В Ватикане возникшую проблему разбирали на специальном консилиуме. Наш незаменимый "Давид" получил новое программное обеспечение с огромной базой формул различных препаратов и улучшенных алгоритмов их "печати". После обновления софта устройство намертво "зависло". При перезапуске вместо гула, напоминающего жужжание трудолюбивого улья, под кожухом затрещало, и отсек наполнился вонючим дымом. Брат Томаш, на попечении которого находились оба 3-D принтера, за несколько минут выдернул на голове остатки волос. "Давид" на время выбыл из производственного цикла. К счастью, нам удалось устранить поломку собственными силами: часть необходимых деталей "напечатал" "Голиаф", часть - выпилили из электронной внутренности "Святого Тибальда". "Давид" ожил, но все равно отказывался синтезировать половину препаратов из новой базы, упрямо выдавая сообщение о богомерзкой системной ошибке.
Професс и брат Яков решили оптимизировать рабочее пространство в оранжерее, чтобы обустроить на высвободившейся площади маленький "санаторий". Они собрались разместить бок о бок с моими помидорушками койку, чтобы заходящиеся кашлем и непрерывно харкающие братья могли отдыхать и наслаждаться влажным, насыщенным запахами земных растений воздухом. У меня были припасены возражения на этот счет, но мне велели заткнуться.
К сотому солу стены базилики были практически завершены. Жан Батист занялся монтажом арматурного каркаса конхи - полукупола над будущим алтарем. Пустые проемы стрельчатых окон апсиды ждали витражей, а нам всем в свою очередь не терпелось увидеть, как спелые лучи солнца проникнут сквозь цветные стекла в храм, чтобы осиять алтарное возвышение, а вместе с ним - просторный неф.
Професс Габриель отправил в Рим подробный отчет о проделанной за сто солов работе. Ответ, пришедший из главной курии ордена, привел его в замешательство и изумление. Професс призвал братьев отложить все дела и собраться в трапезной на "Святом Тибальде". Тесные коридоры корабля наполнились кашлем, сопением и шарканьем сапог.
- Генерал Пикколомини прислал сообщение! - объявил професс, когда все девятеро расселись за столом. - Оно касается каждого из нас!
Он дал знак брату Михаилу, и тот включил запись. Под низким подволоком зазвучал голос главы ордена.
- Важные новости, братья! Церковь и Его Святейшество с пристальным вниманием следят за вашими деяниями в Terra Innocentiae. Все, что вы совершаете по воле Божьей, способствует укреплению христианской веры и мира на Земле. Ваша страда и ваша самоотверженность не будут забыты. Братья! На прошедшей кардинальской консистории большинством голосом было решено начать процесс по причислению вас к лику святых. Конгрегация по канонизации пока не сделала официальное заявление. Но когда придет время, оно прозвучит. Братья, весь католический мир молится за вас! Deus autem omnipotens benedicat tibi!
Я почувствовал, что у меня онемело лицо. Остальным тоже было не по себе. Мы превратились в соляные столбы, подобно глупой жене Лота во время его бегства из Содома. Лишь брат Жан Батист исступленно кашлял, прикрыв рот заскорузлой тканью.
- Да как такое может быть?.. - выдавил брат Станислав, промокая широкий лоб пропыленным рукавом рясы.
- Для причисления к лику святых необходимо совершение чуда. - Рациональный ум брата Якова апеллировал к существующему порядку и к фактам. - Двух чудес! Причем - каждому из нас! Быть может, я что-то упустил…
- Кто из нас может быть достоин такой чести? - Брат Томаш глядел на братьев, словно в первый раз их увидел. - Кто? - Вопрос повис в воздухе. - Кто, я вас спрашиваю?
- O, mon Dieu! - Жан Баттист наконец смог прокашляться.
- Я всего лишь костоправ, который немного разбирается и в других направлениях биологии, - сказал Яков. - Ни на что большее, Господи помилуй, я не претендую! Быть может, ты свят, брат Станислав? - обратился он к сидящему напротив схоласту.
Станислав округлил глаза:
- Я? Я дал обет бедности и безбрачия, чтоб избавиться от тяжести грехов прошлого и пройти путь искупления! Когда-то я был молодым и ушлым доктором философии… я пользовался своим положением в университете, я был взяточником и развратником… О какой святости может идти речь?
- А я был солдатом, - сказал брат Томаш. - Я воевал против террористов в составе вооруженных сил Коалиции. Война сделала из меня параноика, и в моем прошлом тоже хватает всякого, о чем я предпочел бы забыть. Может, брат Аллоизий достоин? Ведь он всю жизнь боролся со злом.
- Чтобы бороться со злом, нужно глубоко понимать его суть, - медленно проговорил экзорцист и прикоснулся к обвисшей губе. - Такие знания очень близко подводят к краю бездны.
На несколько секунд воцарилась тишина.
- Похоже, это какая-то ошибка, - сказал Томаш и перекрестился.
- Да ну! Скажешь тоже! - возразил Маттео. - В совете кардиналов, прости господи, не бездари сидят. Они знали, за что голосовали.
