? - В синих глазах мелькнул вызов.
- Да можно. Почему нельзя. Что я вам, мама с папой…
- Мои мама с папой погибли три года назад, - ответил мальчик.
"Вот урод, высказался. - Виктор чуть сам себе не засветил в ухо. - Они же не по своей воле тут. Сироты…"
- Извини, Михаил.
- Да что там…
- Ты пойми. - "Мангуст" понятия не имел, как надо разговаривать с подростками, да еще с такой бедой за плечами, поэтому принял единственно возможное решение, заговорил с ними на равных: - Пойми, я тут не для развлечения и не для того, чтобы вас лишний раз подоставать. Я на работе и должен понять, что тут, черт побери, происходит. А исходя из материалов этого дела, я пока понял только одно, что происходит что-то опасное и непонятное.
Мальчики переглянулись, но ничего не ответили.
- Короче, ребята, или вы мне разъясните, что тут к чему, или мне придется остаться тут надолго, самому все выяснять, а потом, может, и кто-нибудь еще приедет…
- Да что там рассказывать, блин, - темноволосый синеглазый Михаил пожал плечами. - Мы же уже сказали, курили в туалете. Федька сидел на подоконнике и гнал что-то про своего папахена. Он у него вроде жив, только на зоне сидит. Вернется и, типа, заберет.
- Ну и?
- Ну и вошел Филимонов. А он нас никогда не гонял с куревом, даже угощал, бывало. Короче, Федька, видно, решил, что это Мартьяновна к нам вломилась, воспитательница - вот уж кто зверствует…
- Ага, - поддержал приятеля Егор. - "Этого не смей! Того не делай!" А она вообще у девчонок. Какое у нее право по тумбочкам лазить и сигареты отбирать?
- Ближе к делу.
- Ну вот, он дернулся, заорал и выпал. А там высоко, хоть и второй этаж. Он головой вниз упал, как потом сказали.
- Как же надо дернуться, чтобы из окна вывалиться, да еще сидя на таком широком подоконнике, - удивился Кононов.
Он еще вечером посмотрел на подоконник в своей комнате - добротный, с него вдруг не свалишься.
- Да фиг его знает. - Егор задумчиво глянул на Виктора, словно прикидывая: можно тому доверять, или нет. - Там такое дело было…
- Расскажешь? - Кононов уже понял, что давить на ребят бесполезно: или скажут, или нет.
- А можно пистолет позырить? - вдруг спросил мальчишка.
Виктор не стал отказывать, достал из наплечной кобуры свой вальтер, выщелкнул обойму, проверил, нет ли патрона в стволе, и отдал малолетним любителям военного дела.
Мальчики уважительно осмотрели черный, блестящий от смазки ствол, подержали в руках, поцелились, демонстративно не направляя безопасное сейчас оружие ни на себя, ни на "мангуста". Показывали, видимо, что тоже не лыком шиты и правила обращения с огнестрелом знают.
- Тяжелый… - проговорил Михаил. - А отдача сильная?
- Ну приличная. - Виктор твердо решил допытаться у упрямцев, что там на самом деле произошло. - Ребят, не уходите от разговора. Что вы не рассказали следователю?
- Да там такое было дело… - Егор замялся. - Вы поверите?
- Поверю. - Виктор вернул обойму на место и убрал оружие в кобуру, одернул куртку. - Рассказывайте. Я такое видел - во все поверю.
- Федор, когда посмотрел на Филимонова… он, короче, не на него смотрел, - решительно выпалил Карасев. - За него. За его спину, в пустоту. И там было что-то очень страшное. У Федьки аж глаза на лоб полезли.
- Точно, - тихо подтвердил Егор, глядя куда-то в землю, на носки своих весьма не новых ботинок. - Он испугался кого-то, кто стоял за спиной военрука. Только мы этого кого-то не видели. А он видел. И выскочил в окно от страха.
- Я так понимаю, что мой предшественник не пожелал продемонстрировать вам табельное оружие, - мрачно сделал вывод Виктор.
- Ну… фиг ли… он ваще с нами не разговаривал. Сразу орать начал.
- И не послушал бы. А вы что… верите? - Синие глаза Карасева не отрывались от напряженного лица командира "мангустов".
- Я как-то раз не поверил. Двух людей потерял, - честно ответил Кононов. - Больше вы ничего, конечно, не знаете?
- Ничего. - И подростки как по команде отвели глаза.
В квартире было сумрачно. За окнами постепенно темнело - в конце концов, равноденствие давно миновало, и день убывал с обычной для осени беспощадной стремительностью. Алине не хотелось зажигать лампу, хотя с каждой проходящей минутой ей становилось все беспокойнее. Пусть так. В темноте мысль течет гораздо лучше, чем на свету, это она давно подметила. Наверное, меньше отвлекающих факторов.
Алина вздохнула, открыла дверь на балкон и вышла наружу, оперлась на перила. Рябина под окном почти облетела. На ветках кармином светились огромные гроздья, лакомство для птиц. Даже сейчас какая-то непоседливая пичужка жадно клевала сладкие ягоды. Наверное, отбилась от своей стаи, ведь птицам уже пришла пора улетать.
От утреннего веселого солнышка не осталось и следа - небо опять заволокли тяжелые тучи, сулившие долгие дни мелкого, моросящего дождя. Картина была безрадостная, но молодой женщине она казалась просто первомайским праздником по сравнению с тем, что творилось у нее в душе.
Весь день прошел как в тумане - лекции, разговоры с сотрудниками… Алина не запомнила ничего. Перед глазами стояло большое медное блюдо с густой алой кровью. Пусть куриной, но пролитой для одной-единственной цели - потешить собственное любопытство, испытать пьянящее чувство власти над материей, и не только, над куда большим - над чужой душой.
Почему-то все это казалось ей сродни тому внутреннему беспокойству, которое заставляет мальчишек дергать котов за хвосты, обжигать их угольком и снимать шкуру с лягушек. И при всем при том это было все же то чувство, которое она привыкла называть научным интересом.