Он поднялся и украдкой огляделся, делая вид, будто разминает затекшие плечи и шею. В читальном зале – одном из тринадцати залов громаднейшей библиотеки Ниэмарского университета, самой большой библиотеки Десяти тысяч островов – по-прежнему было тихо, и даже со стороны коридора не доносилось ни звука; в какой-то момент он краем глаза заметил, как что-то шевельнулось на галерее, опоясывавшей зал на уровне второго этажа, и насторожился, но потом с облегчением понял – померещилось. Вероятно, он проснулся в тот момент, когда часы у входа в Библиотеку пробили полночь и из глубин искусственного моря выбрался первый механический Пожиратель, которому на протяжении часа предстояло тихонько подбираться к одному из шести безымянных Городов, чтобы у его стен сразиться с фрегатом-защитником и убраться восвояси, поджав израненные щупальца. Скоро какой-нибудь из ночных сторожей заглянет в читальный зал и выпроводит припозднившегося студента вон. Глинн понятия не имел, сколько времени на самом деле осталось в его распоряжении, но опасная идея, родившаяся в его голове, была слишком притягательна, чтобы просто так от нее отказаться. Чем он теперь рисковал? Исключить дважды его не сумеет даже Эллекен.
Подкрутив ручку краффтеровской лампы так, чтобы холодный белый огонек в ее хрустальном сердечнике почти погас, Глинн сунул руку в карман и нащупал вещь, которую предпочитал каждый день носить с собой, не желая, чтобы ее обнаружил в его вещах какой-нибудь не в меру любопытный сосед. Случись такое, из "пиратского сына" он превратится в "вора и пирата". Это было бы вдвойне несправедливо: предки Глинна Тамро вовсе не были первопоселенцами, они перебрались в Лейстес из разрушенного до основания Мариона, выбрав город, более-менее сохранившийся после нашествия пожирателей, – а сохранился он, стоило бы заметить, благодаря самоотверженной храбрости тех самых пиратов, над которыми так любил потешаться достопочтенный профессор Эллекен, – и, самое главное, эту штуковину Глинн получил уже в Ниэмаре. Она принадлежала его другу.
"Что же ты медлишь? – сказал бы этот друг. – Вперед, пиратский сын! Покажи покрытым пылью и плесенью сухопутным шебаршилам, на что ты способен!"
Не давая себе времени на раздумья, Глинн вышел из читального зала и оказался в широком коридоре, освещенном зеленоватыми краффтеровскими лампами, размещенными под самым потолком. Где-то далеко раздавалось ритмичное постукивание – Глинн насторожился, а потом перевел дух, сообразив, что это всего лишь ночной дождь барабанит в окно. Его цель располагалась близко, почти что в двух шагах: неприметная дверь на замке, с которым нетрудно справиться при помощи лежавшего у него в кармане складного ножа с узким лезвием и множеством секретов – ножа, который неспроста называли воровским.
Он время от времени навещал это странное место по ночам, каждый раз рискуя быть пойманным и изгнанным из Университета с позором, и все никак не мог понять, отчего столь ценные вещи держали именно здесь. В маленькой неохраняемой комнате, заставленной стеллажами, между которыми мог протиснуться лишь худощавый человек вроде самого Глинна, хранились не книги, а журналы, дневники, письма и прочие документы тех лет, когда Союзный договор готовился, подписывался первыми семью участниками и распространялся, вовлекая кланы в игру, затеянную хитроумными воронами из клана Корвисс. Глинну хотелось верить, что именно здесь он узнал такие подробности о договоре, о каких никогда не говорили в лекционных залах, – прочитал в какой-нибудь старой тетради, а потом забыл, – хотя существовало еще одно объяснение, о котором он предпочитал не думать. Впрочем, сейчас уже не имело значения, каким образом сведения просочились в его память. Если бы Эльга-Заступница подарила ему хотя бы неделю, чтобы во всем как следует разобраться, он бы смог выбраться из западни, он бы что-то нашел…
Но недели у него не было. И даже дня не было.
Полчаса и слепая удача – вот и все, на что он мог рассчитывать.
В хранилище царили зловещие сумерки – его освещала только одна вечная лампочка кроваво-красного цвета, – и если бы Глинну действительно выпала возможность провести здесь столько времени, сколько хотелось, он бы точно испортил зрение. Содержимое стеллажей не было рассортировано ни по годам, ни по авторам, однако в прошлый раз он случайно обнаружил дневники Айлантри-младшего из рода Корвисс – того самого Айлантри, последнего секретаря Рейнена Корвисса, Духа Закона. Дневники занимали целую полку, и наверняка хоть в одном из них должен был упоминаться Союзный договор, будь он проклят на суше, на море и в облаках.
