Я снова погрузилась в сон, беспокойный и наполненный тревожными видениями. Но мне всё ещё не приходило в голову, что есть нечто странное в том, как несколько десятков самолётов несутся в ночи на малой высоте, без огней. Я вообще не сразу сообразила, что сигнальных огней на них не было.
Утром, во время завтрака, Робин сказала:
- А кто-нибудь ещё слышал те самолёты ночью?
- Да, - ответила я. - Я как раз вставала. Мне нужно было в туалет.
- Они всё гудели и гудели, - заявила Робин. - Их как будто было несколько сотен.
- Их было шесть групп, - сказала я. - Шли очень близко друг к другу и уж очень низко. Но я думала, вы всё это проспали. Только Фай что-то сказала тогда на этот счёт.
Робин уставилась на меня:
- Шесть групп? Да их были десятки и десятки, они всю ночь летели! А Фай спала. Я думала, ты тоже спишь. Мы с Ли их считали, но все остальные храпели себе, и всё.
- Боже... - пробормотала я, начиная понимать. - Наверное, я видела другой отряд...
- Я ничего не слышал, - сообщил Кевин, срывая обёртку со второго батончика "Марса".
Он утверждал, что всегда съедает на завтрак две шоколадки "Марс", и пока что так и делал.
- Наверное, это начало Третьей мировой войны, - сказал Ли. - Наверное, в нашу страну кто-то вторгся, а мы и не знаем ничего.
- Да, - откликнулась Корри из спального мешка. - Мы же тут от всего отрезаны. В мире вокруг может произойти что угодно, а мы и не узнаем ничего.
- Ну, думаю, это и хорошо, - предположил Кевин.
- Представьте, что, пока мы ушли на несколько дней, началась ядерная война и ничего нигде не осталось, а мы теперь единственные выжившие, - заговорила Корри. - Кто-нибудь, бросьте мне батончик мюсли.
- Яблоко, клубника, абрикос? - спросил Кевин.
- Яблоко.
- Если бы началась ядерная война, мы бы не выжили, - сказала Фай. - Вся эта гадость уже сползла бы на нас. Как лёгкий дождь с небес. А мы бы и не заметили ничего.
- Помнишь ту книгу, что мы читали в прошлом году на уроках английского? - спросил Кевин. - Как-то она... на "Кс", что ли, начинается...
- На "3". "Захария".
- Точно, она! Хорошая вещь. Единственная приличная книга, что мы там читали.
- Нет, а если серьёзно, - сказала Робин, - как вы думаете, зачем летали эти самолёты?
- Возвращались с парада в День поминовения, - повторила Фай свою ночную версию. - Вы же знаете, там всегда что-нибудь такое бывает.
- Если бы кто-нибудь задумал вторжение, лучше дня не выбрать, - сказал Ли. - Все веселятся и празднуют. И армия, и военный флот, и воздушные силы устраивают парады в городах, всякие представления. А кто охраняет страну?
- А я бы это сделал на Рождество, - возразил Кевин. - В середине дня, когда все спят.
Наверное, это была самая обычная болтовня, но почему-то она заставила меня занервничать. Я встала и ушла к ручью, где обнаружила Гомера. Он сидел на выступе берега и плоским камешком перебирал гальку.
- Что это ты делаешь? - спросила я.
- Ищу золото.
- А ты что-нибудь об этом деле знаешь?
- Нет.
- Нашёл что-то?
- Ага, целую кучу. И складываю всё за деревьями, чтобы никто не увидел.
- Весьма эгоистично.
- Ну, я такой и есть. Ты же меня знаешь.
В одном Гомер был прав: я действительно хорошо его знала. Он мне как брат. Будучи соседями, мы выросли вместе. И хотя у него имелось множество дурных привычек, эгоистом он никогда не был.
- Эй, Эл! - заговорил Гомер, когда я уже несколько минут сидела рядом с ним и наблюдала за его раскопками.
- Да?
- Что ты думаешь о Фай?
Я чуть не свалилась в ручей. Когда вам задают такой вопрос, да ещё таким тоном, это может означать лишь одно. Но услышать подобное от Гомера! Он ведь восхищался только женщинами на картинках в журналах! А к настоящим девушкам относился как к пустому месту.
Да ещё и Фай, не кто-нибудь!
Но всё же мне хотелось ответить на его вопрос, не обидев его.
- Мне нравится Фай. Она иногда кажется... такой безупречной.
- Да, знаешь, ты, наверное, права...
Гомер явно смутился, сделав такое признание, и ещё несколько минут перебирал камни в поисках золота.
- Наверное, она думает, что я изрядное трепло? - произнёс он наконец.
- Я не знаю. Представления не имею, Гомер. Но не думаю, что ты ей противен. Вы вчера вечером болтали, как парочка старых попугаев.
- Ну да... - Гомер откашлялся. - Я как раз тогда в первый раз... я как-то понял... Ну, впервые по-настоящему её заметил. С тех пор, как был маленьким. Я всегда думал, что она просто самодовольная воображала. Но она не такая. Она действительно хорошая.
- Это я и сама могла бы тебе сказать.
