- Нет. Хочу спросить, как, по-твоему, - я не простужусь, если буду лежать на полу?
Обвинитель вылетел из застенка, словно пробка из бочки.
- Ядовитая баба! - сказал ему Шпигел.
Герцог Мироваль горячил своего Снежка - ему не терпелось поскорее попасть в город. Но чалая кобылка пристава еще не успела оправиться после безумной скачки - Гаттерн гнал ее окружным путем, чтобы попасть в заброшенную таверну раньше Конана. Ему удалось опередить лошадь варвара, несшую двойной груз, всего на несколько терций. Теперь пристав то и дело отставал, и герцог вынужден был натягивать поводья, отчего его благородный скакун обиженно фыркал и приплясывал на месте, поднимая тучи грязных брызг.
- К чему такая спешка? - улыбнулся Гаттерн. - Пусти своего жеребца шагом. Или тебе неприятно то, что простолюдин поедет с тобой стремя в стремя? Я обещаю выдерживать дистанцию.
- В случае военного положения некоторые условности этикета отменяются, - сдержанно ответил Мироваль. - Дело не во мне. Снежок почуял битву и рвется вперед.
- Он будет разочарован. Мы не станем осаждать тюрьму, - покачал головой стражник. - Это, во-первых, противозаконно, во-вторых - верный способ схлопотать стрелу. К тому же, твоя светлость без доспехов.
- Уж не заставишь ли ты меня взять заступ и рыть подкоп? - с наигранным подозрением осведомился Мироваль,
- Один скандально известный ювелир, - вместо ответа поведал пристав, - был схвачен и уличен в убийстве своего заказчика. Тот тянул с оплатой, и золотых дел мастер сгоряча взялся за кинжал. Его посадили в тюрьму, где в виде особой милости позволили развлекаться в ожидании казни изобретательством всяких механических безделок. А ювелир, не будь дурак, изладил из реек, шпагата и кхитайской бумаги дракона и, перелетев на нем через тюремную стену, был таков. Морали в этой истории искать не надо, рассказал ее только для развлечения.
Мироваль пожал плечами, коротко фыркнул и покачал головой.
Компаньоны добрались до городской заставы глубоким вечером. Стражник, узнавший Гаттерна, пропустил их без всяких вопросов.
- Что теперь? - вопросил Мироваль.
- Теперь ты под чужим именем снимешь комнату на ночь в какой-нибудь таверне, а я отправлюсь на разведку. Нужно узнать маршрут, по которому Зонару повезут на казнь. Где ты остановишься?
- Мне понравилось в "Ключе и мече".
- Но ведь там ты уже известен под настоящим именем!
Герцог зевнул в манжету.
- Пара золотых иногда освежает память, а иногда - погружает ее во мрак, - сказал он.
Так и случилось. Хозяин скрыл свое изумление и очень ловко избавился от остальных постояльцев, как и в прошлый раз. Этот опытный плут, похожий лицом на сдобный пирог с мясом, смекнул, конечно, что дело тут нечисто, но также понял, что он лично ничем не рискует. Он так хорошо сервировал ужин, подал к столу такое отменное вино и вообще хлопотал столь усердно, что Мироваль подарил ему третий золотой.
Ужиная в одиночестве, герцог про себя удивлялся. Совсем еще недавно его волновали только собственные чувства и любимая женщина. Все остальное либо досадливо мешало, либо представлялось отдаленным и не имеющим никакого значения. И вот теперь он, родовитый и титулованный, собирается спасать воровку, подругу варвара.
Про себя герцог то и дело усмехался. Все это, чума разбери, конечно, нелепо, в духе дурацких баллад, но Мироваль доведет дело до конца, только потому, что Ремина посмотрела на него с любовью и надеждой. Женщине, даже очень умной, трудно расстаться со своими предубеждениями. Ей очень важно, чтобы ее возлюбленный был отважным, сильным и непременно кого-нибудь победил. "Быть посему!" - окончательно решил Мироваль и вонзил в кусок телятины двузубую вилку.
Пристав явился, когда герцог, не спеша, пил крепленое вино, глядя на угли в очаге.
- Я узнал все, что нам необходимо, - объявил он. - Завтра, как только прозвонят вечернюю стражу, преступницу повезут по городу на площадь Примирения. Возок, в том числе, проедет и по улице Зеленщиков, а это - мой участок. Я устрою так, что поперек улицы встанет длинная телега, груженная бочками. Она уже вторую неделю стоит на задах масляной лавки в Ворванном переулке, это рядом. Еще я устрою так, что патруль опоздает, когда выйдет потасовка. Охранять осужденную будут трое - ты справишься с тремя?
- Это же простая солдатня! Я справлюсь с десятком, - ответил герцог.
- Рад это слышать, поскольку помочь не смогу. Я не должен поднимать оружия на своих, - сказал Гаттерн.
- А тебя не печалит, что трое стражников погибнут?
- Если трое солдат будут побеждены одним рыцарем, причем - бездоспешным, то туда им и дорога.
- А если они убьют меня? - спросил Мироваль, блаженно потягиваясь у огня.
- Пущу в ход другой план, - отвечал пристав как ни в чем не бывало.
- В чем он заключается, позволь полюбопытствовать?
