Двинувшись к женщине вдоль стены со стороны двери, она вынудила ту остановиться. Её поразило то, что даже сейчас та не крестилась, не молилась, и не делала ничего лишнего – только старалась изо всех сил спасти свою драгоценную шкуру, перехватывая поудобней раскалённый прут, и прикидывая, как бы получше воткнуть его заостренный, сверкающий малиновым светом конец, в противника.
Сильная соперница. И мыслит рационально. Совсем как она сама.
Пораскачивавшись для того, чтоб найти хороший упор и оскалив полную пасть шикарных зубов, Катарина всё же заметила признаки страха: женщина стала остро пахнуть потом и мочой!
Порядок, можно атаковать: враг напуган, хоть и не растерян…
Прыжок с четырёх метров удался. Одной лапой она отбила руку с прутом, вскинутую к её морде, другой же въехала в лицо зарычавшей противнице, и располосовала его от уха до рта, прорезав щеку насквозь. Сила удара опрокинула женщину, и пока Катарина смогла перевернуть ту на живот, её-таки обожгло – через толстую шерсть и шкуру в живот ткнули калёным железом. Ах, ты так со мной, мерзкая тварь!..
Убедившись, что прут выпал из почти откушенной ею руки, и противник обездвижен, Катарина превратилась в себя, и точно рассчитанным ударом костяшками пальцев за ухо, отключила злобно извивавшуюся и вывшую противницу.
Теперь она встала на ноги и взглянула на кровать. Старик вполне жив, но жутко напуган – он бубнил, судя по полузадушенным звукам, молитву, пялясь на неё во все глаза.
Однако развязывать его рано – нужно вначале кое-что докончить.
Она поискала и нашла несколько верёвок – видать, программа пыток предусматривалась обширной: некоторые были с узлами, другие с гвоздями. Оставив трактирщицу лежать лицом вниз, она связала ей руки за спиной, одну ногу привязала к кровати, другую – к ножке стола, чтобы раздвинуть их пошире. Жалости она к этой садистке не испытывала, противно только применять к ней её же методы. Впрочем, как аукнется… Так и воздастся.
Она открыла щеколду, вышла в большой обеденный зал, а затем и в кухню. Поискала.
Принесла в комнатку кувшин с водой.
Полила на голову распластанной женщине. Та затрясла головой, стала ругаться по-немецки. Значит, очухалась. Подобрав с пола остывший прут, Катарина сунула его в жаровню, а сама взяла новый, не такой толстый, но ярко-красный. Подойдя, она задрала юбки извращенке на спину.
Сев верхом на пояс трактирщице, Катарина легонько прикоснулась кончиком прута к её ляжке, ближе к колену. Поток ругательств усилился, жертва под ней забилась, пытаясь освободиться. Стараясь говорить без акцента, Катарина спросила:
– Сколько человек вы убили?
Прослушав ещё много немецких непереводимых выражений (наверное, ни один другой язык для проклятий и ругательств так не подходит!), Катарина решила не ждать: хотя время не поджимало, но прут остывал. Пододвинув его ближе к внутренней стороне ляжки, она спокойно повела им в сторону ягодиц. Несколько сантиметров не дойдя до логической цели, она остановилась, и повторила вопрос.
Трактирщица, забившаяся в истерике и напуганная её решительными действиями, сорвавшимся на писк голосом закричала:
–Девятнадцать! Девятнадцать – без этого!..
– Где спрятано золото?
Чтобы добиться ответа, пришлось подвинуть прут немного выше…
– В погребе! Во втором погребе – под сараем!..
– И где именно в погребе?
– За бочками! За бочками с вином!.. Там прорыт ход – всё сложено там!
Мысленно вздохнув, она отложила прут.
Крепко схватила за густую копну седых волос, и, уперевшись коленом в основание шеи, резко дёрнула, повернув. Смерть от перелома позвонков наступает мгновенно – жертва только раз дёрнулась под ней.
Встав, она забросила шипевший на досках пола прут обратно в жаровню.
Закутавшись в свои волосы, подошла к замолчавшему старику – смотреть на себя она запретить не могла, поэтому просто закрывала лицо и грудь волосами.
Вынула привязанный тряпкой кляп из беззубого рта. Затем тихо спросила:
– Ты всё слышал? – при ближайшем рассмотрении это оказался всё же незнакомец.
– Да, всё. – для пережившего пытки и только что видевшего колдовство, он держался совсем… Неплохо. Или просто решил, что всё это ему снится… Неважно.
– Ну так слушай дальше. Внимательно. От этого зависит твоя… Судьба. Жизнь.
Тебя спас от смерти молодой парень. Сам придумай его приметы. Парень перерезал горло трактирщику, и пытал женщину… Хотел узнать, где они с мужем прячут награбленное. На тебя внимания не обратил. Убив женщину, просто ушёл. Через этот люк. Как и пришёл… Меня ты никогда не видел. Никогда. Ты видел только парня…
Ты всё понял? – свет её гипнотических глаз мог убедить и не таких свидетелей.