Яков неожиданно указал на меня.
- Вот Франциск - достойнейший из нас! - сказал он, и у меня тотчас же запылали уши, будто у неоперившегося новиция. - То, что он делает в оранжерее на скупом марсианском грунте, - настоящее чудо!
Братья повернулись ко мне. А у меня же появилось ощущение, будто я - крайний.
- Я ожидал, что его драгоценные помидоры сожрет местный грибок, - продолжил, распаляясь, Яков. - Или что они не переживут нашествия песчаной мошкары или попросту мутируют… Но все эти напасти обошли оранжерею стороной! Франциск - воистину блаженное дитя Божие!
- Да, - улыбнулся Жан Батист, показав испачканные красным зубы. - Наш Куст - еще тот Овощ!
Маттео и Яков рассмеялись. Професс Габриель прочистил горло и негромко произнес:
- При беатификации и канонизации мучеников никаких чудес не требуется.
Понадобилось еще несколько секунд, чтоб смысл этой фразы дошел до каждого.
- Да и вряд ли нас причислят к лику святых при жизни, - добавил экзорцист. - То ли дело - после. Генерал сказал ясно: конгрегация заявление не сделала, не пришло время. Так что ждите, когда пробьет час.
Жан Батист снова раскашлялся, а Яков глубокомысленно протянул: "М-да…"
Професс хлопнул ладонями по бедрам и, словно желая разрядить обстановку, изрек:
- Поскольку мы все уже здесь, не отобедать ли нам? Это не запах ли свежего шпинатового супа доносится из камбуза?
Тень смерти расправила крылья над Terra Innocentiae, и день стал мрачнее ночи.
Шел сто одиннадцатый сол. Я собирал первый урожай томатов, это был торжественный и очень ответственный момент моей жизни. Я предпочел бы остаться с моими помидорушками тет-а-тет, но на койке в затененном углу лежал Жан Батист и читал, шевеля воспаленными губами, Евангелие. Открытые потолочные форточки мелко вибрировали, отзываясь на прикосновения ветра. Вкрадчиво шептала листва. Я изо всех сил старался не увлечься мысленной беседой с моими зелеными друзьями и не заговорить с ними вслух.
Что-то заставило меня поднять взгляд и посмотреть сквозь стекло в сторону примыкающих к лагерю пустырей и темной громады Отца над ними.
Со скалы, увенчанной крестом, падал человек. Он летел, раскинув руки, словно сам был символом нашей веры, и ветер трепал его рясу. Падение длилось несколько мгновений, я не услышал ни вопля, ни вообще каких-либо звуков громче поскрипывания форточных петель. Я почувствовал, как человек упал. Земля вроде как вздрогнула. Но характер этой дрожи был не физическим, а скорее эмоциональным.
То, что я увидел, не укладывалось в голове. Поэтому еще секунд десять, находясь в ступоре, я механически срывал с веток плоды и бережно складывал в ведерко.
Брат Жан Батист отложил Евангелие, раздвинул ветви Франчески и Анджея, приник к стеклу. На его побелевшем лице выступила обильная испарина.
Ступор отступил, я метнулся к выходу из оранжереи. Ведерко перевернулось, и по дорожке покатились спелые помидоры. Жан Батист, неразборчиво бормоча по-французски, схватил залатанные носки, которые он повесил сушиться на изножье койки, но потом плюнул и запрыгнул в сапоги босиком.
Со стороны лагеря к месту трагедии уже спешили братья Маттео, Томаш, Яков и Аллоизий.
- Позовите професса! - на бегу потребовал Яков. - Позовите кто-нибудь професса!
Но никто не откликнулся на его просьбу, все продолжили движение к Отцу.
- Кто там был? - задыхаясь, спросил Жан Батист.
- Брат Михаил собирался покрасить крест, - проговорил Томаш.
- Брат Михаил? - Жан Батист в ужасе схватился за голову. - Нет, Господи! Пожалуйста, нет!
Когда до места гибели нашего брата осталось метров двадцать, все невольно перешли на шаг и далее двинулись едва ли не крадучись. Дело было не в том, что мы хотели отсрочить встречу с неминуемым или малодушничали. Просто в тот момент у нас опустились руки, а в сердца прокралось отчаяние.
Мы вошли в густую тень. От вершины веяло холодом. По небу ползли тучи, цветом и фактурой похожие на наши кровавые плевки. Новый Марс казался нам как никогда чужим и неприветливым.
Все тяжело дышали, кто-то постоянно кашлял. Жан Батист нервным движением пытался убрать с глаз спутанные волосы, но они снова падали ему на лицо. Экзорцист Аллоизий постоянно озирался и принюхивался, словно ожидал почуять запах серы; его глаза нездорово блестели, а из полуоткрытого рта вырывались слабые то ли вздохи, то ли стоны. Томаш шел практически строевым шагом, видимо, проснулись его солдатские инстинкты. Яков был сосредоточен и одновременно - растрепан, можно было подумать, что он только-только испытал на себе посадочные перегрузки. Маттео чесался, как пес, которого заедают блохи.
- Михаил… - констатировал Томаш и перекрестился.