Бабочка сидела на окне и делала крыльями вот так, как, знаете, всегда делают бабочки - расправляют и снова складывают, словно куда-то медленно летят. Я подошла к окну поближе. Бабочка не улетала. Я сначала хотела постучать по стеклу, а потом вдруг передумала.
Вот смотрите.
Если я сейчас постучу, то бабочка испугается и улетит, так? Так. А как я тогда потом докажу, что я видела именно бабочку? Что я ее не придумала? Вот. Никак.
Я осторожно отошла от окна. Бабочка продолжала шевелить крылышками, но делала это все медленнее и медленнее, словно вот-вот заснет.
Можно было, конечно, позвать взрослых, например папу, - но пока они спросят, зачем, пока поверят, пока придут… бабочка и улететь может. И они мне тогда не поверят и обидятся, что я их просто так вызвала. Еще подумают, что мне скучно и я так с ними поиграть захотела.
Нет.
Мне надо самой поймать бабочку и показать ее им. Тогда мне и верить не надо будет - вот же она, всамделишная марсианская бабочка. А если она улетит… что ж… тогда об этом буду знать только я. Но зато никто не будет мне не верить и смеяться.
Я быстро-быстро сбегала в свою комнату и надела костюм для улицы. Вообще папа строго-настрого запретил мне выходить одной, сказал, что нам тогда сильно от мамы попадет. Но думаю, что когда мама узнает про бабочку, она ругаться не будет.
Главное было - не встретить никого по дороге. А то обязательно бы стали спрашивать - куда я иду, да еще в таком костюме. А потом взяли бы за руку и привели к папе. И никакой бабочки, вот.
Но никого не было. Это и понятно - все или в лаборатории, или на улице работают, по коридорам никто ходить не любит. Потому что коридоры скучные. Ни окон, ни интересных кнопочек, только несколько лампочек, и всё.
Для того чтобы выйти на улицу, нужно нажать три кнопочки и потянуть за рычаг. Папа смеется, что это специально для того, чтобы маленькие девочки одни не гуляли, - но он-то не знает, что можно не тянуть, а просто вот так вот упереться и повиснуть. И тогда дверь откроется. Но, честно говоря, я сама об этом только что узнала.
И знаете, что?
Бабочка ждала меня у выхода на улицу!
И это была именно та самая бабочка, которая сидела на окне! Что я, бабочек не могу различить, что ли?
Она сидела на красном песке - это не настоящий песок, больше похоже на пыль, как из прадедушкиного старого ковра, но тут все называют это "песок" - и продолжала складывать и расправлять крылышки.
А потом вдруг взяла и взлетела.
Пролетела немного и снова села.
Я сделала несколько шагов к ней.
Она сделала вид, что меня не видит.
Но как только мне оставалось до нее еще один шаг, она - оп! - и взлетела.
Да, я поняла! Бабочка со мной играет! Она играет в догонялки! Ну что ж… во дворе я лучше всех играла в них. Никто от меня не уходил. А уж тем более - какая-то бабочка.
Мы играли с бабочкой долго. И вы не подумайте, я смотрела, куда она летит. Если бы она улетела далеко от купола, я бы никуда не побежала за ней. Я же все-таки понимаю, когда совсем-совсем что-то не надо делать.
А потом мы забежали за маленький холмик и вдруг…
…самое больное - когда ударяешься локтем, знаете, когда такие мурашки еще потом по нему бегают? - и еще когда подворачиваешь ногу.
Честно-честно, я аккуратно бежала. Не смотрела, конечно, под ноги - как туда смотреть, когда перед тобой настоящая марсианская бабочка? - но ставила их очень аккуратно.
И вдруг бах - и в ноге очень-очень больно, и я лежу на земле, то есть на Марсе… лежу, в общем. Хорошо, что тут падать не так жестко, как дома, - папа рассказывал, что это потому, что тут что-то с силой и тяжестью другое. Но в ноге больно, как и везде. Очень-очень.
А еще и встать нельзя никак. И из-за холма меня не видно, вот.
И ползти не получается, потому что, как только шевельнешь ногу, так сразу будто тебя кто-то кусает по ней - аж до спины. И в глазах сразу слезы появляются. Вот.
А еще папа говорил мне, что в этих костюмах воздуха на совсем небольшое время. И когда его мало, то загорается красная лампочка. И это тоже вот.
Знаете, когда лежишь на красном песке - не сразу видишь, что красная лампочка уже давным-давно горит.
Бабочка сидела около меня и шевелила крылышками.
Я протянула руку.
Бабочка вздрогнула и не улетела.
Я коснулась ее крылышек.
Я никогда не трогала бабочек. Дома мама запрещала мне это делать, говорила, что я обобью пыльцу с них и бабочка никогда не сможет летать. Наверное, она права. Я видела, как девчонки пытались поймать бабочек. Крылышки потом становились помятыми, в каких-то серых пятнах, - и бабочки не могли взлететь. А потом их ловили мальчишки и отрывали им крылья. Зачем? Почему мальчишки пытаются всегда все сломать? Я спрашивала у папы - и папа ответил, что это называется не сломать, а "посмотреть, что внутри", "исследовать"… но ведь если что-то потом не работает, то это и называется "сломать".