- Да, но, понимаешь, она живёт в большом доме и разговаривает, как миссис Гамильтон, а я и мои родные... я хочу сказать, мы для таких людей, как она, просто греки-крестьяне...
- Фай не такая. Ты должен дать ей шанс.
- Не сомневайся, я ей дам шанс. Проблема в том, что я не знаю, даст ли она шанс мне.
Гомер задумчиво уставился на гальку и, вздохнув, поднялся на ноги. И вдруг его лицо изменилось. Гомер покраснел и принялся вертеть головой, как будто его башке стало неудобно на шее, которая столько лет скрепляла её с туловищем. Я огляделась, пытаясь понять, что его так взбудоражило.
Это оказалась Фай - она шла к ручью, чтобы почистить свои безупречные зубы. Невозможно было удержаться от улыбки. Я уже видела людей, которых внезапно поразила любовь, но никогда не думала, что такое может произойти с Гомером. А уж то, что его предметом стала Фай, и вовсе ошеломило меня. Я совершенно не представляла, что она могла об этом подумать и как отреагировать. Мне пришло в голову лишь одно: Фай, наверное, сочла бы всё это отличной шуткой, вежливо и быстро послала бы Гомера куда подальше, а потом вместе со мной от души посмеялась надо всем. Нет, она бы стала смеяться не от грубости - просто никто не мог слишком серьёзно отнестись к Гомеру. Он заставлял людей думать, что у него вообще нет чувств, и часто повторял: "У меня сердце из радия, ему нужно пять тысяч лет до полного распада. Что, я женоненавистник? И это всё, что вы можете придумать? Ну, есть варианты и поинтереснее".
Девчонки злились всё сильнее и сильнее, а Гомер смеялся и продолжал их дразнить. Все прекрасно понимали, что он делает, но удержаться не могли.
В общем, через какое-то время мы начали ему верить, когда Гомер говорил, что он слишком крут, чтобы обладать чувствами. И казалось забавным, что именно Фай, наиболее хрупкая из всех девушек нашего возраста, как будто заставила его раскрыться, если это действительно было так.
Я немного прошлась в обратную сторону по тропе, к последней из Ступеней Сатаны. Солнце уже нагрело гигантскую гранитную стену, и я прислонилась к ней, полузакрыв глаза, думая о нашем походе, о тропе, о человеке, который её построил, и обо всём этом месте, называемом Ад. Почему люди называют провал Адом? Я не понимала. Да, все эти скалы и камни и вся эта растительность выглядели совершенно дикими. Но это же не означает ад. Дикие места зачаровывают, они труднодоступны и прекрасны. Никакое место не представляет собой ад, никакое место не может быть адом. Это люди так говорят, и причина здесь лишь одна. Люди имеют обыкновение вешать ярлыки на разные места, а потом уже никто не в состоянии видеть всё правильно. Каждый раз, когда они смотрят на такое место или думают о нём, первое, что они замечают, это большой ярлык, сообщающий: "Частная школа", или "Церковь", или "Мечеть", или "Синагога". И, увидев обозначение, больше этим местом не интересуются.
То же самое было и с Гомером, он как будто все эти годы носил на шее большой ярлык, а я, как последняя дурочка, продолжала его читать. Звери и те умнее. Они не умеют читать. Собаки, лошади, кошки - им наплевать на всякие ярлыки. Они пользуются собственными мозгами, у них есть своё суждение.
И название "Ад" не имело никакого отношения к этому месту, всё придумали люди. Может, люди как раз сами и есть ад.
5
Мы объедались и разленились, отдыхая на этой поляне. Каждый день кто-нибудь говорил: "Ладно, сегодня мы уж точно поднимемся наверх, это будет отличная прогулка", и все соглашались: "Да, согласен", "Да, мы уж слишком здесь задержались", "Да, хорошая идея".
Но почему-то никто не спешил эту идею осуществить. Обеденное время подползало незаметно, а потом как-то хотелось вздремнуть, кто-то немножко читал или бродил вдоль ручья, а потом вдруг день подходил к концу. Мы с Корри, наверное, были самыми энергичными. Мы предприняли несколько прогулок обратно к мосту, к разным скалам, чтобы поговорить наедине. Мы болтали о мальчиках и просто о друзьях, о школе и родителях, ну, обо всех обычных предметах. Мы решили, что когда окончим школу, то полгода будем зарабатывать деньги, а потом вместе отправимся за море. Мы искренне желали этого.
- Я хочу уехать на много-много лет, - мечтательно говорила Корри.
- Корри! Да ты затосковала по дому, когда мы были в школьном лагере для младших, летом, всего-то четыре дня!
- Это не было настоящей тоской по дому. Просто Ян и его дружки слишком меня доставали.
- Ой, они настоящие чудовища! Я их просто ненавидела.
- Помнишь, как они нас бомбардировали растопкой? Они просто сумасшедшие. Но всё-таки с тех пор они исправились.
- Нет, Ян всё такой же балбес.
- Ну, теперь я ничего не имею против него. Он нормальный.
Корри умела прощать гораздо быстрей, чем я. Была более терпимой.
- А родители отпустят тебя на другой континент? - спросила я.