~ Что же ты медлишь, пиратский сын?~
Он зажмурился и крепко сжал кулаки, пытаясь унять внезапную дрожь. Внутри него проснулся ребенок – мальчишка, единственный раз в жизни осмелившийся пойти против воли грозного отца. "Тебя не примут в Ниэмаре, – сказал три года назад Джельен Тамро своему младшему сыну. – Ты не такой, как они. Не думай, будто дело лишь в том, что Ниэмар мнит себя преемником Облачного города; просто есть пиратский Лейстес – и все остальные города. Наша семья поселилась здесь позже многих других, и у нас совсем иная история, но тебе все равно припишут чужие подвиги". Теперь-то Глинн понимал: отец позволил ему уехать, заранее зная, что все закончится разбитыми мечтами, испорченной репутацией, позорным возвращением домой. И как же глупо думать, будто в самый последний момент он обнаружит в этом скопище древних бумаг что-то полезное!
Он ринулся к шкафу с дневниками Айлантри и, на некоторое время позабыв об осторожности, принялся шумно и торопливо листать один ветхий журнал за другим. На пол сыпались отделившиеся от переплета листы и какие-то бумаги, вложенные между страниц; Глинн ничего не видел. Его взгляд скользил по строчкам – почерк у ворона был витиеватый, но читался легко, – а его разум лихорадочно сортировал новые сведения по невидимым полкам. Надежда что-то найти таяла с каждой секундой, и он как будто видел краем глаза пожирателя, воздевшего щупальца над крепостными стенами…
Что-то стукнуло и разбилось с громким звоном, а потом раздались торопливые шаги и приглушенные ругательства – приближался ночной сторож. Глинн затаил дыхание и зажмурился, а когда все звуки стихли, открыл глаза и осознал, что впервые учинил в хранилище заметный беспорядок. Первым его побуждением было прибраться, но потом он понял, что это лишь пустая трата времени.
Лист бумаги, сложенный вчетверо, лежал чуть в стороне от общей кучи. Глинн, повинуясь еще одному внезапному порыву, поднял его и сунул в карман. Мелкая кража, безобидная пакость – раз уж смотрители не позаботились о более достойном хранилище для документов, пусть пожинают плоды. А он уедет домой, увозя с собой частичку прошлого – документ, написанный рукой самого Айлантри-младшего или кого-то из тех, с кем знаменитый ворон был знаком.
В тумане показался берег, и вскоре нашим глазам открылось зрелище, подобного которому не доводилось видеть ни мне, ни кому-либо еще из команды "Гончей", ни даже самому капитану. Все мы год назад побывали в Гнезде Феникса и с трепетом наблюдали за ползущими по склонам Громовой горы реками живого огня, но теперь все было совсем по-другому: сквозь нагромождение гранитных утесов пробивались сверкающие реки льда и тянулись до самой воды. Мы любовались их великолепием битый час и лишь потом продолжили путь.
Дальнейшее путешествие обошлось без приключений – по крайней мере не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказывать тебе, моя дорогая Рильма, – и вот теперь мы в городе под названием Альтимей, отдыхаем после долгого пути, будучи в шаге от цели. "Гончая" в доке (я уже два года прожил внутри нее, но по-прежнему удивляюсь тому, насколько она, как и все прочие рыбокорабли, живая), команда разбрелась по местам, о которых мне ничего не известно, а сам я сижу в гостиничном номере и пишу это письмо. Гостиница называется "Золотая раковина", в Альтимее она считается самой приличной. Надо признаться, город этот выглядит странно: он не похож ни на шумный Ламар, ни на зловещий Росмер, ни на помпезный Ниэмар; он сам по себе. В считаных милях от него находятся руины так называемого Старого Альтимея, около тысячи лет назад разрушенного землетрясением – да-да, тем же самым землетрясением, что опустошило Жемчужную гавань, в которую мы так стремимся попасть! Только вот здесь оно принесло куда более существенный ущерб самому городу: каменистый берег, на котором стоял Старый Альтимей, пополз к морю, и от всех городских построек тех времен уцелел один лишь маяк – впрочем, местные жители почему-то перестали пользоваться им еще до Великого перемирия и даже сейчас избегают о нем говорить. После катастрофы люди покинули остров и вернулись не сразу, но все-таки построенный ими Новый Альтимей выглядит не новым, а таким, будто видел пришествие Основателей. Здесь все улицы неправильные – каждая делает, по меньшей мере, пять крутых поворотов, не считая остальных, плавных и незаметных, – а дома временами наползают друг на друга, так что ступени, ведущие к порогу одного жилища, располагаются на крыше другого. Повсюду растут грании; сейчас весна, и их кроны полыхают от несметного множества ярко-красных цветов с одуряющим ароматом. Одно такое дерево стучит веткой в окно, и мне все время кажется, что это ты стучишь, зовешь меня. Я так скучаю, Рильма, я так скучаю! Но все будет хорошо, вот увидишь: мы вернемся из Жемчужной гавани богатыми и знаменитыми людьми, и я найму фрегат, чтобы мы с тобой на нем объездили весь свет и увидели все чудеса, какие только…