Я очень боялась, что могу сломать эту бабочку.
Но знаете… Она была другая. Она была не такая, как на Земле. Теперь я поняла это совершенно точно.
Крылышки.
У нее были другие крылышки.
Эти крылышки мама бы разрешила трогать. И эти крылышки очень-очень захотели бы оторвать мальчишки. Зато их точно бы не повредили девчонки.
Они были… не могу объяснить… как листы в моем любимом альбоме для рисования. Они вроде и мягкие - и порвать очень сложно. Вот потрогаешь их вот так - жесткие, как железо, а вот эдак - мягкие, как ткань у маминого выходного платья.
Я лежала и гладила крылья бабочки. А она не улетала.
Умереть, оказывается, не страшно.
Это просто очень-очень одиноко.
А потом вдруг появилась большая черная тень и накрыла меня.
И забрала меня в себя.
Вот.
* * *
Теперь я всегда буду чистить зубы, без напоминания. И маме даже не надо будет рассказывать мне сказку про кариозных монстров, которую ей когда-то рассказывал прадедушка, а ее дедушка - Виталий.
Потому что, если не почистишь зубы, во рту будет очень-очень плохо пахнуть.
Я предложила папе почистить динозавтру зубы, предложила, что я сама это сделаю. Папа задумчиво посмотрел на меня и махнул рукой. Я так и не поняла, что это значило - да или нет.
Наверное, все-таки "да".
Ведь обычно "нет" папа говорит четко и даже объясняет, почему нет.
А тут просто махнул.
Наверное, это "да" - только он не знает, как это сделать.
А я знаю. Надо попросить динозавтра лечь на живот и открыть рот. А потом зайти туда - и почистить тряпочкой или даже щеткой. И можно еще между зубами поковырять чем-то острым, вдруг там остатки пищи попали. Динозавтр же не может сам этого сделать, как они не понимают, у него же лапки совсем коротенькие.
Только, наверное, они сами боятся это сделать. Думают, что динозавтр их съест или просто закроет рот и не выпустит. Ну и глупо. Когда динозавтр закрывает рот, он перестает дышать, - а, как и все, долго не дышать он не может. Когда долго не дышишь, очень больно в груди и перед глазами черные точки. Динозавтр умный, он так просто так делать не будет. Только в особых… как говорит дядя Андрей… экст… экстер… экстранных случаях, вот.
Но я это сама сделаю. Мне-то не страшно. И даже привычно.
Вот только надо подождать, когда нога перестанет болеть.
Когда болеешь, вокруг тебя все ходят, ухаживают и дарят что-то интересное. Вот Жорпетрович подарил мне настоящий диктофон. Откуда он у него здесь - не знаю, он сделал таинственное лицо и сказал: "Раньше и за это медали давали". А потом рассмеялся и отдал мне его. Навсегда.
Я теперь в шпиона играю.
Хотите послушать?
Вот смотрите, что я вчера записала.
"- …Паш, а может, вообще ничего не говорить?
- Марине я точно ничего не скажу. И ты, надеюсь, тоже.
- Ну а Сашка-то расскажет… ей-то ты не запретишь.
- Если Сашка расскажет, то уже будем решать по ходу действия. Надеюсь, что у нее куча других впечатлений перебьет этот… эксцесс.
- Ты решил называть это эксцессом?
- А как еще это назвать? Как это назвать, чтобы было верно?
- Ладно, Пашк, ты прав.
- Да и вообще об этом лучше лишний раз не упоминать.
- Решил все-все держать в секрете?
- Видишь ли, Андрей, я смогу объяснить, почему на станции ребенок, - и показать разрешение, я смогу объяснить, откуда у меня на станции тираннозавр, - и тоже показать разрешение, я смогу пожаловаться на то, что трудно уследить за детьми и тираннозаврами… да все, что угодно… даже то, что тираннозавр мутировал, мутировал странно, невозможно, удивительно, каким-то непонятным образом сумев не только выжить на поверхности Марса - но и научившись создавать у себя в пасти кислородный пузырь! И даже придумаю дичайшую версию, зачем ему этот кислородный пузырь! И даже попробую что-то предположить по поводу того, почему эта мутация проявилась так внезапно и сиюминутно - словно он внезапно захотел ее!
- Но…
- Но я никогда никому, и в первую очередь самому себе, не смогу объяснить лишь одного. Лишь одного, Андрей.
- Чего же?
- Почему дружба принимает подчас такие странные формы?"
Это папа и дядя Андрей.
Но я ничегошеньки не понимаю.
Если вы поймете, о чем это они, расскажите мне, пожалуйста. Ну или напишите.
Марс, Купол 113, Саше.
Мне обязательно передадут.
И мы с динозавтром прочитаем.