- Какая разница? Ты ведь будешь уже мертв.
Услышав такой ответ, герцог не смог сдержать улыбки.
- Просто, доходчиво и с достоинством, - сказал он. - Мне это нравится, клянусь своей шпорой! А потом?
- Если твоя светлость устранит охрану, я обеспечу безопасную улицу, по которой вы с Зонарой уйдете из города.
- Лучшего нельзя и желать, - произнес Мироваль. - А теперь я пойду спать.
Для него было в новинку нападать на вооруженных стражников в центре чужого города, но он совершенно не волновался и заснул спокойным сном человека, у которого прекрасный аппетит и чистая совесть.
Утром оруженосец Гизмунд, оставленный при Ремине, поднялся, вылил себе на голову ковш холодной воды, вытер лицо краем туники, молодецки крякнул и выскочил на двор.
Ему не раз приходилось ночевать в походных условиях, иногда - совершенно неудобных, но утренний его моцион оставался неизменным.
Накормив и напоив своего холеного мула, Гизмунд обтер его бока особой фланелевой тряпочкой, проверил состояние подков, не удержался и поцеловал животное в теплый бархатистый нос. Потом он подбросил охапку сена лошади Конана, но приблизиться к ней побоялся - та косила глазом, мотала головой, словом, являла нрав тяжелый и подозрительный.
Ремина дремала вполглаза, а Конан, разметав руки и ноги, смачно храпел. Он занимал собой половину трактирной залы.
Гизмунд развел оживленную деятельность: принес Ремине воды для умывания, растопил очаг и даже подмел пол метлой, изготовленной тут же из веток ракиты, росшей неподалеку.
- Славненько, - молвил он. - Пора озаботиться завтраком. Припасы мы подъели… Придется мне сходить в селение и купить у крестьян хлеба и молока.
Сам он тоже был природный мужлан, но так давно ходил в оруженосцах, что не удивился бы, если бы его произвели в рыцари.
- С тобой тут ничего не случится, пока меня нет? - спросил он у Ремины.
- Со мной останется варвар, - отвечала она. - Он такой большой, что даже спящий испугает кого угодно.
- А то - сходила бы со мной, - предложил оруженосец. - Это недалеко. Чего сидеть тут, с этой колодой? Эвон, храпит-то как. И это - лежа на брюхе. А если б упал на спину, как бы храпел? Из чего, и главное - как делают таких людей?
- Так же, как и всех остальных, - сказала Ремина, слегка покраснев. - Пожалуй, ты прав. Пойду с тобой - слушать его храп я устала. К тому же я так давно не гуляла. У Дорсети меня все время держали взаперти. Только надо будет поскорее вернуться - нехорошо бросать его надолго.
Босая, в дорогом мужском платье, она представляла собой странное зрелище, но это нимало ее не заботило. Она шла следом за Гизмундом по весенней грязи и вдыхала прохладный, сладковатый воздух, какой возможен только вне городских стен.
Невдалеке, как и сказал Гизмунд, находилось небольшое селение с крошечным виноградником, выпасом и огородами. В это время зимы лоза укрыта соломой - отдыхает, наливается соком в ожидании щедрого аквилонского солнца, а на огороде земля только-только распахана. Вилланы-собственники и наемные батраки, не спеша, готовятся к дням, полным тепла и труда.
Во дворе беленого аккуратного домика, на лавочке грелся старик. У ног его, обутых в деревянные башмаки, возились два чумазых ребятенка и с десяток таких же чумазых поросят. И те, и другие пихались и визжали. Старик, поглядывая на них, хихикал и слегка поддавал кому-нибудь из них башмаком под зад. Он был глуховат, и Гизмунду пришлось кричать ему прямо в мохнатое коричневое ухо.
На крик выскочила из дома хозяйская жена, вытирая руки о фартук. Гизмунд сторговал у нее большой кувшин молока, два каравая и крупный кусок сала.
- К вечеру колбасы будут, - сообщила она. - Муж делает.
- Колбаса - это хорошо! - обрадовался оруженосец. - А нельзя ли вечерком прислать пару-тройку колбас? Я заплачу теперь же.
- Куда послать? Я старшему велю, он принесет.
- Мы в таверне, что у дороги. Туда, стало быть, - ответил Гизмунд.
Хозяйка всплеснула руками и убежала в дом. Оруженосец запрыгнул на крыльцо и два раза стукнул кулаком в дверь.
- Женщина, в чем дело? - прокричал он. - Я же сказал, что заплачу.
За дверью подумали немного и задвинули засов.
- Глупая тетка! Я же тебя не съем!
- Меня, может, и не съешь, а сыночка моего бедного сожрешь, упырь проклятый, - послышался голос мужланки.
- Какого сыночка?
- Который в таверну колбасу понесет. О-о! - заплакала она и тут же, храбрясь, завизжала: - Убирайтесь оба, а то у меня здесь омела, целый пучок. Вот я вас омелой!
- Какая омела? - Оруженосец растерялся. - Она не в себе, это точно.
- Ты ее испугал, - сказала Ремина. - Пойдем отсюда.
- Она подумала, что вы - упыри! - заорал глухой старик. - Почто вы в таверне-то встали? Нешто можно?