Дико одетые фигуры растеклись по всей ширине экс-проспекта. Примерно в районе разделительной линии мучали гитару и под исторгаемые ею жалобные звуки тонкими голосами пели нехорошую песню:
- Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и ре-ек,
Я другой такой страны на знаю -
Ты понял? -
Где так вольно дышит человек,
Да-да-да,
Я другой такой страны не знаю,
В натуре, хе-хе,
Где так вольно дышит человек!
Мотивчик был быстрый, простенький, где-то даже приятный, только уж больно наглый.
- Твое растлевающее влияние на местную культуру распространяется, как чума, - сказал Фенрир. - Даже эти хилые цветы грязных тюремных дворов уже орут друг на друга: "Ты понял?"
- Ты что-то сказал? - вдруг справился Горм.
- Да нет, я ничего, - издевательским тоном ответствовал Фенрир.
Горм вроде бы слегка очнулся от воспоминаний. Под нехитрый гитарный перебор уголовники приблизились к нему на три дюжины шагов. В их рядах слышались нестройные и неясные по причине полного неботания Гормом по местной фене предложения.
- Шли бы вы отсюда, - сказал Горм. - Что вам делать в городе - харчей нет, склады пусты, овощебаза взорвана егерями горно-водолазных войск при отступлении для заражения местности. Есть в окрестности дело для настоящих мужчин с большой дороги - казармы и военный городок особого карательского бронедивизиона имени Безымянного героя обороны Санлыка. Там еды полно - надо только прийти и взять. Ясно?
Средняя часть первой цепи уголовных замедлила движение. Волосатый носач с гитарой неестественным фальцетом спросил:
- Дяденька, почем рога брали?
Горм продолжал:
- Если не остановитесь, завтра те из вас, чьей требухой не ужрутся местные глодатели падали, позавидуют тем, кто станет падалью уже сегодня.
Волосатый усатый носач с чем-то вроде тележного колеса на голове и облезлой гитарой в здоровенных темных ручищах снова спросил:
- Дяденька, а на тот столб залезть сможете?
- Горм, мы окружены, - сказала Фуамнах.
Фланги уголовных, не замедлявшие движения, и вправду уже угрожали сомкнуться за спиной Горма.
"Ну что ж, пора всерьез заняться убийством", вспомнил Горм, решив попробовать одну штуку, давеча придуманную им вместе с Кукылином. Выкрутив усилитель звука говорильного устройства на полную мощность, он рявкнул:
- Кругом марш!
От звуковой волны некоторые бандиты попадали, но основная масса продолжала обтекать Горма. Кривоногий носатый усач в остатках комбинезона химзащиты, размазывая текшую из уха кровь по щетинистой серой щеке, тоненьким голоском спросил:
- Дяденька, за что?
- Не строй убогого, здесь не подают, - сказал Горм, протягивая руки за ракетными пистолетами.
- Да мой убогий тебе в рот не влезет, а если влезет, у тебя череп треснет, киса рогатая! Мочи его! - и носатый метнул Горму в лицо что-то вроде криво заточенного на конце напильника. Так как обе Гормовы руки были отведены назад, Горм принял напильник на рогатый обруч.
- Собачки, фас!
Ракетные пистолеты наконец привычно затряслись в руках. Взмывая над шквалом летевших в направлении его головы предметов, Горм ударом ноги надолго отбил волосатому охоту к разговорам и навсегда - некоторые другие части.
Могучим толстым орлом парить над обезумевшей толпой, то припекая одного мерзавца струей плазмы, то давая другому доброго пинка с лету под ребра, было совершенно необременительно. Собаки тоже, судя по доносившимся там и тут воплям ужаса, не подавляли в себе звериные инстинкты. Однако вскоре Горм заметил, что улица, за исключением трех-четырех дюжин покалеченных и дюжин пяти в панике носящихся колбасой бандитов, двух собак и одного истинного потомка конунгов, пуста.
Поднявшись повыше, он увидел еще одну небольшую группку уголовных, сворачивавшую с улицы в подворотню. Бандиты вторглись в город.
* * *
Соединенный девятью массивными трубами, скрывавшими коммуникационные тяги, с одной из многочисленных сигналораспределительных подстанций Щелковава, рабочий терминал, у которого висели Клюп и Почтат Елеграф, удобно располагался в удаленной от всех основных служб "Крюха Прародителя" пещерке, затерянной среди чудовищных складских помещений, заполненных ящиками с неведомыми припасами и оборудованием.
