- Они напали на женщин, - ответил Парменион. - Мы пришли на помощь.
- Почему? - повторил монстр, и Парменион поднял взгляд на раскачивающуюся палицу у себя над головой.
- Македоны - наши враги, - сказал он, стараясь не смотреть на грозное оружие.
- Все… Люди… наши… враги, - ответил циклоп. Львиноголовый монстр справа подскочил к мертвому солдату, оторвал от него руку и начал ее пережевывать. Но его глаза при этом не отрываясь смотрели на Пармениона. Слева подошел минотавр, опустил рогатую голову, чтобы посмотреть Спартанцу в лицо. Его голос зазвучал шепотом, к удивлению Пармениона, тон был спокоен и вежлив. - Скажи, воин, почему мы не должны тебя убивать.
- Скажи сначала, почему должны? - отозвался Парменион.
Минотавр сел на траву, приглашая Спартанца сделать то же самое. - Ваша раса повсюду истребляет нас. И нет страны - кроме одной единственной - где мы были бы в безопасности от Человека. Раньше эта земля была нашей, теперь же мы прячемся по лесам и рощам. Скоро совсем не останется Старших рас; сыны и дочери Титанов исчезнут навсегда. Почему я должен тебя убить? Да потому, что даже если ты добр и отважен, твои сыны и сыновья твоих сынов будут охотиться на моих сынов, и на их сыновей. Ты получил ответ?
- Ответ хорош, - признал Парменион. - Но не без изъяна. Убьешь меня - и у моих сыновей появится причина возненавидеть тебя, и одно только это осуществит все твои опасения. Но если станем друзьями, то мои сыновья будут знать тебя и относиться по-доброму.
- Когда это хоть раз оказывалось правдой? - спросил минотавр.
- Я не знаю. Могу говорить только за себя. Но мне кажется, что если наградой за спасение будет казнь, то вы не очень-то и отличаетесь от македонов. Ведь сын Титанов наверняка способен и на большее великодушие, нет?
- Хорошо говоришь. И мне нравится бесстрашие в твоих глазах. Сражаешься тоже хорошо. Меня зовут Бронт. А это мои братья, Стероп и Арг.
- А я - Парменион. Это мой… спутник, Аттал.
- Мы вас не убьем, - сказал Бронт. - Не в этот раз. Мы даруем вам жизнь. Но если когда-нибудь снова окажетесь в нашем лесу, то поплатитесь жизнями уже наверняка. - Минотавр поднялся на ноги и начал удаляться.
- Погоди! - крикнул Парменион. - Мы ищем ребенка из своей страны, который был похищен Царем Македонов. Поможешь нам?
Минотавр вскинул свою огромную бычью голову. - Македоны гнались за одним кентавром два дня тому назад. Говорят, кентавр нес на себе ребенка с золотыми волосами. Они бежали на юг, к Лесу Кентавров. Вот всё, что я знаю. Лес - запретное место для всех Людей, кроме Хирона. Конелюди не пропустят вас. И не станут с вами говорить. Приветствием будет стрела в сердце или в глаз. Я предупредил!
***
Аттал впечатал кулак Пармениону в челюсть, сбивая его с ног. Парменион тяжело упал на землю, но тут же перекатился на спину, глядя снизу вверх на разъяренного македонянина, склонившегося над ним с сжатыми кулаками, кровь все еще сочилась из глубокого пореза на его щеке.
- Сердобольный ты сукин сын! - процедил Аттал. - О чем ты думал, во имя Аида? Десять человек! Геракл свидетель, мы бы погибли как пить дать.
Парменион привстал, потер подбородок, затем поднялся на ноги. - Я не подумал, - признался он.
- Отлично! - огрызнулся Аттал. - Но я не желаю, чтобы на моем надгробии красовалась надпись: "Аттал сложил голову потому, что великий стратег не подумал."
- Такого больше не произойдет, - пообещал Спартанец, но мечник этим не удовлетворился.
- Я должен знать, почему это произошло сейчас. Я хочу знать, почему Первый Военачальник Македонии бросился сломя голову на помощь незнакомым ему женщинам. Ты был при Метоне, при Амфиполе и еще во многих городах, которые брала наша армия. И я что-то не видел, как ты бежишь по улицам, спасая женщин и детей. Здесь что-то иначе?
- Нет, - отвечал Спартанец. - Но ты не прав. Я никогда не был в этих городах, когда там творились убийства, грабежи и насилия. Я всегда управляю атакой, но когда стены падут - моя работа закончена. Я не ищу повода снять с себя ответственность за хаос, который за этим неизменно следует, но он никогда не творился от моего имени, и я в нем никогда не принимал участие. Что же до моих сегодняшних действий, то я не вижу себе оправдания. Мы здесь для того, чтобы спасти Александра - а я подверг миссию риску провала. Но я сказал, что такого больше не произойдет. И больше мне сказать нечего.
- Что ж, а у меня есть, что сказать - когда в следующий раз надумаешь свалять романтичного дурака, не жди от меня помощи.
- Вообще-то, я и в этот раз ее не ждал, - сказал Парменион, и его лицо посуровело, а взгляд устремился мечнику в глаза. - И знай, Аттал - если еще раз ударишь меня, я тебя убью.