Добившись кивка в ответ, она присела за широкой спинкой кровати, и снова стала сильной и красивой. Только теперь её здорово нервировал запах палёной шерсти. Её шерсти. Правда, боли она уже не испытывала. Возможно, она инстинктивно пожелала, и… Уже почти всё зажило!
Затем она, вспрыгнув без труда на стол, влетела и в темноту люка, быстро исчезнув из глаз всё ещё привязанного старика. Спрыгнув наземь, она галопом направилась в город.
Где находятся казармы, они узнали ещё накануне.
Уже перед ними она решила, что вид сенбернара будет уместней.
Так она и предстала перед дежурившими рядовыми. Глухо и солидно гавкая, она крутилась между ними и дорогой, по которой предлагала пойти за собой – то убегая на несколько шагов, то возвращаясь. И приветливо махала при этом хвостом.
Это последнее давалось труднее всего.
Всё равно её труды пропадали даром, пока один из караульных не разбудил дежурного офицера. Тот, спросонья хоть и обругал "придурка", однако быстро понял, чего от него хочет необычная собака, и отдал краткую команду. За ней пошли человек семь в полном вооружении, и во главе с ефрейтором.
Доведя их до окна, и даже став на задние лапы, она поскулила, и ещё помахала хвостом. Затем в окно заглянул и ефрейтор. Произнеся "Матерь Божья!", и ещё другие слова, он приказал ломать дверь.
После этого Катарина очень технично скрылась в ночи, предоставив бравым воинам самим разобраться с двумя трупами и золотом в погребах. За первым же сараем она превратилась снова в кошку – быть псом ей не понравилось. Словно в сказке: на неё уже напрыгали блохи, и чесать задней лапой за ухом оказалось выше её возможностей.
Зато запахи так стали словно сильней – похоже, не зря люди используют для поисков чего-либо всё-таки именно собачек…
До гостиницы она добралась галопом. Внимательно оглядевшись, вскочила на сарай, а с его крыши – на крышу дома у их окна. В себя она превратилась на этой же крыше. Потом аккуратно замоталась в плащ, и, осмотревшись вновь севшим человеческим зрением, осторожно влезла в окно. Всё, вроде, спокойно.
Она положила плащ на место и влезла в рубашку. Шрам всё ещё побаливал, когда она зацепила его материей. Лёжа на спине, Катарина, произнося мысленно волшебную фразу, попробовала представить на его месте здоровую кожу, как бы вылезающую изнутри – словно выворачиваемая перчатка… Прекрасно. Вроде, получилось.
Ладно, завтра на свету проверим: не осталось ли шрама. А сейчас – спать.
33
Утром шрамов не оказалось – только еле заметная светлая полоса на животе. Просто потрясающе. Вот уж спасибо, так спасибо!
Выспалась она тоже неплохо. Думать о том, что привело её ко вчерашнему приключению, не хотелось. Противно вспоминать, как ей пришлось поступить вчера с трактирщицей-душегубкой, и несчастным стариком, чтобы обеспечить себе алиби.
И ещё она опасалась за рассудок последнего: если он не придержит язык, трибунал Святой Инквизиции точно развяжет ему рот… В любом случае им нужно убираться отсюда поскорей.
Пока Мария ходила вниз заказывать завтрак, и ждала их там, Пьер, довольно долго переминавшийся и странно поглядывавший на неё, вздыхал.
– Ладно, спрашивай, – буркнула она, поняв, что он точно что-то слышал, или видел.
– Ваша милость, покорнейше простите… Сказать вам хотел… Только одно – не ходите вы, пожалуйста, ночью – одна. Да ещё без одежды. Люди здесь чужие. Могут что-нибудь не то подумать…
Она невольно фыркнула: можно подумать, если бы она выкинула такое в родной Франции – они бы поняли её правильно и подумали – то!..
Почесав затылок, она рассмеялась:
– Ладно. Спасибо за добрый совет. Пожалуйста: не говори няне. Я больше не буду!
Теперь настала очередь Пьера фыркнуть, почесать затылок и усмехнуться:
– Да, как же! Вы и в три года такое обещали – толку-то!..
Они двинулись в путь, сразу как позавтракали – благо, собрались на всякий случай накануне. Слухов о ночном происшествии ей удалось избежать: ни няня, ни Пьер ничего не узнали. Ну правильно: пока ведётся следствие, представители Закона вовсе не заинтересованы, чтобы по Добропорядочному и Солидному Городу ползли порочащие слухи…
Дальше двигались без приключений – Катарина вела себя прилично, больше ничего не проверяла, и новых тел не осваивала.
Всего поездка по Швейцарии заняла у них недели две с небольшим. Запомнилась она в основном прекрасной суровой природой и мерзкой – пасмурной и ветреной – погодой.
На перевалах не спасали даже тёплые плащи, хотя лето формально ещё не кончилось. Горы в белых снежно-ледниковых шапках гордо стояли в своём первозданном величии, равнодушные к копошащимся внизу людишкам – какая им разница, копошатся они в четырнадцатом веке, или в двадцать первом, или…