Склады пользовались славой гиблого места. Среди бесконечных штабелей запросто можно было заблудиться и проплутать до полного истощения сил и смерти, не встретив ни одной живой души. Тем не менее, неоднократно предпринимавшиеся птицами попытки использовать щели между ящиками поближе к выходу для доведения свежей пищи до деликатесного состояния неизбежно оканчивались провалом - пища исчезала бесследно. Ходили слухи о гадких ползающих и летающих животных, скрытно плодившихся в вентиляционных колодцах, о внезапных подвижках и обвалах ящиков, о пропавших без вести кладовщиках и о тайных кладках неизвестно чьих мешков, закрывавшихся не на молнию, а на пуговицы.
Рассказывали и про жуткие предметы, порой находившиеся в рассохшихся от долгого хранения ящиках и коробках. Один из родичей Клюпа в молодости приволок со склада коробку, под крышкой которой была выемка по форме клешни. У другого родича хватило ума сунуть в эту выемку свою клешню и закрыть коробку. Он очень громко кричал, когда спрятанный в коробке механизм вырвал ему один за другим все три когтя из клешни.
Знающие птицы поговаривали, что кладовщики Почтат Елеграф и Почтат Елефон совершенно спятили от своей работы. Находились серьезные и неудобосказуемые аргументы в пользу этой гипотезы, но Клюп в главном для себя находил суждение кладовщиков здравым - они панически боялись покидать узкие складские проемы и, когда подошла их очередь в переселенческий челнок, удрали и прятались в только им известных закоулках складов, пока челнок не отбыл. Елеграф даже толком не умел летать - настолько привычнее ему было лазить по стеллажам, цепляясь когтями. Этот хот действительно был немного не в порядке. Смотря на то, как Клюп вкручивал в терминал команды, он страшно косил всеми тремя глазами, ритмично раскачивал потюх, через каждые три толчка переворачиваясь, непрерывно чесался, мерзко хихикал и бормотал:
- И как я?… Как как, да никак! Пока как-то так… Но как это я так? Все не так, нет, все не так…
Монолог Елеграфа стал Клюпу настолько не по нутру, что он решил заговорить сам:
- Похоже, Тудыть кое-что пронюхал…
- Он что-то пронюхал? Ничего, мы заткнем ему нос, самое время! Елефон!
В пещерку протиснулся огромный, болезненно жирный насолот с крошечными глазками и бессмысленно распахнутой пастью.
- Ты знаешь, кто такой Тудыть? Помнишь, я тебе показывал?
В глазках насолота слабо забрезжил и вмиг погас огонек придурочной мысли, из пасти потекли густые слюни.
- Лети до штабеля с плюшевыми знаменами, за ним сверни к стене, отодвинь ящик, помеченный краской - понял? - за ним будет дверца. Никто про нее не знает, хе-хе, никто не знает, где выход на склады из капитанского хода, потому, что капитан не бывает на складах, хе-хе-хе, ему не до складов, хе-хе-хе-хе! - Елеграф завертелся вокруг потюха, истерически хихикая. Через восемь с половиной оборотов ему удалось восстановить контроль над речью:
- Открой дверцу и жди. Когда под тобой пролетит Тудыть, можешь попробовать его мозги. Это очень вкусно, и я разрешаю тебе попробовать! Стена за штабелем с плюшевыми знаменами, ящик, помеченный краской! Лети, пока я снова не запретил! Хорошая птичка!
Насолот радостно забулькал и задом вылез из пещерки. Решив, что лучше закончить работу до его возвращения, Клюп налег на рукоятку отладчика.
Через некоторое время он увлекся работой настолько, что забубнил дуэтом с Елеграфом:
- Привинтим сюда синенький условный переход, этот вал вообще выкинем, а здесь поднимем зеленый флаг. Попеньку хвалился, что выгрузит любой резидент. Ничего, после дневного сна наша очередь проводить рутинный осмотр Щелковава, не Попеньку ведь, а осмотрим, так пусть выгружает!
С мерзейшим хихиканьем, затмившим даже Елеграфово, Клюп подцепил когтем крючок загрузки. Завертелся маховик, и загрузчик сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее понес сегментированное тело программы к воротам центрального процессора Щелковава.
* * *