- Ну в том, что девка-то - француженка. Понимаешь?
Кажется, я уловил какую-то связь. Каньон в который раз вильнул. Проводник резко взял на себя штурвал. В наушниках раздалось:
- Ну ничего. Сейчас сам все увидишь.
6
Башня закрывала собой солнце. Почти такая же, как в Париже. Четкая на фоне рыжих скал, искусное переплетение стальных веточек-перекрытий. Она была похожа на громадного жирафа, который тянет мачту-шею, чтобы поскорее достать до звезд.
Проводник осторожно провел везделет под аркой. Опоры вгрызались в землю с уверенностью тарана. Меж стальных ребер гулял ветер. Казалось, башня, как дерево, пьет соки из самой земли.
- Зачем ее такую отгрохали? - вырвалось у меня.
Проводник покосился неодобрительно.
- Ты чем слушал? Я же сказал: она сама.
Я возразил. Я готов был возражать вновь и вновь, но он оборвал меня неожиданно зло:
- Ты что, думаешь, я тут вру? Опомнись, Гриша!
Собственное имя возымело эффект пощечины - моментальный и отрезвляющий. Это мне-то, курьеру "Интерстара", он говорит "Гриша"?! Я пришел в себя. Я вспомнил, что сижу в везделете. Что со мной - груз, тот самый, ради которого я и прибыл сюда. И мне как особо уполномоченному представителю нужно проконтролировать полевые испытания секретного препарата. Но если штука с башней - не чья-то злая шутка… Если проводник прав…
- Включи логику! - не унимался тот. - Зачем тогда исследовательские плоты? Зачем чертов скафандр? А правила передвижения? Не стоять на месте, двигаться, двигаться! Сообразил наконец? Ну?
Сообразил ли я? Цель плотов - исключить контакт с поверхностью. Цель скафандра - та же. Маска, комбинезон, нанопленка… Да не меня тут защищают от окружающей среды! Это ее - среду! - защищают от меня.
- Ну? Чего молчишь?
Я не знал, что сказать. Будешь стоять долго на месте - песок вцепится в подошвы. Выкинешь в пустыню кулон - появится башня. Башня, растущая прямо из земли. И планета, названная именем богини плодородия. Древней, могущественной богини…
Я поднял руки, обхватил шлем. Надавил, повернул. Он отошел с протестующим шелестом. В лицо ударил запах пустыни. Запах разомлевшего под солнцем камня. Прожаренного песка, вареной земли.
- Деметра, - сказал я. Ветер хлестал по голым щекам, микроскопические песчинки кололи кожу. - Мать всего живого. Вы правда именно поэтому ее так назвали?
Проводник кивнул. Хмуро покосился на шлем в моих руках.
- Надень. Пыли много. Чихать еще начнешь, не дай бог.
- Ты мне все расскажешь?
- Да.
Я думал, он болен и мне придется иметь дело с ненормальным. Но все было гораздо хуже. На самом деле больным себя ощущал я.
7
Рассказчиком проводник оказался добросовестным, внимательным к деталям. Сначала, по его словам, все шло гладко. Как говорится, в штатном режиме. Винтики, которыми засевали экспериментальные площади, росли исправно - формировались внутри железной трубки вроде стебля. Сеяли их, как семена, - разбрасывали по песку с везделетов. А на следующий день неизменно появлялись плодоносящие стебли. Эксперименты ставили на разных материалах. А потом гектарами собирали гвозди, саморезы, болты…
- А органику? - спросил я. Везделет к тому времени уже выбрался из каньона, и нас снова приняла в свои объятия пустыня. Холмы, поросшие серой травой, заметно придвинулись. - Органику сеять не пробовали?
Проводник повел плечом, разминая уставшие от однообразных движений мышцы.
- Вот с органики-то все и началось. С органики она будто сбрендила. Один у нас, знаешь, приволок из дома клок шерсти. С собаки любимой снял, а тут зарыл.
- И… что?
- Ну что? Вон. - Он кивнул на ощетинившиеся под ветром холмы. - Их теперь там целая роща. Грызутся, воют по ночам. Как солнце сядет, туда вообще лучше не ходить.
