Внезапно Александр вскрикнул и упал вперед, соскользнув руками с подоконника. Рука Лолона бесконтрольно взметнулась, схватив принца за ногу и втягивая его обратно. Ужасная, душераздирающая боль прошла сквозь раба, и он замер, схватившись за грудь. Приступ превратился в огненный шар в сердце, и он опустился на колени, хватая ртом воздух.
- Прости! Прости! Прости! - твердил Александр, позабыв о звездах. Лолона свела судорога, и он свалился на пол лицом вниз. - Я кого-нибудь позову, - крикнул принц, подбежал к двери и распахнул ее. Но за ней не оказалось ни коридора, ни каменных стен, ни знакомых занавесок. Дверь распахнулась в зияющую дыру ночи, огромную, темную и непроницаемую. Мальчик пошатнулся у края пропасти, равновесие предавало его. С последним отчаянным криком он стал падать, переворачиваясь в полете среди звезд.
Голоса кричали ему в след, пока он мчался по небу, и он услышал победоносный крик жреца: - Он идет! Золотое Дитя идет!
Александр закричал, и вновь увидел перед собой лицо того мужчины, который выглядел в точности как его отец - злорадная усмешка играет на бородатом лице, золотой глаз сияет как огненный шар.
Храм, Малая Азия
Сердце человека было слабым, клапаны - жесткими и негибкими. Его легкие стали огромными, распирая грудную клетку, и он мог пройти лишь несколько шагов, пока приступ не заставит его снова лечь. Дерая села у его ложа, положила руку ему на грудь и посмотрела в усталые глаза.
- Я ничем не смогу помочь тебе, - грустно сказала она, видя, как тает свет надежды в этом взгляде.
- Просто… дай мне… еще несколько дней, - взмолился он слабым голосом.
- Даже этого не смогу, - произнесла она, взяв его за руку.
Рядом с постелью больного заплакала его жена. - Так… значит… скоро? - прошептал он.
Дерая кивнула, и его голова упала на подушку.
- Помоги ему пожалуйста! - молила рыдающая женщина, бросившись на колени перед Целительницей.
Мужчина на кровати вдруг напрягся, лицо его помрачнело. Он открыл рот, но ни слова не произнес, издав только длинный, прерывистый вздох. - Нет! - вскричала женщина. - Нет!
Дерая встала на ноги и медленно вышла из алтарной комнаты, отмахнувшись от слуг, которые двинулись было помочь ей. В коридорах было холодно, и она дрожала, пока шла в свои покои.
Мужчина заступил ей дорогу. - Они его взяли, - произнес Аристотель.
Дерая прикрыла глаза. - Я устала. От меня тебе не будет толка. Уходи. - Оттолкнув его, она понесла свое бренное тело дальше. За ее спиной Аристотель погрузил руку в мешочек у себя на поясе и достал оттуда золотой самородок.
Дерая шла, не в состоянии забыть купца, смерть которого она так и не сумела предотвратить. Она сделала глубокий вдох. Приятно было ощутить воздух в легких, освежающий и бодрящий. Как странно, подумала она, когда ее беспокойство прошло. Она почувствовала себя лучше, чем когда-либо за последние годы, и вспомнила, как прохладно было в море, как хорошо было бежать на пляж и бросаться в кристально-чистые волны, чувствуя солнечное тепло на своей спине.
Она вдруг рассмеялась. Слишком много времени прошло с тех пор, как она в последний раз покидала храм, чтобы пройти по скалистой тропе. И она была голодна. Как волк!
Распахнув дверь в свою комнату, она подошла к окну. Как чист воздух, подумала она, глядя в сторону моря. Белые чайки кружили над утесами, и ей было видно, как каждая птица отмахивается крыльями и парит по небу. Даже очертания облаков были четче, чем обычно. И тут она поняла, что совсем не использует глаза своего духа. Она исцелилась от слепоты. Бросив взгляд вниз, она посмотрела на свои руки. Кожа была гладкой и свежей. В ней вспыхнул гнев, и она вскинулась, увидев мага, который молча стоял теперь в дверном проеме.
- Как ты посмел! - взорвалась она. - Как ты посмел сделать это со мной!
- Ты нужна мне, - ответил он, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. - И что такого страшного в молодости, Дерая? Что тебя тревожит?
- Ничего! - разбушевалась она, - кроме страданий, которых мне не вылечить. Ты видел человека, которого они ко мне привели? Он был богачом; добрым, заботливым. Но сердце у него было больное, настолько тяжело, что мне не под силу было его исцелить. Вот чего я боюсь - долго жить и видеть еще тысячи таких же, как он. Думаешь, я хочу помолодеть? Зачем? С какой целью? Всё, о чем я мечтала, было отнято у меня. Зачем мне жить еще так долго?
Аристотель прошел дальше внутрь комнаты, в лице отражалась печаль.
- Если захочешь, я верну твое тело к прежней… славе? Но сначала - ты поможешь мне? Ты поддержишь Пармениона?
