Он обложил всех "трудящихся" непомерными налогами и безжалостно подавлял любые народные бунты, возникающие из-за голода и нищеты. Однако он же дал крестьянам возможность выкупить себе личную свободу, хотя и за огромные – разумеется, для крестьянства! – деньги. Для короля признать за крестьянством даже возможность быть свободным – уже, по её мнению – первый шаг к демократии, пусть и навязываемой сверху. С другой стороны, что свободные, что нет – работали и платили налоги…
Жена Филиппа, королева Жанна, принесла ему, помимо королевства Наваррского в приданном, трёх сыновей и дочку-красавицу. Можно было не сомневаться, что этой дочкой король воспользуется грамотно. В смысле, для пользы государства. Воевать он тоже не стеснялся. Так что границы Франции были расширены и укреплены.
Похоже, больше из принципиальных соображений, Филипп регулярно воевал и с пресловутой Фландрией. И хотя реальных доходов с этого пока не имелось, престиж страны укреплялся, и в Европе, пожалуй, сейчас сильнее Франции, страны не было.
Всячески король поощрял и торговлю, этот суперисточник прибыли страны. Привлечённые разными льготами и заманчивыми обещаниями и гарантиями свободного ведения любых дел, крупнейшие итальянские торгово-ссудные конторы спешили открыть во Франции свои филиалы. Их хозяева – так называемые ломбардцы – прочно обосновались здесь, и глубоко запустили свои золотые сети в хозяйственный механизм страны. Приток денег, которыми они ссужали дворянство и даже центральную власть, реально делал Францию и её жителей богаче – пусть даже и в долг. Ну вот и зачатки кредитно-банковской системы…
Процветало рыцарство – Катарина не без удивления узнала, что ещё проводятся крестовые походы: настоящие, а не пропагандистские – эти прикрытые красивыми словами и высокими идеалами чисто грабительские набеги на богатые восточные страны. Так, последний, состоявшийся всего несколько лет назад, принёс небезызвестным рыцарям-тамплиерам сказочную добычу, а казна ордена хранилась тоже во Франции. Этот огромный даже по теперешним меркам "золотой запас" надёжно покоился в кладовых мрачной громады здания ордена, дворца Тампля, прямо в центре Парижа. Разумеется, такая финансовая подстраховка и такой контингент кадровых военных ни одному государству повредить не могут – враги поостерегутся от провокаций и конфликтов.
Но всё же главное достижение короля, конечно, состояло в том, что он жестокой и твёрдой рукой обуздал, наконец, произвол мелких феодалов: любые междуусобные войны и разборки подавлялись безжалостно и неотвратимо. Законы и налоги устанавливались едиными для всех. Государство из рыхлой каши, в которую оно "растеклось" после кончины небезызвестной исторической личности Карла Великого, за несколько лет превратилось в единый могучий монолит, способный справиться с любым внешним и внутренним врагом.
Вот и верь после этого бреду, который она учила в школе, о том, что, дескать, всем историческим процессом управляют народные массы… Ни фига они за предыдущие двести лет не управляли, пока не пришёл сильный и амбициозный руководитель, который всё сделал, как хотел, и чихать хотел на "социальные" процессы и народные протесты.
И ещё поневоле вспомнился великий и "нерушимый" Советский Союз: пока все были вместе, никакой внешний враг ничего не мог сделать. А стоило прийти к власти только одному безвольному болтуну… Который вместо решительных действий по обузданию центробежных поползновений всё создавал "Комиссии"…
Проехали. Время собирать камни, и время разбрасывать камни. Каждый забрал свой маленький камушек, и думал, что – вот, сейчас, он из него кашу-то сварит… Сварил? Возможно, так и будет, но ценой каких жертв и страданий опять-таки – кого?
Тех самых народных масс.
Впрочем, эк, куда её завело…
Она, тряхнув в очередной раз гривой (своей, а не коня), задала очередной вопрос.
В Италии происходило почти то же, что и в Австрии и Германии: не существовало единой центральной власти, как при римлянах, а был непрочный союз отдельных независимых провинций, или, скорее, городов, которые постоянно грызлись между собой в нескончаемой гражданской войне. И часто по пустяковому поводу. Но чаще – из-за торговых прибылей, путей, и преимуществ.
Катарина удивлялась, как же таким государствам удавалось как-то существовать, и сохранять хотя бы видимость единой страны! Татар бы сюда – они бы поживились от души: пограбить в "солнечной" было чего.
В принципе, Филипп четвёртый как раз и воспользовался такой слабостью, и отсутствием единой, или хотя бы согласованной политики, и захватил под свой контроль мощнейший религиозный инструмент: резиденция римских Пап теперь была в Авиньоне.
Такого исторического момента Катарина не помнила, но он только лишний раз подтвердил силу и прозорливость французского короля. Переоценить влияние религии на средневековое общество было невозможно – поэтому авторитет короля поднялся до небес!
