Игорь Минаков, Леся Яровова
Инстинкт наседки
Тонька проснулась затемно, наспех умылась и побежала в ангар, прихватив с вечера заготовленный рюкзак.
Но как ни старалась дочь быть тише мыши, Седов услышал и шлепки босых ног по коридору, и грохот подкованных ботинок в прихожей: слишком беспокоился он о подросшей, но не обретшей осторожности дочери. Росла его марсианка егозой и непоседой, правила тихо презирала, во всем полагаясь на недюжинный свой интеллект. Все они такими были, детишки Марса в первом поколении, сыновья и дочери колонистов, но Седову казалось, что Тонька самая непослушная.
- Мы с малых лет ставили задачу выработать у "марсианских" детей привычку мыслить и действовать самостоятельно, - увещевала встревоженного отца психолог Марина. - Так что же вы хотите от Антонины? Она подросток, ей все интересно. Найдите девочке хобби, незаметно направьте энергию в, так сказать, мирное русло…
Внять совету специалиста Седов внял, а вот воплотить в жизнь не сумел: Тонька в пять лет нашла себе хобби и отступать от выбранной стези не планировала. Упрямая выдалась - вся в мать…
Это плохо - начинать день с мыслей о Лючии. С такими мыслями руки подрагивают и сердце стучит мелко и быстро, и нет сил завтракать, а хочется достать из ящика с носками припрятанную бутылку джина и припасть к горлышку, выжигая горе горькой, как проглоченные слезы, влагой. Седов потряс головой, но поздно: мысли не исчезли, затаились в уголке. Он всерьез подумал, а не позвонить ли Марине, которая без лишних сантиментов вытащила его из посттравматического пике и всегда была готова назначить внеочередной сеанс психотерапии.
"Вам пора самостоятельно справляться с приступами", - вспомнились слова Марины.
Конечно. "Инициатива и самодостаточность" - таков девиз города Мира, первого города под марсианским куполом. Догоним и перегоним!
Иронии Седов обрадовался. Хорошее чувство, позитивное. С ним можно и обойтись без помощи профессионала.
Седов потянулся к пульту и вывел на экран ангар, по которому деловито топала Тонька. Вот ведь егоза! На пескоход, значит, нацелилась. То-то вчера расспрашивала, невзначай карту подсовывала: маршрут строила. Седов, конечно, вида не подал, что разгадал хитрые маневры, но как же страшно было отпускать тринадцатилетнюю дочь в пустыню, в которой так просто и безоговорочно сгинула жена.
Инициативная и самодостаточная, психолог Марина определяла его нынешнее состояние как вариант нормы и советовала подавлять навязчивые проявления и ждать, пока "время вылечит". Выходит, пять лет - недостаточная пилюля для его травмы.
Седов подавил желание немедленно вскочить, заблокировать ангар, броситься бегом по дорожке из красного песка, схватить ребенка за руку, притащить домой, посадить рядом, спасти от всех возможных угроз. Нельзя, так нельзя! Так он сломает дочь, испортит ей жизнь навязчивым контролем, но насколько спокойнее было бы ему!
"Прогноз пыльных бурь…" - бормотало радио, но Седов его не слушал. Не мог. Слишком велико было желание садануть кулаком по гладкой столешнице, разбивая руку в кровь, а стол в щепы, связаться с радиостанцией и проорать изо всех сил: "Да что вы знаете о песчанках!" И плевать на гриф "Секретно" и прочие подписки.
"На самом деле не плевать", - устало подумал Седов и продолжил подавлять инстинкт наседки.
Меры к безопасности он принял: зачет по управлению пескоходом Тонька сдала в одиннадцать, и никого из курсантов не гонял он так придирчиво и яростно. Тряхнул стариной напоследок так, что остальные выпускники с неприкрытым ужасом косились на инструктора в отставке, заставляющего дочь проводить чуть ли не миллиметровые маневры. Зато Тонька выполнила все как ни в чем не бывало, только щеки рдели горделивым румянцем: во дали они с папкой!
Искин пескохода был запрограммирован на пять простых маршрутов с возвратом домой к ужину. Прошивку ей самостоятельно не взломать ("Пока не взломать", - грустно додумал отец), а посторонних на их участок не пропустит УмКа, система "умный купол".
Хорошо бы, конечно, Тоньке приобрести полезную привычку просить разрешения, прежде чем взять пескоход и усвистеть в пустыню, но и так ничего страшного случиться не должно. "Прикатит девочка вечером, голодная и виноватая, зато полная впечатлений", - уговаривал себя Седов и чувствовал, что тревога понемногу отступает.
Вечером он, конечно, поворчит для порядку, но всерьез сердиться на дочь он не умел, и хитрая Тонька хорошо это знала. Тем и пользовалась! Усмехнувшись в усы, отец-наседка, кряхтя, выбрался из спального кокона. Все равно больше не уснуть.