- Во сне мечтай, - отозвался мечник. - Никогда не наступит тот день, когда ты превзойдешь меня на мечах или на копьях.
Парменион собрался было ответить, но тут увидел, как несколько женщин, пересекая поляну, направились к ним. Первая из них низко склонилась перед воинами, затем подняла взор со скромной улыбкой. Она была золотоволоса и стройна, с фиолетовыми глазами и лицом необычайной красоты.
- Благодарим вас, господа, за вашу помощь, - сказала она ласковым и переливчатым, почти что музыкальным голосом.
- Мы польщены, - ответил Аттал. - Но какой мужчина поступил бы иначе?
- Ты ранен, - молвила она и подошла, вытянув руку, чтобы коснуться его лица. - Ты должен дать нам залечить твои раны. У нас есть лекарственные травы, мази и порошки.
Не обращая внимания на Пармениона, женщины обступили Аттала, подвели к поваленному дереву и сели рядом с ним. Молодая девушка в голубом платье присела к мечнику на колени, взяла широкий зеленый лист и приложила к ране у него на щеке. Когда она убрала лист, порез исчез, словно его и не было. Другая женщина повторилапохожий маневр с порезом на его левом предплечье.
У кромки леса снова показался сатир и подскакал к Пармениону с кубком вина в руках. Спартанец поблагодарил его и сел выпить. Натянуто улыбнувшись, сатир ушел.
Попытка спасти женщин была в точности такой, как ее охарактеризовал Аттал: романтической, глупой и, принимая во внимание очевидное, самоубийственной, так что настроение Пармениона было хуже некуда, когда он сидел с вином поодаль от остальной группы. Прокручивая свои действия в голове, он вспомнил тихое удовольствие от созерцания этих женщин и внезапно вспыхнувший в нем гнев, когда услышал их вопли. Картины впечатывались в его сознание, словно распахнулось окно в потаенные закоулки его души, и он вновь увидел детей Метоны, небрежно сваленных друг на друга в огромный курган из мертвецов.
Город был обречен на уничтожение, и Парменион скакал через него, видя его опустошение. Он остановился на квадратной торговой площади, где снаряжались повозки для вывоза тел.
Никанор подъехал к нему. Обернувшись к белокурому воину, Парменион задал простой вопрос:
- Зачем?
- Что "зачем", друг мой? - отозвался Никанор, озадаченный вопросом.
- Дети. Зачем их убили?
Никанор пожал плечами. - Женщин отправят на невольничьи рынки Азии, мужчин - в Пелагонию, строить там новые крепости. За маленьких детей уже ничего не заплатят.
- И это ответ? - прошептал генерал. - Ничего не заплатят?
- А какой еще может быть ответ? - отозвался воитель.
Парменион выехал из города, не бросив ни взгляда назад, обещая себе никогда больше не смотреть на плоды таких побед. Теперь, в этом зачарованном лесу, к нему вдруг пришло и ударило с невероятной силой понимание, что он - трус. Будучи генералом, он запускал в движение события, которые приводили к ужасным последствиям, и верил, что не принимая участия в этом торжестве жестокости, он каким-то образом снимал с себя ответственность.
Глотнув вина, он осознал, что тяжесть этой горечи не вынести, и слезы потекли по щекам, а всё самоуважение вылетело из него в единый миг.
Он не понял, когда заснул, но пробудился на мягкой постели в комнате со стенами из переплетенных лоз и с потолком из листьев.
Чувствуя себя отдохнувшим и свободным от невзгод, с легким сердцем, он откинул покрывала и свесил ноги с кровати. Пол был устлан ковром из мха, он был мягким и пружинил под ногой, когда Парменион встал с кровати. В стенах из лозы не было двери, и он подошел и раздвинул висячую стену руками в стороны. Тут же в глаза ударил солнечный свет, едва не ослепив его, и он вышел в просторный двор, огражденный дубами. На миг он замер, пока его глаза привыкали к яркому свету, услышал звук падающей воды, обернулся и увидел водопад, ниспадающий с белого мрамора в бассейн, у которого сидела компания женщин. Еще несколько девушек купались в кристально-прозрачной воде, смеялись и плескались друг в друга брызгами, образуя маленькие радуги.
Когда Парменион подошел к ним, высокая фигура показалась справа, и он увидел минотавра, Бронта. Существо чинно поклонилось, его огромная бычья голова качнулась вниз и вверх.
- Добро пожаловать в мой дом, - сказал он.
- Как я сюда попал?
- Я принес тебя.
- Зачем?
- Ты выпил вина, Человек. Оно тебя усыпило и даровало сновидения. Потом появились еще македоны, и тогда Госпожа велела мне тебя отнести.
- Где Аттал?
- Твой спутник пока спит - и проспит еще долго. Идем, Госпожа ждет. - Минотавр зашагал вперед, мимо водопада, свернул направо, прошел через деревья и наконец вышел к другой стене из лоз. Две женщины встали перед ними, раздвинули лозы, пропуская минотавра внутрь. Парменион прошел за ним и оказался в растительном зале с кипарисами вместо колонн и цветочным потолком. Тут порхали разные птицы, то ныряя, то взмывая вверх, к разноцветным бутонам.