Дерая встала перед зеркалом и посмотрела на свое молодое отражение. Сделала глубокий вдох и кивнула. - Я пойду с тобой. Но прежде измени мое лицо. Он не должен меня узнать - понимаешь?
- Всё будет, как ты скажешь, - пообещал маг.
***
- Думаю, что опрометчиво было казнить стражников, - сказал Парменион, с трудом подавляя свое раздражение.
- А что бы ты сделал, Спартанец? - спросил Аттал. - Наградил бы их что ли?
Парменион отвернулся от него и быстро прошел к Царю, который сгорбившись сидел на троне с серым от пережитого горя лицом и потускневшим взором. Все два дня с момента пропажи принца он не спал. Три тысячи гвардейцев прочесывали весь город, каждый дом от чердака до подвала. Всадники разъехались по стране в поисках вестей о тех, кто путешествует с ребенком или детьми.
Но Александра и след простыл.
- Государь, - обратился к нему Парменион.
- Что? - Царь поднял взгляд.
- Часовые, которых казнили. Они что-нибудь сказали?
Филипп пожал плечами. - Они говорили какую-то чепуху, невероятную ложь. Я даже вспомнить не могу. Что-то там о звездах… Расскажи ему, Аттал.
- Для чего, государь? Это не приблизит нас к возвращению принца. Его спрятали где-то с целью получения выкупа; кто-то свяжется с нами.
- Всё равно расскажи ему, - велел Филипп.
- Они говорили, будто бы коридор исчез и мощный ветер сдул их с ног. Всё, что они якобы видели - это только звезды, да слышали, как принц кричит как будто издалека. Оба клялись в этом; как лунатики.
- Возможно и так, Аттал, - тихо проговорил Парменион, - но если бы на кону была твоя жизнь, стал бы ты выдумывать такую нелепую ложь?
- Конечно нет. Думаешь, они правду сказали? - Аттал усмехнулся и покачал головой.
- Я не имею представления, где тут правда… пока что. Однако стража ворот сообщает, что никто не проходил мимо них. Часовые на внешних стенах не докладывали о криках или воплях. Но принц исчез. Ты опознал труп?
- Нет, - ответил Аттал. - Он разложился почти что в прах.
- Проверили рабов, кто из них отсутствует в доме?
- С чего ты решил, что это был раб? - спросил Филипп.
- Всё, что от него осталось, это туника. Это была дешевая ткань - слуга и тот бы оделся получше.
- Дельное замечание, - сказал Царь. - Проверь это, Аттал. Немедля! - добавил он, когда воин попытался заговорить. Аттал, с побагровевшим лицом, поклонился и вышел из тронного зала.
- Мы должны отыскать его, - сказал Филипп Пармениону. - Должны.
- Найдем, государь. Я не верю, что он погиб. Если это было причиной исчезновения, то мы бы уже нашли его тело.
Филипп поднял взгляд, его единственный зеленый глаз сверкнул диким светом. - Когда я найду тех, кто за это в ответе, они будут страдать так, как еще никто на свете не страдал. Я уничтожу их - и их семьи, и их город. Люди будут говорить об этом тысячи лет. Клянусь.
- Давай прежде найдем ребенка, - проговорил Парменион.
Царь, похоже, его не услышал. Почесывая слепой глаз, он поднялся с трона со сжатыми до побелевших костяшек кулаками. - Как это могло случиться? - процедил он. - Со мной? С Филиппом? - Парменион хранил молчание, надеясь, что убийственный гнев скоро пройдет. В этом состоянии Филипп был всегда непредсказуем. Спартанец не рассказал ему о персе, Парзаламисе, и заставил Мотака поклясться в сохранении тайны. Не важно, что думал Филипп, Парменион знал, что македоняне еще не готовы к войне с Персидской империей. Труп Парзаламиса тайно закопали в имении, и, хотя убийства трех головорезов не удалось скрыть от Царя, никто не знал, откуда они прибыли и кто их подослал.
Рана в бедре Пармениона зудела, пока он стоял и молча наблюдал за Царем, и он тщетно пытался почесать ее через льняную повязку. Филипп заметил это движение - и усмехнулся.
- Хорошая работа, Спартанец, - произнес он, и напряжение сошло с его лица. - Убить троих - это подвиг, вне всяких сомнений. Но сколько раз я советовал тебе поставить стражу в своем имении?
- Много раз, государь, и отныне я последую твоему совету.
Филипп снова расположился на троне. - Хвала богам, Олимпиады здесь нет. И я молю Зевса, чтобы мы разыскали ребенка прежде, чем весть достигнет Эпира. Не то она явится сюда как взбешенная Гарпия, грозя вырвать мне сердце голыми руками.
- Мы его найдем, - пообещал Парменион, добавив в свой голос уверенности, которой сам отнюдь не испытывал.
- Мне не стоило убивать часовых, - сказал Филипп. - Это было глупо. Думаешь, в этом было замешано чародейство?