Я поднимаюсь на крыльцо. Ступеньки непривычно громко скрипят под моими ногами, сейчас только это напоминает мне о том, что мое тело - мое настоящее тело, которого я даже не чувствую, брошенное где-то, привалившееся к забору, - не здесь. Я поднимаюсь на крыльцо. Веранда пуста. Здесь царит темнота, цветы в горшках похожи на выставленные в ряд человеческие головы с пышными прическами. Дверь заперта, я поднимаю руку и почти успеваю положить ее на ручку, когда мое боковое зрение - не мое, но принадлежащее сейчас мне - успевает что-то заметить.
Движение в ночи. Кусты сирени справа от крыльца, в них что-то шевелится, что-то слишком большое, чтобы его можно было принять за бродячего кота. Я машинально делаю шаг в его сторону, подхожу к перилам веранды. Я ощущаю чужое присутствие, хотя мои глаза мертвы и медленно гниют. Я чувствую, как…
Темная фигура вырастает передо мной быстрее, чем я успеваю полностью развернуть тяжелого Арнольда. Я буквально слышу, как трещат от резкого рывка его кости, как стонет мертвая плоть, силясь выполнить приказ. Я почти ничего не вижу - только зыбкий силуэт, цветом лишь немного светлее ночного неба. Нужен рывок - один рывок чтобы обрушить огромное тело через перила, на незнакомца. Сухое дерево не задержит меня. Нас. Меня. Арнольда.
А потом вдруг мир раскалывается оранжевой трещиной прямо у меня перед лицом. Трещиной прямо в ад, грохот которого швыряет меня назад, в пустоту, в ночь… Как будто меня стеганули по лицу стальные крылья гигантской птицы.
Еще одна вспышка. В этот раз я просто чувствую сильный удар в грудь, оглушающий и гулкий. И ощущаю, как что-то огромное, раскаленное, пылающее, звенящее, трещащее, твердое бьет меня в сердце. Я слышу хруст собственных ребер, они звучат, как треснувшая винная бочка. Я чувствую горячее и липкое на подбородке и шее.
Я умираю.
Глава 3
Господин полицай-гауптман Виктор фон Хаккль взглянул на меня с неодобрением. Неодобрение Виктора фон Хаккля, несмотря на то, что он практически никогда не выказывал его голосом, было яснее, чем свежеотпечатанная директива полицай-президиума на стене дома. Брови его немного приподнимались, отчего глаза становились круглее и удивленнее, губы же, напротив, плотно сжимались, образуя одно большое серое тире, нарушенное лишь черным костяным мундштуком в углу рта.
- Это… э-э-э… - он перебросил мундштук из одного угла рта в другой, то ли выигрывая время, чтобы сформулировать мысль, то ли будучи просто в замешательстве. - Вы привели… это сюда?
- Так точно, господин полицай-гауптман, - сказал я. - Мне показалось, это стоит продемонстрировать. Смотрите… Вот первая пуля. Попала немного пониже кадыка, прошла здесь, здесь… Выходное отверстие, чуть в стороне от шейных позвонков. Стрелявший находился на полметра ниже, поэтому входное…
- Господин обер-тоттмейстер, - медленно сказал фон Хаккль. - Вы привели мертвеца в мой кабинет, чтобы показать, что с ним произошло?
Ему не понадобилось много слов. Присутствующий в кабинете Антон Кречмер хмыкнул - достаточно явственно, чтобы я его услышал. И достаточно громко, чтобы я воспринял его как рекомендацию.
- Так точно, господин полицай-гауптман.
- Отлично. Просто отлично. Вы представляете, во сколько обойдется чистка ковров во всем здании?
- От него нет запаха, - сказал я терпеливо. - Арнольд не воняет. По крайней мере, не сильнее обычного человека. Живого человека, я имею в виду.
- Еще лучше. То есть у меня в кабинете стоит мертвец, который даже не смердит. Это действительно приятная новость. Как вы думаете, я рад ей?
Он не был похож на человека, услышавшего радостную новость. Но вопрос, кажется, носил риторический характер.
- Мой слуга является вещественным доказательством, - сказал я твердо, - поэтому его присутствие показалось мне необходимым. Демонстрация полученных им ранений указывает на то, что нападавший имел целью причинение смерти. Это не шальные пули.
- Причинение смерти мертвецу? - фон Хаккль фыркнул, мундштук едва удержался у него во рту. - Вы смеетесь, обер?
- Никак нет. Я пытаюсь объяснить произошедшее.
- Пока произошедшее не кажется мне чем-то из разряда удивительного, вы уже живописали его, в общих чертах. Вы возвращались домой со своим… слугой, на него напали, при этом нападавший дважды выстрелил из пистолетов с небольшой дистанции и скрылся. Вы преследование не проводили и…
- Я предположил, что у него мог быть еще один пистолет, - перебил я фон Хаккля, хоть и достаточно мягко. - Преследовать ночью в переулках вооруженного преступника, способного выстрелить в магильера - идея достаточно безрассудная, как я полагаю, при мне даже не было пистолета.
- Согласен.
- Поэтому ему удалось скрыться. Я связался с ближайшим люфтмейстером и оповестил участок, но, насколько я знаю, жандармы этой ночью никого не задержали.