Однако, похоже, раз она такого момента не запомнила – он будет краткосрочным. Скорее всего всё вернётся на круги своя когда на троне окажется очередной самовлюблённый слабак-сибарит…
Многие факты, конечно, были известны Катарине и до встречи с "информационно подкованным" виконтом, но её больше интересовала его оценка тех или иных событий – комментарий специалиста, так сказать.
А в том, что он – специалист, сомнения не было. И ещё какой обаятельный специалист. Если бы не обострённое чувство опасности и кое-какой опыт, она полностью поддалась бы его неповторимому шарму и гипнозу беседы – недаром же говорится, что женщины любят ушами… Сердцеед он точно был профессиональный. Как бы со стороны она следила за его изощрённой, действующей незаметно, исподволь, тактикой обольщения. Но не сопротивлялась, а подыгрывала – пусть считает, что она очарована!.. Это было тем более легко, что она, и вправду, была очарована.
В интересном разговоре время прошло незаметно, останавливались только один раз – у ручья, где Катарина с Марией сделали, что было возможно, с испачканным платьем, и вымылись частично сами. С учётом поведения "настоящей" дворянки на это ушёл час. Но результат оказался удовлетворительным: теперь встречные крестьяне не пялились на неё с испуганным видом. Хотя, честно говоря, по этим дорогам их ходило немного.
Ещё часа через полтора они остановились на ужин и ночлег в более-менее приличной на вид гостинице-харчевне. Она обнаружила, что сильно проголодалась – стресс отнял много энергии.
Оставив Пьера заниматься всеми лошадьми, они с Марией, извинившись, ушли переодеваться в снятые комнаты. Виконт, как знаток местной кухни, вызвался заказать ужин и подобрать вино получше.
В комнате, едва закрылась дверь, Мария поразила её:
– Умоляю вас сударыня, будьте поосторожней с этим типом! Никакой он не виконт! – глаза няни лихорадочно горели. Видать, слишком долго пришлось сдерживать накопившееся, – Уж повидала я на своём веку виконтов! Все они ему и в подмётки не годятся – у этого и выправка, и осанка, и одежда, и конь: словом, ставлю два золотых против денье, что он по-меньшей мере маркиз! А уж как медоточиво разговаривает!.. Такой весь коварно-любезный, ну прямо как патока… Наверняка королевский шпион… Или подсадная утка его Высокопреосвященства!
– Это он только тебе таким показался, или и Пьер так считает? – Катарина, как раз вылезавшая из платья, приостановилась, и пытливо посмотрела через плечо на помогавшую ей няню.
– Нет, Пьер считает по-другому.
– А-а, ну, слава Богу, а то уж я было подумала, что вы оба просто ревнуете. Так что же считает Пьер?
– Пьер считает, что этот тип – наёмный убийца, посланный за вами.
Катарина так и застыла с юбкой, накрывшей голову. Затем всё же быстро сняла её, чтобы спросить, понизив невольно голос:
– Почему?..
– Он попросил рассказать вам сразу, как останемся наедине. А он пока будет потихоньку приглядывать за этим… Виконтом. Так вот, что было: когда этот нежданный… Спаситель… Рубанул по голове атамана, парень с кинжалом в руке, который ваша милость так нелюбезно воткнули в него, стоял близко к Пьеру. И Пьер увидел, что он… Ну, как бы жутко удивился – не тем, что он появился, нет, тут он не удивился совсем, а тем, что он, вроде, как выступил на нашей стороне!
Словом, не умею я объяснить – Пьер сказал, что вроде бы, по его мнению, этот… виконт кажется, знал, что здесь они на нас нападут, а он… ну, Пьер – думает, что он их и нанял!
Так вот – когда, как я вашей милости говорила, он рубанул по голове этому… Тот, с кинжалом-то в руке, потом, так удивлённо сказал: "Вот подлец!" А затем тише вроде добавил: "Предатель…". Но за это Пьер не поручится, а за подлеца – вот вам крест! Уж в немецких-то ругательствах он толк знает! Да вы и сами рассудите – с чего бы это бандитам нападать среди бела дня?
А он – он-то как быстро прискакал, якобы нам на помощь! Скорее, просто сидел где-то поблизости в засаде, чтобы потом подъехать и убедиться, что нас – сохрани Святая Троица! – убили!..
Вот точно вам говорю – его это работа, и его наёмники! А как подъехал, да как увидал, что его мерзавцы-то почти все убиты, так и решил переметнуться – чтобы, значит, втереться к нам в доверие! Он очень умный и расчётливый – уж поверьте старой няне!..
Катарина слушала не перебивая. Кое о чём она была схожего мнения, но кое-что у няни всё же не стыковывалось, о чём она и сказала ей:
– Нет, я думаю, дело не в этом. Да, он умён. Если бы он нанял этих бедолаг, чтобы просто убить нас, они спокойно стреляли бы из засады. А они явно хотели захватить нас живьём.