За пять лет Седов привык занимать каждую минуту, чтобы не давать затаившемуся на окраине сознания ужасу прорываться сквозь оборону мелких бытовых дел. Словно пояс астероидов, простые мысли заслоняли его от последнего: "Иди сюда скорее!" - сказанного дрожащим от предвкушения открытия голосом Лючии. Через две минуты семнадцать секунд ее накрыло песчаной волной. Он ринулся на помощь и не успел, иначе быть бы Тоньке сиротой без обоих родителей.
Седов выпил кофе с белковым тостом, проверил увлажнители в грибницах, покормил дрожжи, ласково булькающие в ваннах, добавил света в гидропонной галерее: что-то сельдерей выглядел невеселым. Открытое земледелие на Марсе пока не справлялось с потребностями растущего города Мира, продукты с ферм под куполом по-прежнему ценились горожанами.
Над куполом сияли радуги, и Седов подумал было, что ничего красивее быть не может, но тут же передумал: может. Яблоневый сад под таким разным марсианским небом - вот что прекраснее во сто крат. Правда, до этого пока далеко, саженцы совсем маленькие, и приживается на открытых экспериментальных плантациях каждый пятый. Генетики обещают через год вывести усовершенствованный сорт, а пока можно любоваться переливающимися цветными дугами. "Cielarko", говорят эсперантисты, "небесная арка". В городе Мира широко распространен язык надежды, изобретенный в конце девятнадцатого века. Наверное, потому, что сам Марс был планетой надежды для первых колонистов, да и что там, для всего человечества. Интересно, думал ли Людовик Лазарь Заменгоф, что на его языке будет говорить первый марсианский город?
Обедать Седов не стал, пожевал сухпай на ходу. Зато на ужин заказал любимые дочерью бараньи тефтели и клюквенный кисель. Само собой, никаких баранов на Марсе не было, мясо давно выращивали в чанах. Названия блюд оставались данью традиции: молодое марсианское человечество не спешило рвать связь с земным прошлым.
Кухонный комбайн предложил дополнить меню салатом и яблочной запеканкой. Возражать Седов не стал: давно зарекся спорить с железякой. Самообучающаяся система знает его вкусы и понимает толк в здоровой пище, вот и пусть варганит.
Седов присел на крыльцо, достал из кармана трубку, набил ее имитацией табака со вкусом вишни и с удовольствием затянулся. Фермерские заботы вымотали его, как выматывали каждый день, позволяя смотреть на мир со спокойной отрешенностью давних крестьянских предков. Все чаще он задумывался, стоит ли так уж стремиться обратно в пустынную разведку. Может, отказаться от еженедельной психотерапии, выйти из резерва и просто жить здесь, под маленьким куполом в 50 километрах от города Мира… Седов знал, что не может. Как ни привлекательна была эта мысль, его цель - вернуться и найти подтверждение последним кадрам, которые он видел на мониторе связи с Лючией.
Желтоватое небо постепенно розовело, словно наливалось вишневой влагой, солнце катилось за горизонт, и облака переливались сначала медью, потом серебром. Постепенно красный оттенок растворился в синевато-сером, и солнце спряталось, мигнув напоследок золотым лучом.
Заслышав шум возвращающегося пескохода, умиротворенный Седов с трудом сделал обеспокоенное лицо и приготовился хорошенько отчитать непослушное чадо. Напомнить об ответственности перед родителем за собственную безопасность, например. Об ответственности за свою жизнь и технику. Да мало ли еще видов ответственности? Вот обо всем и напомнить. Оптом.
Чадо между тем не спешило. Да что там у нее? Это же какое терпение нужно на этого ребенка? Седов подавил раздражение и снова набил трубку. Ей же совестно, наверное. Вот и собирается с силами. Придется подождать.
Блудная дочь появилась из-за угла теплицы, преувеличенно бодро насвистывая. Делая вид, что все в порядке - "А что такого?" - Тонька прошествовала по тропинке и присела рядом. Седов многозначительно молчал.
- Пап, ну, это… - поерзала дочь: поняла - от нагоняя не отвертеться.
- Что - это? - приступил строгий отец. - Спросить можно было?
- А ты бы разрешил, да? - вскинулась дочь. - Я просила уже, а ты все: не время да не время.
- Так то когда было? Год назад то было, тогда и было не время!
Седов вдруг понял, что не хочет ругать дочь. Ну, взяла пескоход без спросу, покаталась, и что тут такого? Через пару лет вообще в космошколу улетит, и все. Там не побалуешься, там дисциплина.
- Пап, слушай, а ты мне теперь все разрешаешь? - вкрадчиво поинтересовалась Тонька, безошибочно почувствовав смену родительского настроения.
- Все… то есть как - все? Это ты о чем? - насторожился Седов.
Дочь вздохнула.
- Да так, ничего, пойдем ужинать, а?
Все сильнее подозревая неладное, Седов поднялся с крыльца и подал руку дочери:
- Прошу вас, fraulino!
Тонька рассмеялась, довольная, и церемонно вложила пальцы в широкую папину ладонь.