- Немного же толку было бы от такого задержания. Вы же даже не видели его лица!
- Это верно.
- На что же вы рассчитывали?
- На то, что преступника хотя бы задержат. Грохот выстрелов услышали многие на этой улице, бегущий человек с дымящимися…
- Какого преступника? Господин обер-тоттмейстер, имперский закон защищает человеческие жизни. Пусть иногда самые паршивые, бесполезные и никчемные, но все же - человеческие. Закон не защищает мертвецов. У них есть свой судья, - фон Хаккль ткнул острым пальцем куда-то вверх, - пусть с ними и разбирается. Вы утверждаете, что кто-то напал на мертвеца, находящегося у вас в услужении. Это никак не похоже на преступление. Более того, не похоже это и на порчу имущества, поскольку, как я вижу, ваш покойник превосходнейшим образом способен передвигаться и внешне, как будто, ничуть не пострадал. Какого наказания вы ожидаете за две дырки в мертвом мясе? Уж не стоит ли арестовывать, к примеру, каждого повара в трактире, когда он прокалывает вилкой отбивную?
- Ущерб значителен, - сказал я сухо. - Во-первых, серьезно пострадал его внешний вид. Половина груди разворочена, а это накладывает некоторые ограничения… К тому же пуля перебила голосовые связки и гортань, по причине чего он потерял голос. Дело не в этом. А в том, что пули предназначались мне.
В кабинете установилось молчание. Молчание может быть разного свойства. Сейчас оно было неуютное, затянувшееся, тревожное.
- Вы хотите сказать, Курт, что этот человек метил в вас? - наконец спросил Кречмер.
- Да. Я всегда захожу первым в дом, но в этот раз мне показалось, что в палисаднике кто-то есть, и я отправил вперед Арнольда. Этот человек, кем бы он ни был, не просто стрелял в меня, он хотел моей смерти. Раны, - я указал на Арнольда, - здесь и здесь. Обе смертельны, как видите. Человек стрелял с близкой дистанции, чтобы исключить промах.
Фон Хаккль покачал головой:
- Но недостаточно близкой, чтобы отличить вас от мертвеца? Вот уж не сказал бы, что вас легко спутать.
- Было темно, он мог нервничать, да и произошло все внезапно. Но я убежден, что предполагаемой жертвой должен был быть я. Никто не станет поджидать в засаде с пистолетами ночью покойника.
- Разве? По-моему, вы, как и многие… ваши коллеги, не вполне представляете, какие ощущения испытывают горожане, когда видят на улицах Альтштадта ходячих мертвецов. Предубеждения против самих тоттмейстеров, к сожалению, тоже не редкость, мы боремся с этим, народ просвещается и… - фон Хаккль потерял мысль, несколько секунд пожевал губами и продолжил. - Но мертвецы на улицах! Нет ничего странного в том, что кто-то решил свести счеты с вашим слугой! До сих пор нередки случаи самосуда над поднятыми покойниками. Конечно, в городах это случается не каждый день, а вот по деревням жители куда как радикальнее…
- Пятого числа сего месяца, - вставил аккуратно Кречмер, - в Курбисдорфе. Тоттмейстеры гнали десяток мертвецов для императорской пехотной казармы в Мюнхене. Мертвецы - отличные чучела для штыкового боя, портятся не скоро, а иллюзия отличная… Местные мертвецов перекололи кольями и сожгли, а тоттмейстеров едва не разорвали, спас только конный разъезд, и то чудом…
- А вы говорите - две пули!
- Это город, - возразил я. - Допускаю, что некоторым вид мертвецов крайне неприятен, я сам был свидетелем случаев расправы над ними, но они носили стихийный характер. И еще никогда я не видел человека, попытавшегося бы убить мертвеца на глазах у его хозяина. Нормальный трезвый человек не пойдет на такое никогда, а пьяный же или умалишенный вряд ли будет достаточно хладнокровным чтоб добыть оружие и организовать вполне грамотную засаду у моего дома.
- Не все жители города полагают, что тоттмейстеры питаются тухлым человечьим мясом и испускают из глаз адский огонь, - сказал фон Хаккль. - Хотя, может, вас и забавляют такие сказки.
- Ничуть.
- Неизвестный злоумышленник, - "злоумышленник" фон Хаккль произнес без удовольствия, брезгливо покатав это слово на языке, - вполне мог понимать, что тоттмейстер не страшен ему, если у него, конечно, не окажется при себе пистолетов. Поэтому рассчитывал выстрелами убить на месте слугу и ретироваться, не дожидаясь встречи с вами. Что, между прочим, он и сделал.
Я покачал головой:
- Если этот человек так хорошо разбирается во всем, что связано с нашей профессией, он мог бы знать и уязвимые места на теле покойников. Конечно же, это в первую очередь голова. Еще суставы и позвоночный столб, но их поражение не вызовет смерти, лишь лишит покойника подвижности. Нет, если бы он так хорошо разбирался в этом, он стрелял бы в голову и только в голову. Он же стрелял туда, где пули для мертвеца были бы заведомо безвредны, но оказались бы смертельными для человека!
- Вы сами сказали, что было темно!
- Верно.