Везделет повернул, давая возможность разглядеть "рощу". То, что издали можно было принять за траву, и правда оказалось небольшими деревцами. Узловатые, кряжистые, - они реагировали на рокот мотора, царапали землю, пялились на нас влажными щенячьими глазами.
- А двигаться они… могут?
- За это не волнуйся. Если только пыльцу занесет. А так - вросли.
И он замолчал, выравнивая машину. Везделет упрямо кренился в сторону "рощи", встречный ветер завывал, скребся песком по гладкому дну.
- А если посеять… пюре с котлетой? - неожиданно для самого себя спросил я.
- Пробовали. - Проводник поморщился, достал из кармана пластиковый пакет, аккуратно сплюнул туда и убрал обратно. - А то как же! Раньше так и готовили. Кладешь пачку сосисок в песок, а потом жрешь их, пока из ушей не полезут. Но то органика с нарушенной структурой, после обработки то есть. А вот с шерсти ее прямо замкнуло. После шерсти она, зараза, изобретательная стала.
Я хмыкнул, все еще опасаясь реагировать на это серьезно. Но проводник не шутил. "Зараза" колосилась внизу унылым лесом ржавых стеблей-трубок. Трубки росли ровными полосами, одна за другой убегая к горизонту. Некоторые стояли прямо, некоторые легли, будто примятые прошлогодним снегом. Урожай сняли, стальное "сено" никому не нужно. Уникальное место во Вселенной - планета, где все растет, - даже она забита мусором. Даже сюда мы умудряемся притащить один лишь хлам.
- А в чем изобретательность заключалась?
- В непредсказуемости. То есть раньше знали - жнем то, что посеяли. А тут посадили винт. У нас всегда перед партией пробный материал идет в одном экземпляре. И хорошо, что в одном! Потому что когда мы его в песок кинули, пророс мужик. В спецовке. Вот натуральный мужик, не совру. Не говорит, не ест. Стоит по колено в песке и смотрит за горизонт.
- Живой?
- Ну да. Дышит. Пробовали его тросом вытянуть, да не тут-то было! У него корень, знаешь, какой? Железный столбище, вглубь уходит метров на пять. Тянули-потянули, да так и бросили. Вон там стоит, квадрат пятнадцать.
И он указал рукой в сторону дюн. Те лежали смятой простыней среди ровных полей экспериментальных площадок. Жались друг к дружке - понимали, что несут порядку хаос. Морщились, смущались.
- А ребята потом гадали, почему на винт такая реакция. Почему мужик? Зачем в спецовке? Все мозги сломали. Пока тот, кто сеял, не проговорился. "Да я, - говорит, - когда сажал, все думал: вот, винтики мы. Просто винтики в железной машине государства".
- Тебя потому заранее в известность и не ставили, - продолжал он после паузы, потому что я упорно молчал. - Она же вроде того… мысли адаптирует. А вы еще на орбите как начнете что-то себе представлять! А у нас тут как пойдут помехи, как полезет всякая дрянь из песка… Нет, никому ничего не говорят, пока адаптация не начнется.
- А что-нибудь живое? Изначально живое. Прорастало?
Проводник снова сплюнул в пакетик. Помедлил, прежде чем ответить.
- Да есть тут один. Сел в везделет, отправился на делянку. По пути машина сломалась. То ли струнку межпространственную оборвало, то ли еще что. Связь - помехи, как всегда в таких случаях. Ну он по компасу сверился, пошел наугад. Два дня шел. А ведь не остановишься, не отдохнешь. Песок выше щиколоток, полазай так с дюны на дюну!
- И что? Не дошел?
- Свалился уже рядом с базой. Хорошо, сигнал наконец-то взяли, насилу от поверхности оторвали. В больницу, туда-сюда.
- А последствия?..
- Были. Болел он долго. Бредил. Хотели уж на орбиту отсылать. Потом ничего, в себя пришел. Правда, нести иногда начинает какую-то ахинею, но в целом нормальный мужик. Ты скоро сам его увидишь.
- Увижу? В каком смысле?
- В прямом. Он же один из "экспериментаторов". Начальник участка, куда мы летим. Начальник Дальней.